Глава 2

Отняв руку от стены, за край которой он удержался, Темный увидел маленький светящийся символ, изображающий закрытый замок, он находится чуть выше вмятин от его пальцев. Подобный символ начерчен и на противоположной стороне. Люди очень набожные создания и верят почти во все. Чего только стоят их странные Боги, которых никто не видел, но в которых все безоговорочно верят. У Темных есть только одна Богиня, и ради нее каждый из них готов отдать свою жизнь. Одни людские обряды и ритуалы смешны, другие бесполезны, третьи жестоки — все они построены на череде совпадений. Но, кажется, сейчас Темному довелось увидеть один вполне действенный. Он знал, что человеческие лекари используют символику. В данном случае замок предназначен для того, чтобы запереть болезнь, не дав ей распространиться. Но странно, что его начертили именно здесь, а не на дверях комнаты.

— Люди способны создавать гениальные вещи, но не уметь ими пользоваться, — тихо произносит Темный.

Разобравшись с этой загадкой, он идет в направлении комнаты той, которую его попросили спасти. Чем ближе он подходит, тем тяжелее становится воздух, а от двери тянутся пульсирующие черно-фиолетовые корни. Они оплетают стены, потолок, пол. Жуткая картина, которую не увидеть никому, кроме него. Эти отвратительные отростки вполне живые и медленно тянутся дальше, стремясь захватить больше. Неудивительно, что женщина так плохо выглядит, эта болезнь тянет силы и из нее. Растения в саду забирают лишь крошечную часть того, что творится здесь. Значит болезни не семь дней, а как минимум десять.

От самой двери тянет потусторонним холодом, способным заморозить не тело, а душу. Темному часто приходится сталкиваться с этим ощущением.

«А вот и еще один замок».

Прямо на двери начерчено такое же изображение, какое он видел около лестницы, только намного крупнее. Это главный замок, но он не смог справиться со своей задачей и пустил болезнь в коридор. Неудивительно, ведь с этой чуть шероховатой двери отделилось несколько тонких щепочек, одна из которых по случайности хранила на себе крохотный элемент символа. Неполное изображение не способно выполнять сдерживающую функцию.

Темный медленно приоткрывает дверь. Как только образуется щель, он своим чутким обонянием улавливает мерзкий дух запущенной болезни, а холод становится сильнее. Такой знакомый… Такой обжигающий… Больше нет сомнений, он знает о ее присутствии. Но от этого не легче. Если она здесь, то его приход — действительно последний шанс. Край совсем близко…

Рядом с постелью Сильвии он видит Многоликую. Как всегда, Богиня прекрасна, какое бы обличье она ни принимала. Ее холодная красота могла заворожить любого, но лик ее видят лишь мертвые… и он. Она пристально смотрит на девочку и ждет. Сейчас она предстала в образе ребенка, девочки восьми лет. Такой же маленькой и хрупкой, как и та, которая лежит на постели и доживает свою короткую жизнь.

Почувствовав, что теперь в помещении она не одна и этот кто-то ее видит, прекрасное создание оборачивается. Ее пухленькое детское личико искажается в недовольстве, глаза полыхают льдом, но это не может испугать его. Он знает если не все, то многое, на что она способна. Спустя мгновение его узнают, и весь гнев пропадает, оставляя лишь легкое раздражение. Губы Многоликой размыкались, беззвучно произнося возмущенные слова, которые были слышны только ему. А Темный действительно оказался удивлен. Это первый раз, когда Богиня настолько увлеченно наблюдает за чем-то или, правильнее сказать, кем-то, что ничего не замечает вокруг. Она всегда чувствует его приближение. Возможно, все дело в том, что она давно не заполучала детей. Времена идут, люди и их быт совершенствуются. Они научились побеждать болезни, строить дома и заботиться друг о друге. Научились помогать, любить и оберегать. Это отдалило их от ранней встречи со смертью.

— Это дитя не уйдет с тобой, и не стоит его обманывать своей внешностью.

— Не тебе меня упрекать, Черный Лекарь! — вновь раздается грозный шепот, переходящий в змеиное шипение, что пробрало бы обычного человека до костей.

Серебристые локоны, спокойно лежащие на плечах удивительно красивого ребенка, резко взмывают вверх, как от порыва сильного ветра, что добавляет угрозы внешнему облику Богини. Черты лица чуть смазываются, искажаясь, но Многоликая быстро возвращает себе безмятежность. Она не любит, когда ей перечат. Она не любит, когда не отдают то, что ее по праву. Она не любит, когда ее отвлекают от важного. Но этот мальчик, а по сравнению с ней он — сущий ребенок, забавляет ее. Он тот, кто разбавляет однообразие ее бытия. Тот, кто не боится ей перечить. Тот, кто неуклонно следует своему истинному пути.

