Глава 4

Я закрыла двери за графом Тори, и едва со всей силы не стукнула от злости кулаком в стену.

Да что ж это за мужики пошли?!

Меня просто трясло от негодования, ибо все мои приготовления к приему клиента в итоге были сведены на нет.

Ну кто бы мог подумать, что безусому юнцу нравится белье не снимать с красивой женщины, а натягивать на свое тщедушное тельце?

Вот уж сюрприз ожидает его женушку, когда любимый муженек начнет воровать у нее из ящиков трусики.

Я все же стукнула кулаком о стену и тут же запрыгала по коридору, баюкая ее от полученной боли.

Разумеется, молодой граф ушел от меня счастливым и удовлетворенным. Только вот когда дело дошло до исполнения его тайных желаний, и я рассчитывала, что обойдется мечтаниями о классике в миссионерской позе, но Тори удивил.

В своих фантазиях он без стеснения стащил с меня все кружевное и шелковое бельишко, бессовестно напялил на себя и принялся предаваться активному рукоблудию.

Теперь к ковру, который необходимо сжечь, добавился еще и комплект чулок с пеньюаром.

Юному же извращенцу под утро пришлось объяснять, зачем именно меня нанял его отец, и, словно на уроке анатомии, показывать на живом примере, где и что графу нужно трогать у жены в первую брачную ночь.

— Грудь и сосок, — я без стеснения приложила руку краснеющего графа к розовому ореолу. — С ними желательно нежно, если схватите сильно, вашей супруге не понравится.

— А может, этого не делать? — с надеждой в голосе спросил он.

— Нельзя, — почти рявкнула, понимая, что с данным индивидом можно только так. — И это еще не самое страшное.

— Знаю, — грустно отозвался паренек. — Я боюсь промахнуться… туда.

Пришлось закатить глаза.

— Поверьте, между ног у женщин есть только два отверстия, куда можно попасть. И если вы начинаете ломиться не туда, то супруга вас немедленно уведомит.

— А если я сделаю ей больно?

— Потерпит, вы, главное, не торопитесь, — попыталась успокоить его я. — И не пугайтесь, когда появится кровь. Это нормально.

Вот и вышло, что уходил от меня граф, бормоча шпаргалку, чтобы не забыть: “Потрогать грудь, не промахнуться мимо, не бояться крови”, — и для успокоения сжимал в кармане пиджака украденный у меня лиф.

Я вдруг очень захотела, чтобы через неделю Тори все же не упал в грязь лицом перед супругой. Дай ей Бог сообразительности надеть на брачную ночь не панталоны размером с парус, а нормальное белье.

В любом случае, когда ночной гость меня покинул, я почувствовала в душе бесконечный раздрай и уныние. А еще усталость от той грязи, которая вокруг меня скопилась в последнее время. Я себя чувствовала тем самым снобом Аластаром, которому противны я, мой образ жизни и мои клиенты.

Пусть и запоздало, но совесть во мне все же проснулась и начала мучительную грызню.

Целый час я провела в одиночестве и сигаретном дыму, рефлексируя о собственной жизни и понимая, как в ней разочаровалась.

Подобные состояния иногда находили на меня, но каждый раз я убеждала себя, что могло быть и хуже. Ведь ежедневно я балансировала на опасной грани, где могла единожды оступиться, и мой секрет будет раскрыт.

И каждый раз я выкарабкивалась из этого состояния, говоря себе, что когда все закончится, начну новую жизнь. Тем более первые шаги к ней я уже совершила.

Я затушила недокуренную сигарету и притащила с чердака тубусы со своими чертежами и расчетами.

Вот моя отрада, та самая, которая заставляла жить и двигаться дальше. То, к чему я тяготела всей душой и стремилась воплотить в жизнь.

Чертеж первого в истории летательного аппарата без магии, на паровом двигателе. Название проекту я еще не придумала, но регулярно продолжала над ним работу.

Я не зря ночи напролет проводила в школьной библиотеке, самостоятельно изучая математические и физические науки. Механику и динамику пришлось осваивать так же самой.

Инженерия оказалась сложнейшей наукой, но по опыту создателей первых машин я научилась черчению, старательно выводила формулы, ошибалась, исправляла, перепроверяла.

А еще иногда захаживала в местный университет. Разумеется, Марджери бы не позволила мне обучаться в Панемском технологическом, но никто не запрещал милой леди иногда заходить на кампус, якобы к своему молодому человеку, и как бы невзначай заводить разговоры с профессорами.

За три года я успела завести дружбу с двумя почетными академиками. Мой лепет они воспринимали с улыбкой и не раз отвечали на волнующие вопросы, будучи уверенными, что общаются с глуповатой мечтательной девой.

