2

ГЛАВА 2

Двумя неделями ранее

— Куда подевался отец? — Марат обошёл первый этаж, осмотрел всё вокруг придирчивым взглядом. Кабинет старшего Хаджиева был пуст уже давно. Там даже пыль накопилась, чего он не наблюдал раньше никогда.

— Передо мной вы не отчитываетесь, — пожала плечами Хаджар, глядя себе под ноги. — А я не лезу не в своё дело. Ты же знаешь, сынок. Отец уехал, велел в кабинет не ходить, даже убираться запретил. А младший либо наверху, как сейчас, — кивнула на второй этаж, — либо где-то пропадает. Потом возвращается уставший… Иногда злится, комнату её крушит. Потом сам всё на места складывает. Жалко мне мальчика… Второй раз такой ужас переживает.

Марат нахмурился, остановился у лестницы. Подниматься наверх не хотелось. Не потому, что не желал видеть Саида. Просто не мог видеть его в таком состоянии. Помнил себя после потери жены и сына. Он тогда вообще на человека мало был похож. И боль не уйдёт даже с годами. Даже когда появится другая семья, не менее любимая. Боль всё равно останется внутри, как вечный огонь, как напоминание, что нужно любить их ещё больше. Потом появятся паранойя и вечный страх потерять их. Ты превратишься в долбаного психа, помешанного на безопасности и слежке за ними. А потом немного успокоишься. Наверное. Но боль не уйдёт. Она навсегда останется внутри.

Саид сидел на кровати, сложив руки в замок и бездумно пялясь на свадебное платье, что до слепоты белым напоминанием выворачивало душу. Дурная это привычка – изводить себя.

— Что надо? — отозвался глухо и, взяв с тумбочки почти опустевшую бутылку с виски, приложился к горлышку.

— Пришёл увидеть брата, — Марат прошёлся вдоль стены, встал напротив. — А ты всё бухаешь?

— Бухают – это когда напиваются. А у меня даже нажраться не получается.

— Даже если получится – не поможет. Тебе не кажется, что пора принять тот факт, что она…

— Она жива. И мне плевать, что вам там кажется.

— Это нелегко принять, я знаю. Но рано или поздно придётся. И чем дольше ты обманываешься, тем больнее будет потом. Это нельзя отсрочить. Нельзя оттянуть. Поверь мне, брат. Я сам пережил то, о чём сейчас говорю.

— Чего пришёл, Марат? Няньки мне не нужны, — отбросив пустую бутылку в угол комнаты, поморщился от её звона.

— Пришёл, чтобы поговорить.

— Слушаю.

— Вербин сказал, что ты забрал тело девушки. Но если помнишь, у него осталось тело мужчины.

— И?

— Тебе ведь известно, что это он. Радугин.

— Дальше что?

— А то, что твоя Надя была с ним. Соответственно, женское тело принадлежит…

— Не ей. Если ты припёрся, чтобы ебать мне мозги, то лучше сразу проваливай. В ваших с Вербиным умозаключениях я не нуждаюсь. Предпочитаю жить своим умом.

Марат шумно выдохнул, прошёлся по комнате. Жутко здесь. Как в склепе каком-то. Платье ещё это…

— Тогда у меня к тебе предложение. Есть один мужик… Молох. Может, слышал о нём? — не дождавшись ответа Саида, продолжил: — Он через неделю с зоны выходит. Говорят, раньше чистильщиком был. Мог достать любого человека хоть из-под земли. Никому не удавалось от него скрыться. Даже сваливших за бугор политиков вылавливал. Если ты приведёшь себя в чувство, я сведу тебя с ним.

— А тебе что от этого? — Саид поднял на Марата уставший взгляд красных глаз, прищурился.

— Не ищи подвох там, где его нет. Как бы ты ни относился к своей семье, нам ты по-прежнему не чужой. Мне ты брат. Как-нибудь я набью тебе морду за дерзость, но это будет позже. Сейчас я хочу, чтобы мой брат вернулся.

Саид поднялся, и на этот раз поморщился Марат. В расстёгнутой несвежей рубашке с пятнами крови, весь заросший, со сбитыми кулаками, он походил на Варвара, когда тот потерял сына и жену. Влюбился, значит, мелкий. Хм… Забавно. Саид всегда был копией отца, кто бы мог подумать, что он вообще умеет любить. Хотя, если вспомнить историю старика и матери Саида… Наверное, всё же умеют.

