Глава 5. Разрываю канаты в клочья

Да, это все-таки была я – страшная горбунья из борделя «Лиловая Роза». Лабуэлия, которая в жизни не общалась с почтенными господами на равных!

А что, если я что-то скажу не так? А что, если говорю слишком просто? Что, если, в конце-то концов, чары из амулета действительно выветрились и стоит прекрасному королю на секунду отвлечься на осыпание поцелуями моих нежных ключиц, как я снова стану той, кем являюсь… да я же так могу всю Розамундию наследников лишить! У какого мужчины желание хоть раз еще появится после такого…

Свои тревоги я тут же высказала мадам Кардамон, на что получила заверения о том, что все это под ее ответственность и мне нужно просто расслабиться, а то не удастся даже в таком виде понравиться королю. Ну, а я что? Обещала постараться.

- Вот и славно. – Сказала женщина и повела меня вовсе не в гостиную, а в опочивальню «Полной луны и вдохновленных звезд». Так мы называли самую красивую комнату в доме – она располагалась на третьем этаже и над кроватью имела стеклянный свод, через который можно было видеть бескрайнее и глубокое Мильское небо.

Там было чудо как хорошо по ночам! Только не в дождь… в плохую погоду с мансардных окон дико капало из-за чего мадам посылала меня туда отодвигать к стене дорогущую кровать королевского размера и бегать с ведрами, чтобы не залило нижние этажи.

- Жди здесь и ничего не бойся! – сказала она и оставила меня в полном одиночестве. Что же я сделала, оставшись одной? Разумеется, побежала к зеркалу! Ну, а вы бы что сделали, если бы из страхолюдины в мгновение ока превратились в прекрасную нимфу?

Я была все еще хороша и даже лучше, благодаря умелым рукам мадам Кардамон. Мои волосы были уложены в свободную прическу со слегка убранными назад передними локонами, их фиксировала чудесная серебряная диадема с розовым жемчугом, оттенявшим мой естественный румянец. Макияжа на мне практически не было, мне лишь слегка подвели глаза темным перламутром и увлажнили губы. Одета я была в платье, которое сама когда-то сшила для консумации Амариллис. Помнится, девственность ее тогда ушла почти за тысячу золотых диналиев. Больше, если верить мадам Кардамон, в свое время заплатили только нашей матери.

Вдруг, мне стало противно от того, что в этом же самом платье, легком, воздушном, облегающем по корсету до талии и затем ниспадающем прозрачной, точно золотистое облако тканью, когда-то лишилась девственности моя вредная старшая сестра. Будто я, в самом деле, не достойна иметь свой собственный судьбоносный наряд.

Я пнула подол изящной ножкой, отчего она проскользнула в соблазнительный вырез, что шел до самой талии. Начала смеяться. Вот оно, значит как - стоило дурнушке на пять минут стать красавицей и она уже носик ведет. Видимо, капризность непременный спутник неземной красоты.

Что особенно понравилось – так это мой собственный смех. Такой чистый, приятный, словно маленькие колокольчики звенят в саду, не то что был у меня раньше! Я еще раз улыбнулась своему отражению обворожительной юной улыбкой и закружилась перед зеркалом, с удовольствием наблюдая, как невесомая, деликатно искрящаяся ткань обхватывает мои бедра, голени, соблазнительно открывает то, что под подолом этой юбки, прикрепленной к нежно-розовому шелковому корсету, ничего нет.

Я вскрикнула от неожиданности, когда поняла, что не одна наслаждаюсь своей внешностью. Наблюдатель протянул ко мне руки ладонями вперед, демонстрируя что бояться совершенно нечего. На лице короля Генриха Третьего застыла восхищенная улыбка. Его зеленые глаза блестели, - да, зеленые, к сожалению, не серые, - и отражали крайнюю степень заинтересованности в увиденном.

- Вы так прекрасны, госпожа… прошу вас, скажите мне свое имя!

«О, я уже и госпожа» - поразилась я и попыталась взять себя в руки. Мадам советовала вести себя застенчиво, как чистая и непорочная девушка, ну что ж, это было не так сложно, как могло показаться. Я смущенно улыбнулась и, словно маленький волшебный зверек, кинулась к кровати, чтобы спрятаться за балдахином и уже оттуда сказать ему оттуда:

- Лобелия, господин мой. – Ах, до чего же нежно и приятно теперь звучал мой голосок. Таким уже не пошлешь молочника демонов пасти, за то что опять молока не долил или масло прогорклое принес.

- Ах, Лобелия, - попробовал он на вкус мое имя, - в моей стране растут цветы с таким названием и у некоторых сортов цвет именно такой, проникновенно синий, как у ваших прекрасных глаз.

Никогда бы не подумала, что и меня мама назвала как цветок. С Амариллис и Валерианой все ясно, такие и у нас в саду растут, но Лобелия… я почему-то всегда думала, что это как-то связано с моим лбом. Ну, вроде того что мама думала, что раз я уродина, то непременно буду умной. Как же глупо!

От его комплимента я залилась румянцем и вновь скрылась за тяжелым бархатным балдахином. Увидела там паука… да, давно я в эту комнату не заглядывала, надо было бы тут завтра порядок навести.

- Прекрасная Лобелия, прошу вас, не прячьтесь от меня. Я принес нам игристое вино и фрукты, быть может вы разделите со мной это угощение? – Пролепетал король, а сам так и зарделся. Кровь вон как прилила к его лицу, да наверно и не только к лицу…

В вопросах мужской физиологии я была достаточно подкована, всякого тут насмотрелась, да и прелестницы иногда просто не могли сдержаться, делясь подробностями минувшей бурной ночи. К плотским же утехам я относилась достаточно спокойно и каких-то иллюзий по поводу дарения благосклонности непременно только объектам неземной любви – не испытывала. Наслаждение и наслаждение. Для местных красавиц, это то же самое, что массаж кому сделать или спинку почесать. От чего же не причинить удовольствие человеку, если просит или платит, одним словом.

Я неуверенно покинула свое укрытие и не без удовольствия отметила, что король начал дышать чаще, рассматривая мою тонкую талию, стянутую к тому же корсетом и смутные очертания ног, угадывавшиеся вплоть до самого секретного местечка под слоем ткани еще прозрачным, но не настолько, чтобы доподлинно было видно все.

Когда же я двинулась в его сторону и та ткань заструилась, нежно обвивая меня, а в неприличном разрезе мелькнуло фарфорово-белое бедро, мне на минуту показалось, что прекрасный мужчина и вовсе потеряет сознание.

Ох, кому рассказать – не поверят!