Глава 1

Июль во все стороны брызгал яркими красками. Не жалел он и сочных запахов лета: пахло полевым разнотравьем, разогретой на солнце хвоей, близкой рекой и коровами. Сами коровы, разомлев от жары и от сытной, сочной травы, разлеглись по всей большой поляне, не забывая при этом жевать и отгонять хвостами мух и слепней.

Вера Васильевна давала последние наставления внукам, Лизке с Пашкой, и их другу Кольке:

– Коровы сейчас улеглись, так что и вы не шибко упреете. Поглядывайте только, чтобы какая в кусты не убрела. А как встанут, идите за ними, смотрите, чтоб ни одна не отстала. Они к реке любят ходить, пусть идут, тут неглубоко.

– Да мы знаем же, бабушка, не первый раз! – не выдержал десятилетний Пашка.

– Идите, теть Вера, чего там, не маленькие! – солидно прогудел двенадцатилетний Колька.

– Ну и ладно, тогда я пойду, – сказала Вера Васильевна. – Управлюсь с делами – прибегу. Вы поесть не забудьте! Вон, в сумке, огурцы, яйца, шаньги... Молоко пейте.

– Иди, иди, бабушка, – пропищала восьмилетняя Лизка. – Не переживай, я их накормлю.

– Ну и ладно, тогда я пойду, – повторила Вера Васильевна и зашагала в сторону видневшейся на пригорке полуразрушенной церкви.

– Ну, че будем делать? – спросил Колька, развалившись на мягкой душистой траве. – Может, в карты сыгранем?

– Давайте! В «Пьяницу»! – обрадовалась Лизка.

– Ну, вот еще, – поморщился Колька. – Давайте в «Тысячу» научу.

– Давай! – обрадовался Пашка.

– Тьфу ты, бумаги нет и ручки, – вспомнил Колька.

– А зачем? – не поняла Лизка.

– Ну, там очки записывать надо, игра серьезная, – ответил Колька. – Ладно, в «Тысячу» я вас потом научу. Давайте тогда в «Дурака».

– Я не хочу в «Дурака», – надулась Лизка. – Вы меня все время обыгрываете.

В конце концов, так и не начав играть в карты, дети решили развести костер и перекусить, пока отдыхают коровы. Колька на правах старшего и вообще местного, а значит, знающего и умеющего больше, чем эти городские неженки, поручил «мелюзге» собирать дрова, а сам снова улегся в траву и принялся наблюдать за коровами. Но буренки мирно лежали, и смотреть на них быстро наскучило. Тогда Колька встал и, лениво и нехотя нагибаясь, тоже принялся собирать сучья и ветки.

Когда брат с сестрой вернулись с дровами и разожженный Колькой костер весело запылал, мальчишка достал из кармана мятую, полувысыпанную сигарету и деловито прикурил ее от веточки из костра.

– Ай! Я скажу тете Марусе! – заверещала Лизка.

– Говори, она и так знает! – презрительно фыркнул Колька.

– Неправда... – в голосе Лизки уже слышалось сомнение.

– Че мне врать-то, – лениво процедил Колька, усаживаясь возле огня на корточки. Он выпустил густую струю дыма и протянул окурок Пашке. – Хочешь затянуться?

Пашке, если честно, не хотелось. Тем более при Лизке. Но еще больше ему не хотелось выглядеть маленьким перед Колькой. Поэтому он неуверенно потянулся рукой к дымящейся сигарете.

– Только попробуй! – вновь заверещала Лизка. – И бабушке расскажу, и маме с папой, когда домой приедем!

Пашка сразу отдернул руку. Колька рассмеялся:

– Вот собрались – трус да ябеда!

– А чего ты тогда с нами ходишь? – огрызнулся обидевшийся за себя и сестру Пашка.

– Да ладно, мне больше достанется, – с деланным безразличием протянул Колька, снова пыхнув сигаретным дымком. На самом деле ему не хотелось ссориться с ребятами. Так уж получилось, что к приезжавшим каждое лето Пашке и Лизке он прикипел, как к родным брату и сестре, которых у него отродясь не было. Жил он в соседнем с ребятами доме, поэтому и пропадал постоянно у них. Хоть те и были младше, и считал он себя смышленее и опытнее во всем, но ему было с ними интересно и весело.

– Ладно, кто там обещал тете Вере нас накормить? – щелчком отбросив сигаретный окурок, прищурился Колька на девочку. – Я тоже на тебя нажалуюсь, что нас голодными оставила.

– Ну и ты тогда ябеда, – надулась Лизка, но все же полезла в сумку доставать продукты.

– О! Шанежки! Это я люблю! – оживился Колька. Он вцепился крепкими зубами в аппетитный бок круглой лепешки с черничным вареньем, но вдруг замер, принюхиваясь.

– Кто это тут набздел? – возмущенно завертел он головой, переводя взгляд с брата на сестру.

– Ты и набздел! – ответил Пашка, сам уже почуявший резкий и неприятный запах, появившийся непонятно откуда.

– Это, наверное, коровы, – сказала Лизка, и тут же вскочила, зажав пальцами нос: – Фу! Фу-уу! Дышать невозможно!

Мальчишки тоже повскакивали; творилось что-то и впрямь непонятное – отвратительное зловоние стало уже таким невыносимым, что даже на коров списать его не получалось.

– Смотрите!.. – ткнул Колька пальцем за спины Пашки и Лизы. Его глаза стали такими круглыми и выпученными, что Пашке сделалось вдруг очень страшно и совсем не хотелось оборачиваться. Но непонятная опасность за спиной была еще страшнее, поэтому он медленно-медленно стал поворачивать голову, готовый в любую секунду зажмуриться.