Темный недовольно сдвигает брови, выражая свое отношение к имени, дарованному Предками, но даже в мыслях не смеет отрицать своей сути. Для кого-то — это проклятье, а для него — предназначение, которое не все трактуют верно. Призвание по рождению получают не многие.

«Тяжелая ноша», — скажут одни.

«Честь», — ответит он.

— Я не забираю жизнь! А облегчаю страдания безнадежных. Но для тебя! Для тебя нет разницы, ребенок или старик, царапина или сломанная шея. Ты забираешь всех!

— Всех, чье время пришло. Ты знаешь это, мой ненаглядный.

— Но не сейчас.

— Ты же видишь, — Богиня оборачивается, указывая взглядом на детскую кроватку, — она угасает. Огонь ее жизни почти иссяк.

— Она будет жить! Не стоит забирать человека только из-за того, что он слаб.

— Слабый порождает еще более слабого.

— У нее есть время, чтобы стать сильной.

— Ты сам не веришь в свои слова.

— Я здесь не для того, чтобы верить, а чтобы воплощать!

— Люди слепы, — ее голос тих. — Зачем ты помогаешь им?

— Я не делю носителей жизни на своих и чужих. Я помогаю тому, кто в этом нуждается.

— Знаю, — она тяжело вздыхает. — Ты истинно следуешь своему пути.

— Так не стой на нем.

Многоликая устала спорить. Слишком упрямым был ее любимец. Сейчас она уступит.

— Эта девочка будет моей! — твердо уверила Богиня, постепенно растворяясь в пространстве туманной дымкой, забирая с собой холод. Последнее слово всегда за ней, но не в этот раз.

— Все мы в конце своего пути приходим к тебе, — шепнул мужчина, а лицо Многоликой осветила тень улыбки.

Богиня ушла, и Темный вздохнул спокойнее. Все его существо трепетало перед ее силой и мощью. Если сейчас у него получилось отстоять эту маленькую жизнь, значит, у девочки есть шанс. Он отдалил ее встречу с Богиней, осталось победить болезнь. Еще раз глубоко вдохнув и медленно выдохнув, он настроился на непростую работу. Обратив все свое внимание на ребенка, Темный готов был действовать.

Внутренним взором он видит ту заразу, что вцепилась в тело ребенка, и то, насколько глубоко она его поразила. Девочка укрыта одеялом, но хватает и одного взгляда на лежащие поверх него руки. По коже, покрытой уродливыми струпьями, змеятся вены, но они не синего, а черного цвета и слишком сильно выступают сквозь кожу, будто это натруженные руки каменщика, а не маленького ребенка. Кожа сухая и слишком бледная. В области глаз большие темные круги, будто девочка не спала уже долгое время, но, судя по всему, она только и делает, что спит. Организм слишком ослаб, чтобы поддерживать себя в бодрствующем состоянии. Темный видит, с каким трудом продолжает свою работу маленькое сердечко, как натужно оно бьется, пропуская иной раз удары. Часть органов уже отказала.

Болезнь смогла проникнуть также и в ауру, разодрав ее на лоскуты, которые висели рваными ошметками, а в некоторых участках зияли огромные дыры.

«Больное тело и больная аура — что может быть хуже?»

Отравлено было все, а то, что видно человеческому глазу, — лишь малая часть. Неудивительно, что лекари не смогли ничем помочь.

Если посмотреть в целом на состояние и не углубляться в детали, то все это выглядит слишком знакомо. Болезнь, сумевшая в короткий срок сделать столь многое. Что же это? Человеческий недуг оказывает влияние исключительно на тело. Темный знал это наверняка, потому как изредка наблюдал за людьми и видел все своими глазами. Ни одна болезнь и близко не касалась ауры. А вот болезни Темного народа способны на это.

Он тот, к кому обращаются за помощью, когда одолевает недуг. Он тот, кто знает все травы и их свойства. Он тот, кто постоянно сталкивается с подобными симптомами.

«Смутно похоже на нашу простуду… Но где ты могла ее подхватить?» — задает сам себе вопрос Темный, для удобства становясь на колени возле кроватки.

