5
Не открывать нельзя – он воспользуется ключом Благочестия и вскроет квартиру.
Долбанный ключ Благочестия!
По сравнению с ним разрыв-трава всего лишь грубая шпилька. Всего три замка нельзя открыть этим ключом. Три замка, на которые облизываются все ведьмы и колдуны магического мира, да и другие существа гадают – что скрывается в тех больших инквизиторских хранилищах. Все остальные замки бессильно открываются, словно щель старой проститутки при извлечении на свет пачки дензнаков.
– Иду, Павел Геннадьевич! Я немного поранилась, сейчас перевяжу ранку и открою вам! – подает голос Людмила, пока убирает артефакты на место.
Плеть Калиматры никак не хочет ложиться на полку. Она уже вкусила крови и жаждет продолжения, плетиво шевелится, как просыпающийся после зимовки уж. Эх, было же предупреждение в книге Альториса, было. А Людмила не побереглась…
Да что теперь себя корить? Надо думать, как исправлять ситуацию!
Отсчет идет на десятые доли секунд.
– Людочка, у меня не так много времени. Отчет нужно сдавать уже завтра, – в голосе Великого инквизитора скользят недовольные нотки.
Для скрытых камер Людмила всё также сидит, раздвинув ноги, перед монитором, где трое забавляются с девушкой.
Заклинание невидимости никогда не произносилось с такой скоростью. Колдовские чары скрывают сокровища ведьмы, но, даже невидимая, плеть продолжает шевелиться. Она будет шевелиться до тех пор, пока Людмила не произнесет заклинание усыпления. То-то и оно, что она не успела его выучить.
На балкон!
Точно, на балкон. Но тогда снимутся чары ложного образа. А плевать! Людмила надеется на волшебный «авось», если не пройдет, так ей есть за что умирать. С открытием балконной двери, сидящая возле монитора девушка пропадет и возникнет в другом месте. Остается надежда только на то, что на время посещения Великого инквизитора с квартиры снимут слежку, чтобы видеонаблюдение не просочилось в чей-либо компромат.
– Иду-иду, Павел Геннадьевич! – Людмила поет бархатным голоском.
Или думает, что поет, а на самом деле орет не слабее Иерихонской трубы. Балконная дверь не стала противиться и заедать.
– Милая, выручай хозяйку – полежи тихонечко, а потом мы с тобой ещё позабавимся, – шепчет Людмила Плети Калиматры.
Ведьминское оружие словно бы понимает женщину и обвисает бессильной ленточкой. Могущественный артефакт ложится на кафель между банками соленых огурцов и коробками с зимними сапогами. Эх, знали бы инквизиторы что у Людмилы находится в банках, под видом зеленых крепышей… Не миновать тогда костра на Красной площади.
В несколько движений сбрасываются трусики, и женщина подбегает к двери. Два поворота круглой ручки и проход в квартирку ведьмы открыт.
Великий инквизитор выглядит так, словно сошел с обложки журнала «Богатые и знаменитые». Волосок к волоску, костюм куплен не в магазине готового белья. Вот только губы недовольно кривятся. Понятно, он не привык ждать, а «мерзкая ведьма» заставляет терять драгоценные минуты жизни. Ведьма заслужила наказание…
– Людочка, очень долго. И к тому же – у тебя продолжает течь кровь, – указывает он на запястье. – Ты так и не смогла остановить кровь, или у тебя лейкемия?
Вот это прокол! Нужно срочно выкручиваться. Мозг работает не на десять процентов, а на все сто пятьдесят.
– Я думала, что у меня есть пластырь, но увы… Омыла, а кровь продолжает идти.
– Да? Протяни руку, – инквизитор входит в квартиру. – Не хватало, чтобы ты костюм запачкала.
Людмила выставляет руку, он проводит пальцами над ранкой, и возникает голубоватое сияние, которое заживляет и лечит. Святая магия, или магия молитв. Сейчас он произносит про себя молитву излечения, и она оказывает лечебный эффект. С помощью этой молитвы еретики особенно долго мучаются. Их режут и лечат, их кромсают и снова излечивают.
Когда на щеку Людмилы наносили раскаленное тавро с буквой «В», то никаких молитв не было. Людмила кричала, Людмила вырывалась… но что может сделать пятилетний ребенок против двух дюжих святош?
Память о боли так крепко въелась в память, что её не выбить никакими лекарствами и отварами. Когда инквизитор, вот как сейчас, смотрит на эту букву (в готическом стиле, с завитушками), то щека горит, будто её прислоняют к раскаленной конфорке электрической плиты.
– Как теперь, не больно? – он отпускает руку, на которой не осталось и следа от ранки. Даже шрамика не осталось.
– Нет, Павел Геннадьевич. Всё хорошо, спасибо, – Людмила опускает глаза.
Людмила должна изображать покорность. Людмила всего лишь ведьма. Но она не допускала ошибок в отчетах, так что инквизитор зашел специально, чтобы «сбросить напряжение». Сейчас он придумает какую-нибудь причину, чтобы зайти в спальню и там…
– Павел Геннадьевич, о какой ошибке вы говорили?
– Мы так и будем разговаривать на пороге, или позволишь пройти? – инквизитор протягивает треугольник для поцелуя.
Людмила чмокает холодный символ инквизиторской власти. Попробуй не поцелуй это изделие, которое по стоимости превышает её квартиру в несколько раз. Отказ сразу приравнивается к одному из тяжких грехов, и отступник карается на месте.
Буквально восьмой смертный грех – отказ от поцелуя святого треугольника. Мало того, этот треугольник является индикатором на инакомыслие и защитником инквизитора. Если заподозришь что-то плохое против владельца, то тебя отшвырнет на пару метров, да ещё и шарахнет так, будто лизнула оголенный провод под напряжением.
– Конечно же проходите, будете… чай?
Игру нужно поддерживать. Мужчины – охотники, им нравится ломать сопротивление и рассеивать недопонимание. Инквизитор как раз из охотников.
– Ого, какие фильмы смотришь, – инквизитор кивает на монитор, где три мускулистых парня уже насытились ведьмой.
– Одобрено святой комиссией. Наглядное пособие, – Людмила мысленно таскает себя за волосы.