Глава 3.1

Марго умерла в двадцать пятом. Отца и парня своей сестры я ненавидел ещё долго, но в двадцать шестом появилась новая теория, что заражение происходит не от полового контакта, болезнь давно была в воде и в пище, а мужчина мог стать катализатором. Это значило, что виновником смерти моей матери и Марго мог быть я сам. Подростком думать об этом было разрушительно. Слишком хрупким казался мой мир, и слишком быстро он рассыпался. По оценкам специалистов, почти восемьдесят процентов всех живущих женщин на тот момент погибло. Это был конец нашей цивилизации, конец нашей расы, и правительство решило создать новую.

Уверен, эксперименты велись уже давно, но, когда состояние человечества стало критичным, учёным пришлось начать тестировать вакцину на людях. Я видел по телевизору улыбающиеся пары – мужчины и женщины уверяли, что полностью здоровы и заразиться уже не могут, незначительные изменения в их организме смогли дать отпор болезни, и их существование подтверждало, что у нас есть шанс. К сожалению, никто из журналистов, освещавших эти темы, не уточнил – какие именно происходят изменения с организмами подопытных. Наверное, именно пришедшее после понимание, что самое важное от нас скрыли, подтолкнуло меня пойти учиться на журналистику.

К тому моменту, когда лекарство стали колоть на улице, начали умирать уже и мужчины. Правительство, наконец, признало, что понятия не имеет в чём причина изначального заражения, но вакцина действительно спасала. Наше лекарство согласились принять многие другие страны. Производство велось где-то в Леверкузене немецкой фармацевтической компанией Байер, и военные самолёты транспортировали термопакеты во все концы света. В той ситуации, казалось бы, о войнах забыли, все пытались помочь друг другу, пытались выжить, объединившись перед лицом общей беды. Но ровно до того момента как ситуация не стабилизировалась, а людям не сообщили – что с ними сделали.

Очереди перед военными медицинскими машинами напоминали времена холодной войны, когда рядом с Берлинской стеной выстраивались люди, желающие встретиться с родственниками по другую сторону. Холодные измученные взгляды прохожих не таили и грамма надежды, люди были испуганы и озлоблены. Улыбающиеся медбратья в военных униформах выглядели инородными в этой массе всеобщего уныния.

После вакцины мне три недели было плохо и тошно, постоянно рвало от жутких спазмов в желудке и кишечнике, безумно болела голова от обилия внезапно проявившихся запахов. Но к запахам привыкнуть было проще всего, остальные перемены казались непостижимыми и неприемлемыми. Мне было восемнадцать, когда я и мой отец получили укол. Отец чувствовал себя так же, и на этой почве мы немного сблизились. Не могу сказать, что помирились, но стали снова общаться и проводить время не как чужие люди.

В конце двадцать девятого года женщин осталось меньше десятой доли процента, из них детородного возраста меньше миллиона и около миллиона девочек до четырнадцати лет. Пожилых женщин было много, но толку от них уже никакого не было. Статистику я хорошо знаю, потому что в университете дополнительно посещал социологию и антропологию.

За десятилетие вымерло почти четыре миллиарда человек и, по средним подсчётам, если бы ничего не изменилось, через три поколения население Земли уменьшилось бы до десяти миллионов. На восстановление прежнего уровня населения могли уйти столетия, если это вообще было возможно. Но пока людей было три с половиной миллиарда, а с экранов телевизоров нам продолжали врать, что всё поправимо. Только улицы в городах были пусты, производство и промышленность остановлены, а сельское хозяйство почти перестало существовать. Земле нужны были люди, руки, мозги, привычное количество серой массы и основы экономики – потребителей. Меня приводили в ужас опустевшие школы, этнические кварталы, оккупированные бездомными псами, и закрытые, зарастающие мхом улицы. И моему слишком внимательному глазу казалось, что население Земли уничтожено.

Через полгода стали появляться первые заметки о действии лекарства. То, что вкололи большей части человечества, перестали называть вакциной, потому что даже безграмотному ребёнку было очевидно, что нам не просто привили антитела. Изменения проявились внешне и внутренне, и вскоре каждый журнал, мнящий себя научным изданием, публиковал интервью специалистов, пытаясь объяснить простому населению, что же с ним произошло.

Я увлечённо смотрел передачи и читал публикации в интернете, ходил на семинары и даже записался в исследовательский центр, предполагая, что смогу увидеть волшебное лекарство в действии. Но на уже привитых лекарство никак не действовало. Найти тех, кому не вкололи странный, не до конца проверенный изобретённый препарат, тоже не было возможности.

«Лекарство содержало активный вирус, воздействующий на структуру ДНК и изменяющий генокод...» — основная версия учёных сводилась к тому, что мы больше не те существа, которых сотворил Создатель. Человечество, приготовившееся к вымиранию, не только было спасено, но и получило второй шанс. Лекарство, спасшее человечество от исчезновения, сделало нас чем-то иным. Изменило нашу суть, изменило всех выживших. Превратило мужское население земли в нечто среднее между мужчиной и женщиной, сделало способным к пролиферации.

Тошнота и головокружения после приёма вакцины были связаны с ростом в наших телах дополнительных органов – нечто напоминающее матку и яичники находилось теперь в организме трёх из четверых мужчин. Одна четверть мужчин избежала подобного изменения, полностью сохранив прежний набор внутренних органов. Почему – причины этого точно не установлены до сих пор. У сорока двух процентов получивших этот, казалось бы, бесполезный орган, матка была в спящем состоянии, и яичники не производили яйцеклетки. Зато тридцать три процента, как и женщины, могли родить ребёнка. То есть, они стали своеобразной заменой «слабому полу» – немного, по сравнению с предыдущим процентным соотношением в мире мужчин и женщин, но всё же достаточно для того, чтобы люди не исчезли с лица Земли. Прогрессивное общество должно было радоваться, что у них появилась возможность воссоздать свой вид. Однако, оказалось, что мы ещё не доросли до понимания этого. Мы были готовы вымереть, исчезнуть с лица земли, но не были готовы принять беременность у мужчины.

Спустя восемь лет относительно стабильное положение установилось в скандинавских странах, в центральной Европе и центральной Америке. Остальная часть планеты до сих пор воюет сама с собой.

Медицинское общество разделило изменённых мужчин на три категории. Тех мужчин, кто не получил дополнительный орган стали называть Стерилитас. Они не поддались введённому лекарству и остались чем-то средним между прежними мужчинами и современными, изменёнными. Однако тестикулы их действовали, как и прежде, и они могли оставить потомство, потому название «бесплодные» не прижилось, и в массах их стали называть «Бетами», подчёркивая не самый высокий статус.

Главных жертв этого генетического эксперимента окрестили Партогенами (ниже я опишу причины такого названия). Внешне – всё так же мужчины, они имели вполне развитую матку и открывающиеся в период половой охоты маточные трубы. Очень быстро их начали называть омегами, и название стало близким к ругательству. Не сомневаюсь, что некоторые мужчины были счастливы в один день проснуться и понять, что они теперь намного более женщины, чем могли мечтать, но для большинства это был шок.

Мужчины с атрофированной маткой назывались Липасмами – оплодотворителями, незапоминающееся слово осталось лишь в медицине, в народе их переименовали в альф. Как вожаков стаи – лучших и сильнейших, тех, кто ведёт за собой и правит. Вероятно, такое мнение основывалось на количестве произведённого тестостерона – семенники их производили такое количество, что прежнюю версию мужчины могло бы убить.