Лизка же обернулась сразу, и ее вопль чуть не оглушил Пашку. Тогда уж и он резко повернулся назад. То, что он увидел, едва не заставило заорать его столь же громко. Но крик так и застыл в горле.

Метрах в трех от костра, прямо в воздухе, колыхалось сиреневое марево. Оно было похоже на разлитый, но почему-то не падающий на землю черничный кисель, который дрожал над землей, как огромная, двухметровая медуза. Теперь стало ясно, что от нее и шел отвратительный резкий запах. Колышущееся пятно делалось то ярче, то наоборот тускнело, становясь почти прозрачным. Но сквозь эту прозрачность не были видны ни кусты, ни коровы, ни деревья... Нет, что-то похожее на деревья в нем все же виднелось, но на очень уж странные, будто «живые», с ветвями-щупальцами, извивающимися в разные стороны. И эти «деревья» были красными, с отвратительными лиловыми наростами на толстых, пульсирующих стволах. Вся эта «картинка» была видна ребятам секунды две-три, затем пятно заволокло сиреневым туманом, а потом из него протянулась... жуткая лапа!.. На ней, будто черви, извивались длинные, с множеством присосок, пальцы, напоминавшие щупальца осьминога. Лапа была серой, мокро блестящей, липкой на вид. А следом за ней из тумана высунулась отвратительная, не сравнимая ни с чем безобразная рожа…

Тут уже Пашка не выдержал и заорал. Рядом столь же пронзительно завопили Лизка и Колька. И тут случилось следующее: то ли от дикого ребячьего вопля, то ли еще от чего, но сиреневое кисельное пятно, похожее теперь на окошко в жуткий кошмар, резко, в одно мгновение, схлопнулось, а голова с мерзкой рожей и часть пальцев-червей оказались просто-напросто отрубленными, поскольку в тот момент были высунутыми из этого «окна». Голова, жалобно зашипев, гулко брякнулась о землю и покатилась прямо в костер. Пальцы же, как самые настоящие черви, извивались в траве. Дети, не переставая орать, бросились врассыпную. Видимо, почуяв неладное и напуганные детскими криками, коровы повскакивали на ноги и, тревожно мыча, стали сбиваться в кучу.

Мальчишки остановились только у самой реки, когда бежать дальше стало попросту некуда. Лизы рядом не было. Павел, осознав это, пришел в себя и, бросившись к другу, стал трясти того за плечи.

– Где Лиза? Ты видел Лизку?! – завопил он, раскачивая парня. А на Кольку словно напал столбняк. Он замер, разинув рот, и совершенно не реагировал ни на Пашку, ни на его пронзительные крики. Наконец Павел встряхнул его так сильно, что Колька, поскользнувшись на глинистом берегу, рухнул в реку. Это мгновенно привело его в чувство. Он выбрался на берег и, словно только что увидев Пашку, спросил у него:

– Ух! А что это было?..

– Откуда я знаю! – закричал Павел, у которого слезы уже вовсю текли по щекам. – Лизка пропала! Ты не видел Лизку?

Колька растерянно развел руками, но вспомнив, что он старше, быстро сунул их в карманы и деловито буркнул:

– Не ори, сейчас найдем.

Они действительно нашли Лизу очень быстро. Девочка, обхватив себя руками, сидела на корточках в кустах и сильно дрожала. Она не плакала, но ее огромные серые глаза излучали ужас.

– Лиза, Лиз!.. – тронул ее за плечо Пашка.

Девочка испуганно, будто затравленный зверек, вздрогнула и посмотрела на брата. Казалось, что она его не узнает.

– Лиза, ну успокойся, уже все... – пытался расшевелить сестренку Павел.

Никакого эффекта его слова на Лизу не произвели. Она словно закаменела и лишь тряслась крупной дрожью, если только камень может дрожать.

Мальчишки не на шутку встревожились.

– Я отведу ее домой, – решительно сказал Пашка.

– А я?! – взвизгнул Колька.

– А что ты? – удивился Павел. – Ты останешься с коровами, бабушка к тебе придет, или дядя Леша.

– Я тут не останусь, – насупился Колька.

– Ты что, боишься? – ехидно, хоть и было ему не до шуток и подколок, спросил Пашка.

Но Колька ответил на удивление серьезно:

– Да, боюсь. А вдруг еще кто прилезет? Да и эта... башка валяется... – кивнул он в сторону чадящего костра.

– Ну веди тогда ты Лизку домой, – хмуро и неохотно сказал Павел. – Видишь, она никакая. Ей помощь нужна.

– А ты что, останешься тут?.. – со страхом и невольным уважением спросил друга Колька.

– Ну ведь надо за коровами кому-то смотреть! – со слезами в голосе крикнул Пашка. – Давай иди скорей и кого-нибудь сюда отправь!.. Слушай, – сообразил вдруг мальчик, – пусть сюда лучше дядя Леша придет, а не бабушка, а то она тоже напугается.

Колька нерешительно взял Лизу за руку и слегка потянул. Девочка поднялась молча, как зомби. Колька замялся. Ему было стыдно, что он, такой крутой и взрослый, испугался остаться, а Пашка – шмакодявка Пашка! – нет. С этого момента они словно поменялись ролями и старшинством.

– Ну, чего встал? Иди! – словно подтверждая эту мысль, прикрикнул на него Павел.

И Колька зашагал в сторону деревни, ведя за собой механически, словно робот, переставляющую ноги Лизу.