Вот и сегодня, взглянув в очередной раз на свою незавершенную схему, поняла: мне нужны их советы. Без них никак не обойтись. Расчеты не сходились.

Собравшись, я выпорхнула на улицу. Вышла в город и, поймав паровой дилижанс, громко крикнула вознице:

— В Панемский технологический.

Мужчина в темно-сером сюртуке понимающе кивнул и без разговоров вывернул руль на соседнюю улицу. Мне оставалось лишь удобнее расположиться на прохладных сидениях и разглядывать улицу просыпающейся столицы.

А через полчаса я расслабленно прогуливалась по университетскому парку, выискивая взглядом знакомые лица.

Полуденное солнышко уже начинало припекать, поэтому в попытке от него скрыться раскрыла кружевной светлый зонт.

— Леди Торани, — послышался знакомый оклик сзади. — Вы ли это?

Узнав голос, я радостно развернулась навстречу.

— Профессор Стормгольд. Рада вас видеть.

По дорожке парка ко мне спешил седой академик. Он опирался на старинную трость, но так торопился меня побыстрее догнать, что в его движениях невольно проскальзывала былая молодецкая удаль. Не желая утруждать старика, я сама поспешила к нему навстречу.

Профессор озарил меня доброй улыбкой, а очки-половинки ярко блеснули в полуденном солнце.

— Давно вас не было видно. Мы с моим коллегой Лингштамом уже переживали, вдруг вы расстались со своим молодым человеком и теперь никогда не почтите нас своим светлым ликом.

Я невольно заулыбалась.

Все эти милые и добрые комплименты от старичков мне действительно льстили, тем более что джентльмены старой закалки, вероятно, были единственными, кто общался со мной, не ища интимного подтекста. Единственной страстью стариков была наука, я же приятно скрашивала их время незатейливой беседой.

— Ну что вы, профессор. — Я подхватил старика под руку, помогая ему идти. Он ведь уже пожилой, далеко за девяносто. — Я надеюсь еще долгое время навещать вас и этот университет.

— Завидую вашему молодому человеку, леди Торани. Будь я на его месте, давно бы женился на вас и не позволил гулять с другими мужчинами, пускай и престарелыми.

Я расплылась в новой улыбке. Все это было так мило, что я едва не забыла, зачем пришла.

— А где же профессор Лингштам? — поинтересовалась я.

— Вот-вот закончит вести пары, — отозвался энергичный академик. — Мы можем встретить его у второго корпуса.

— Разумеется, — согласилась с ним я.

Мы прошли по парковой дорожке, обсуждая невинные темы и свежие сплетни в обществе, а я в очередной раз испытала угрызения совести за ложь милому дедушке. Академик, как и его друг, искренне верил, что я дочь кофейного магната с юга Страны, а в столице живу у тетушки. Надеюсь, они никогда не узнают правду, она их слишком разочарует.

Едва по кампусу раздался звонок, объявляющий окончание занятий, толпы студентов вывалились на улицу из университетских зданий. Каждый спешил кто куда, подчиняясь всеобщей суете. Мы же дождались, когда на пороге старинного здания появится Лингштам, и направились к нему.

Профессор был моложе лет на десять своего коллеги Стормгольда, но при этом выглядел не менее старым и умудренным опытом. Седые волосы и тонкая бородка придавали его лицу черты настоящего интеллигента.

— Леди Торани, — обрадовался он и галантно поцеловал ручку. — Рад приветствовать.

Я присела в легком реверансе. Столь милая старомодность заставляла меня восхищаться манерами этих людей. Как жаль, что молодость от них ушла. Наше поколение многое потеряет с уходом таких представителей человечества.

Втроем мы вернулись обратно в парк, по пути зайдя в студенческую столовую и прикупив хлеба для голубей. В глубине парка нас уже ожидала давно примеченная лавочка, где мы всегда садились и кормили птиц, обсуждая научные статьи и новости.

— Вчера вечером я читала газету, — я ненавязчиво повернула разговор в нужное мне русло. — Там некий чудак строит летательный аппарат и на полном серьезе утверждает возможность поднять тонны металла в воздух.

Лингштам призадумался:

— Теоретически вполне возможно. Однако нужен мощный генератор магического поля, способный удержать такой вес.

— Вы не поняли, — дополнила я. — Поднять без магии. Исключительно силами механики.

— Невозможно, — возразил Стормгольд. Он как раз крошил очередной кусок хлеба голубю, а тот лениво ковылял к вожделенным крошкам.