Организм человека гораздо слабее, чем у Темного народа, поэтому то, что легкое недомогание для них, для человека — смерть. Стоит учитывать и их природное отличие. Несмотря на внешнюю схожесть, Темные совсем другие. Любые изменения тела приводят к изменениям ауры. Простудой заболевали исключительно дети. Сначала они начинали чихать и кашлять, шмыгали носами, а на третий день не могли встать с постели от легкого головокружения и слабости. Тело начинало гореть. В течение семи дней к детям не подходил никто, кроме родственников, чтобы поддержать. Во время болезни страдала аура. Она трескалась и частично разрушалась — этому способствовала болезнь. В места трещин и разломов вливалась сила, заменяя и обновляя. Все это сопровождалось сильной болью, но отвары и лекарства способны облегчать эти страдания. Они направлены на поддержание организма, а не на борьбу с болезнью. Когда все заканчивалось, все вещи, что касались тела заболевшего ребенка, сжигали. Это делалось для того, чтобы другие дети не могли заразиться.

Темный не знал где, но каким-то непостижимым образом эта малышка смогла подхватить их болезнь. Все совпадало, отличие лишь в том, что человеческий организм воспринимает данное заболевание иначе, у него нет естественных ресурсов для борьбы, что и приводит к таким последствиям. Нет силы, которая смогла бы восстановить ауру, заполнить трещины. Пустота так и останется пустотой, причиняя неимоверные страдания, пока измученный и полностью опустошенный человек не испустит дух.

К счастью, преимущество людей в том, что их исцеление не является трудоемким. Легко подхватывая болезни, они так же легко поддаются лечению, если вовремя обратятся за помощью. Самонадеянность — отличительная черта человека, как заметил Темный. Они всегда считают, что справятся сами, что знают больше других. Богиня была полностью права, называя их слепыми. Понимание всей сложности ситуации обрушивается на них слишком поздно, когда уже ничего нельзя сделать. Происходящее в этой комнате лишний раз все подтверждает.

Сняв с пояса свой кожаный мешочек, мужчина развязывает его и достает один из пузырьков, обернутых в мягкую ткань. В маленьком флаконе плещется голубая жидкость с серебристыми частицами. Это сок лории — лекарственного растения, что произрастает только на территории Темного народа. Оно очень прихотливо в уходе и может легко увянуть, если вовремя не полить или температура не будет соответствовать норме, которая у каждого цветка своя. Этот удивительный маленький цветочек не только великолепное лекарственное средство, но и незаменимый ингредиент во многих настоях. И поэтому, чтобы не потерять ни один росток, для них создают специальные купола, где поддерживаются необходимые условия. За каждым куполом следят женщины, способные чувствовать природу. Они могут уловить любые отголоски настроения растений и вовремя внести изменения.

Наклонившись над постелью девочки, Сартан, так звали Темного, постарался привести ее в чувство. Это было необходимо, чтобы хоть немного отдалить приближающийся конец. Многоликая очень искусно владеет словом и способна любого уговорить перейти грань. Особенно в те редкие моменты, когда сама заинтересована в своей жертве. А желание избавиться от чудовищной боли только подстегивает сделать шаг.

— Давай, дитя, — он коснулся ее волос, слегка погладив, а затем положил ладонь на щеку. — Открой глазки. Посмотри на меня, — если бы была возможность, Темный прибегнул бы к магии, чтобы пустить в тело импульс, который взбудоражил бы организм, заставляя бороться, но любое магическое воздействие сейчас — прекрасная пища для болезни.

Еще несколько минут уговоров и просьб, и веки слабо дрогнули, медленно поднимаясь. На Темного смотрят совсем недавно красивые, а теперь практически полностью покрытые белесой пленкой глаза.

— Сильвия, — нежно произносит он ее имя, стараясь не напугать своим голосом. — Ты меня слышишь?

Девочка хочет что-то ответить, но раздается лишь хрип.

— Нет, не нужно говорить, просто моргни, — пытаясь выполнить просьбу, она чуть прикрывает глаза, но только на это и хватает сил.

— Я вижу… Знаю, как тебе сейчас больно… Но я могу помочь. У меня есть лекарство. Понимаешь?

Снова еле уловимое движение, малышке становится все хуже. И как бы Темный ни хотел спешить, нужно было все делать аккуратно.

— Ты должна его выпить. Будет плохо, очень. Еще хуже, чем сейчас, но потом станет легче. Ты сможешь потерпеть?

Сильвия пытается внимательно слушать, но смысл некоторых фраз от нее ускользает. Кажется, она стала забывать слова, или это слух ее подводит? Но самое главное она успевает услышать. Ей сказали, что станет легче. Она так устала.

— После этого боль уйдет. Обещаю.

Снова эти волшебные слова, и она соглашается. Соглашается на все.

Откупорив склянку, Сартан вливает все ее содержимое в приоткрытый рот ребенка. У малышки даже нет сил, чтобы задействовать глотательный рефлекс, поэтому Лекарь осторожно массирует ей горло, не испытывая и доли отвращения от прикосновений к обезображенному телу, только огромную печаль от того, что это маленькое создание вынуждено так страдать.