— Куда ехать?

— Пока никуда. Его всё равно выпустят только через неделю. А ты приведи себя в порядок и включай мозги. И пообещай мне, если Молох не найдёт твою женщину или докажет, что она погибла – ты перестаёшь себя истязать. Слышишь?

Саид не услышал. Он вообще не слышал ничего и никого, кроме её голоса. И так отчаянно боялся его забыть и больше не услышать, что не пускал в свою голову голоса других.

***

Сейчас

— В неоплатном долгу, говоришь? — Молох усмехнулся, окинул братьев внимательным взглядом. — Отказаться, я так понимаю, не могу?

— Не можешь, — всё так же угрюмо произнёс Саид. — Поверь, лучше иметь меня в должниках, чем во врагах.

Что ж, ни разу не тонкий намёк был понят и принят. Молох молча кивнул, поднял свой бокал с виски.

— Тогда с вас гостиничный номер с хорошим баром и пара шлюх. И неделя мне на отдохнуть.

— Три дня, — буркнул Саид, толкая бутылку с виски в направлении Молоха. Та заскользила по столу и остановилась, перехваченная рукой Елисея.

— Договорились.

У него снова появилась надежда. Почти утерянная, исковерканная, изуродованная, кровоточащая и хромая. Но она всё ещё жила, а он всё ещё ходил на пепелище. Золы практически не осталось, ветром всё разнесло. А он продолжал там сидеть и смотреть на горизонт. Не радовал ни закат, ни рассвет, который он встречал там же. Он просто смотрел вдаль и думал, что, наверное, сошёл с ума, а все, кто твердит о её гибели, правы. Нет её больше. А он не привык проигрывать, вот и не сдаётся. Но какой в этом смысл? Как долго он ещё сможет сопротивляться? Даже её родители поверили. Они приняли её гибель, а Саид вот никак не может. Не под силу ему.

Несколько раз порывался достать то тело из земли и отдать его Вербину на экспертизу. Но тут же отменял приказ и снова возвращался домой. Если вдруг окажется, что там она… Что это её тело он похоронил в безымянной могиле, тогда точно задохнётся. Сдохнет, как пёс на этом проклятом пепелище.

— Три дня, а потом ты найдёшь её мне.

***

— И как оно на зоне?

Молох поставил на стол пустой стакан, пожал плечами.

— Как в тюряге. А что, не бывал?

— Пронесло как-то, — Саид всё ещё помнил о записи, которая транслировалась из тачки Шевцова. Скорее всего, теперь она у Шевцова-старшего. Но тот всё ещё надеется вернуть своего ублюдочного сынка и разобраться с Хаджиевым без участия закона, а потому не пускает её в ход. Зря. С записью ведь может что-то случиться. Как случилось с его сынком.

— Повезло, что пронесло. Там немного грустно, — в своей саркастичной манере отозвался Молох.

— Но ты же выжил. Целых десять лет. Это срок.

Молох поднял на него задумчивый взгляд, в котором Саид уловил кое-что ещё. И он точно знал, как это называется. Гнев. Тот самый, которым живёт и сам.

— Мысль о мести помогла, — подтвердил его догадки Молох.

— Кого надо грохнуть?

Елисей покачал головой, слабо и как-то безрадостно усмехнулся.

— Э, нет. Это моя месть.

— Ты же говорил, не хочешь больше убивать.

— Не хочу. Это будет последнее убийство в моей жизни.

— А что потом? — Саид и сам бы хотел знать, что бывает потом. Но боялся представить это «потом». Потому что в нём может не быть её… Той, с кем хотел бы это «потом» провести. А потому отчаянно боялся его.

— А потом… А потом всё. Потому что без неё я жить уже не смогу, — задумчиво пробормотал Молох и опустошил, наверное, десятый по счёту стакан.

— Без неё? Без мести?

Молох поднял на него взгляд, и стало всё ясно даже без слов. Он не о мести. Он о женщине.

— Без той, которая меня предала. Это из-за бабы я десятку тянул.

Жестоко. Для такого, как Молох, вдвойне. Обычно люди, вроде него, не верят никому и никогда. А если кого-то пускают в своё сердце, то это навсегда. В общем, всё, как у Саида. Только Надя его не предавала. Её у него забрали.