— Почему же? — Я притопнула ногой, пугая птицу и заставляя ее отлететь на несколько метров. — Она же без магии летает, значит, теоретически и машина может.

— Да, но… — Лингштам осекся. — У птиц очень сложны механизмы управления. Все, начиная от хвоста и до кончиков перьев, работает и управляет полетом. Даже незначительный поворот головы важен. Торани, обратите внимание на обтекаемость тела этой птицы.

Я взглянула на голубя, стараясь подметить нужные детали.

— Острый клюв, гладкие линии головы, отсутствие ушей, мягкие перья — все призвано, чтобы погасить сопротивление воздуха. Это механизмы природа создавала миллионы лет. Даже кости этой птицы не похожи на привычные аналоги используемых нами материалов. А поднимаясь в воздух, это существо испытывает сильные нагрузки, которые могут быть несовместимы с человеческим организмом. Так что автор статьи всего лишь наивный мечтатель.

Я сделала вид, будто не обиделась, но упрямо продолжала гнуть свою линию.

— А если теоретически?

— Теоретически этому мечтателю необходимо добиться, чтобы давление воздуха под крылом было больше, чем над крылом его аппарата. Если сумеет, то, возможно, данная машина поднимется в воздух.

Я запомнила хороший совет.

— Также в статье шло обсуждение материалов данного устройства. Сталь, алюминий, титан или, может быть, легкие породы дерева?

Теперь задумались оба профессора, после чего категорично выдали:

— Дерево не подойдет ни в коем случае, разве что для незначительных деталей. Слишком хрупкое для возможных нагрузок. Материалы должны быть не только прочными, но и устойчивыми к перепаду температур. Ведь путешественники на воздушных шарах отмечают нередкое обледенение корзин уже в полукилометре над землей.

— Я бы также посоветовал в качестве усиления конструкции и облегчения ее веса использовать полые трубы, — добавил к сказанному коллегой Лингштам. — Лучше из титана, он прочнее алюминия. Однако судя по характеристикам, проект обойдется создателю в крупную сумму, я даже не могу представить, кто возьмется профинансировать столь амбициозный и безрассудный проект.

Я едва не прикусила язык. Деньги — больная тема в моей затее. Шесть миллионов только по небольшим прикидкам, учитывая возможные испытания и провалы. Но я собиралась быть упрямой и, получив свободу, оббить все пороги богатых меценатов в попытке получить финансирование.

— Я думаю, это уже проблемы самого мечтателя, — решила свернуть тему я. Не хватало еще, чтобы мои почтенные академики догадались о чем-нибудь.

— Но я знаю одного безрассудного парня, такое вполне в его духе, — неожиданно озвучил Стормгольд, сверкнув очками-половинками.

— И кто же? — невольно вырвалось у меня.

— Мистер Фокс — наследник Генри Фокса, создателя первого автомобиля. Богатый и очень рисковый человек, я думаю, он мог бы вполне ввязаться в эту авантюру и выделить необходимые средства.

Я мысленно поставила еще одну галочку, запоминая нужную фамилию. К мистеру Фоксу тоже наведаюсь. Обязательно.

Мы еще проболтали полчаса, я задала еще несколько ничего не значащих вопросов и поняла, что пора завершать столь приятную беседу.

Академики отпускали меня неохотно и потребовали обещание зайти к ним на следующей неделе. Пришлось согласиться.

Покидая кампус, я еще раз тоскливо взглянула на манящие башенки старинного здания университета. Как жаль, что мне никогда не посчастливится здесь обучаться.

***

— Ты специально сказал ей про Фокса? — Лингштам докармливал последним кусочком хлеба уже порядком объевшегося голубя.

— Конечно. — Академик в очках с трудом встал со скамейки. — Она замечательная, умная девушка, и мне хочется ей помочь. Тем более она так мило пытается врать о несуществующем молодом человеке, к которому приходит, и стремится к знаниям, что мое сердце разрывается, когда я не могу помочь ей чем-то более существенным, чем совет.

Лингштам задумчиво и очень грустно усмехнулся. Им с коллегой пришлось перерыть всю картотеку с данными студентов Панемского университета, чтобы понять — никакого Артура Дойлинга, вымышленного парня Торани, нет и никогда не было в стенах этого заведения.

— Как думаешь, она когда-нибудь решится показать нам чертеж?

— Нет, — Стормгольд покачал головой. — Слишком боится признаться в том, как сильно завралась. Пускай лучше девочка и дальше продолжает думать, что мы, два старых дурака, ей верим.

— А мы и верим. Верим, что когда-нибудь она все же построит эту невероятную машину.