Когда последняя капля покидает флакон, Темный убирает стекляшку и принимается внимательно вглядываться в лицо ребенка. Спустя всего мгновение глаза, которые со слепым безразличием смотрят в одну точку, тая в себе дикую боль, широко раскрываются, а замутненный взгляд бешено мечется по комнате. Еще совсем недавно безвольное тело напрягается, а пальцы рук начинают скрести по кровати с невероятной силой и скоростью, разрывая ткань наволочки и пуховой матрас.

Еще через мгновение рот резко раскрывается, словно у деревянной куклы, и из него готов вырваться душераздирающий вопль, но Сартан успевает вовремя зажать рот Сильвии, и та только дико мычит и дергается, выгибаясь так, будто в ее теле напрочь отсутствуют кости. Но они есть и готовы сломаться под таким давлением. Чтобы избежать лишних повреждений, Сартан другой рукой придавливает бедра девочки, не давая выгибаться дугой.

Темный видит, как лекарство, попав в организм, мгновенно начинает избавлять его от заразы. Черные сгустки покрывались серебряными частицами, в то время как голубая жидкость омывала каждую клетку организма, восстанавливая даже мелкие повреждения. Но стоило ей добраться до черноты болезни, как иссушенные комья просто разлетались в пыль, которая тут же поглощалась голубым целебным раствором. Чем дольше это длилось, тем спокойнее становилась девочка. Ее агония постепенно сходила на нет.

— Ты молодец, — хвалит Сартан, нежно поглаживая рукой по волосам Сильвии, теперь имея возможность вложить в прикосновение магию. — Можешь спокойно отдыхать.

Он укрывает ее одеялом, что чудом сохранилось в целости, и выходит за дверь, сталкиваясь с идущим в его сторону хозяином дома.

— Как она? — взволнованно спрашивает Барнел.

— С ребенком все хорошо, — безэмоционально отвечает Темный, вновь возвращая свой грозный облик. — Она сейчас отдыхает, но если вы хотите, чтобы она и дальше шла на поправку, ни в коем случае не открывайте окна.

— Д-да, конечно… — мужчина замялся, а потом решительно продолжил. — Позвольте высказать вам нашу благодарность.

Человек достает из кармана мешочек, в котором, судя по звуку, находятся монеты. Темный даже не пошевелился. Он продолжает просто стоять на месте, но человек чувствует, что атмосфера вокруг них начинает изменяться, становясь как будто тяжелее.

— Это золото, — поясняет. — Разве… разве недостаточно? — пугается Барнел.

О Темном народе ходит множество слухов, один страшнее другого. Главе не хотелось, чтобы одно из этих созданий разгневалось на него и убило.

— Я… Я найду еще! Скажите, сколько нужно? Я найду! — взмолился мужчина, готовый на все, лишь бы спасти свою жизнь.

«Глупый человек», — небрежно думает Сартан.

— Жизнь детей не имеет цены, — раздается ровный голос Темного. — Само их существование — великий дар, — продолжает говорить он. — Дар, который нужно растить с умом. То, кем она станет. То, какой она станет. То, что с ней станет. Сейчас зависит от вас.

— Н-но она где-то гуляла и подхватила эту…

— Человек, ты меня не слышишь! — пророкотал он.

— Я слышу! — возражает глава деревни. — Но как м…

— Сильвия гуляла, так ты сказал. После прогулки слегла с недугом. Она гуляла сама. Вы недоглядели, — растолковывает Темный. — Если бы следили за ней, то не позволили бы отходить далеко от деревни, и она не подхватила бы болезнь.

Барнелу нечего было возразить. Его жена вместе с другими женщинами собирала последний урожай, а сам он занимался делами деревни, которых было немало. Сильвия играла с другими ребятами под присмотром нескольких старушек, но, когда детей много, трудно уследить за каждым. Да и болезнь на первый взгляд не показалась опасной.

— Единственное, что я приму в качестве благодарности, если ты проведешь меня к выходу из деревни.

— Да-да, пойдемте, — он засеменил к выходу.

Барнел был безмерно удивлен, но не словами Темного об их беспечности, а именно отказом. Впервые кто-то отказался от благодарности за оказанную услугу. Это не совпадало с мировоззрением человека. У них с давних времен повелось, что нужно благодарить, иначе говоря, платить за любую помощь. Даже родственники не помогают просто так друг другу. А тут… Совершенно незнакомому человеку, наверняка потратив какие-то лекарства… И ничего! Просто проводить!

«Какие-то эти Темные недалекие, — поражается мужчина. — Он мог многое купить на те деньги, что я предлагал».