ГЛАВА 1.

ГЛАВА 1.

Солнце, море и песок… Нет, это не слова песенки. Это моя скучная жизнь и я её ненавижу.

Ненавижу всё, что связанно с этим чёртовым морем. Бескрайняя синяя гладь слепящая глаза миллионами бликов, когда смотришь на неё. Слепит так, будто режет скальпелем по глазному яблоку. Орать хочется ни сколько от боли, сколько от безысходности. Куда не глянь, везде море. Может, для кого-то это предел мечтаний жить на берегу моря, но не для меня. Я не грезила о такой беззаботной жизни.

Вот уже каждый день на протяжении пяти лет я хочу проснуться от стука проливного дождя по окнам, укутаться в пуховик и, выйдя на улицу, обязательно промочить ноги в первой же луже. С такой невосполнимой для меня душевной потерей я вспоминаю любимую мной и мерзкую для всех витебскую осень.

Как же мне не хватает этого пронизывающего до самых костей порывистого ледяного ветра, затянутого серыми тучами неба и густого тумана. Не хватает людей, которых я знала и которые просто прошли мимо меня праздно гуляющей по набережной Двины. Не хватает Трех штыков и Вечного огня. Я часто под символом нашей победы грела замершие ладоши и, смотря на красные всполохи, мечтала как принесу к нему свой свадебный букет, а потом скажу тихое, но твёрдое: «Спасибо!».

А ещё день ото дня с терзающей тоской вспоминаю Тимофея. Первый год вынужденного изгнания мой мозг ещё воспринимал яркие картинки нашей любви, как прошедшую реальность, но потом они поблекли, стали серыми и неживыми. И я уже сама не верила, что когда-то мы были вместе. Даже фотографии на телефоне не возвращали мне переживаний первой любви.

Странно, я вроде бы похоронила прошлое, но так и не смогла сделать шаг в будущее, а всё потому что не могу обвыкнуться в гнетущем меня настоящем. Я пытаюсь жить в чужом для меня мире, но постоянно с надеждой оглядываюсь. Вдруг кто-то там высоко услышит мой срывающийся в хрип шёпот и вернёт меня домой. В мой родной город... К моим истокам... Тяжело вздыхают, понимая, что я не моя мать, и за звонкую монету не могу продать душу. Да, и как я бы продала то, что с рождения принадлежит краю тысячи блакидных* озёр, быстротекущих рек и непроходимых болот?

Моя душа принадлежит моей Отчизне. А здесь на островах я схожу с ума от съедаемой меня обиды. На кого так обижена? На мать. Задери ее медведь. Жаль, что на Карибских островах бурые медведи не водятся. А то бы, как Троекуров, бросила ее к мишке. Особенно сейчас, когда мамка на старости лет решила сходить за вторым ребенком. И от кого? От своего ненаглядного студента!

Нет, мамин муж, конечно, не студент. Просто это я так его называю. А как по-другому мне называть его, когда у них разница в десять лет? И на минуточку, когда он потащил мою мать в койку, она была замужней женщиной. Да, пусть у них с отцом были некоторые разногласия, но лезть под юбку к чужой бабе это перебор. Ещё больший перебор приделывать детей моей матери в её-то годы! Маме уже сорок! А она всё молодится для сопливого мужа.

По-началу я думала, что мамин загул сам собой пройдёт. Ну, разгонит последний всплеск гормона и вернётся в семью. К нам с братом. Но нет. Мама родила Мирославу.

Мирку я люблю. И как бы не относилась к отчиму и маме, никогда не перестану радоваться, глядя на мою младшую сестрёнку. Она так похожа на меня. Ну, прям вылитая! И характером в меня. Такая же хитрая капризуля. Наверно, поэтому я прикипела сердцем к Мирочке и уже смирилась, что у мамы другая семья. Как вдруг мои серые будни сотрясает ещё одна новость о пополнении. Мама решила сходить за вторым ребёнком от муженька!

Как всё было? А вот так!

Прихожу домой и нахожу свою мать сидящую возле унитаза. Рвёт её не по-детски. Первое, что пришло в голову: мама отравилась. Но тут она, вытирая ладонью рот, радостно сообщает:

- Рита, я беременна!

И всё в моих глазах темнеет от злости на Студента. Какой я тогда устроила скандал, что даже соседи вывалили наружу и приклеились ушами к забору. И путь эти зайцы ни фига не понимали по-русски, но на всякий случай вызвали полицию. Потом долго пришлось объяснять местным копам, что это семейные разборки и не их собачье дело почему мы так громко сотрясаемый воздух. Но не суть. Главное, вот что.

- Вы дебилы?! – кричу на мать и отчима. - Ладно, она на старости лет в маразм впадает, а ты?! Ты чем думал, когда ещё одно ребёнка маме делал?! Ей сорок! Сорок, Олег!!!

Отчим, как ни в чём не бывало, в ответ:

- Рита, это наше дело сколько нам рожать детей.

- У тебя ещё не спросили разрешения! – поддакивает психованная мать.

- И Оля сама так решила, - с видом обкумаренного йога снова подаёт голос Олег.

Его спокойствие бесит ещё больше. Хочется набросится с кулаками на опротивевшую слащавую рожу отчима. У него всегда на всё находятся ответы, но эти ответы никогда не устраивают меня. А ещё я его ненавижу!

Ненавижу, что мама из всех мужиков подходящих ей по возрасту легла под этого студента. У них, бля, семья! Даже Слава вписался в эту семью лучшим другом. Я только не могу найти место в их блевотной идиллии. И это они вынудили меня пойти на крайние меры. Как говорится, разбавила их бочку мёда ложкой дёгтя.

Я хотела показать маме какой её Олеженька на самом деле. Ну, не верю я, что молодой мужик может искренне полюбить женщину в возрасте. Маме уже сорок, а ему только исполнилось тридцать. Да, мама выглядит моложе своих сверстниц, но дай ей ещё лет десять и всё развалина. Пятидесятилетняя тётка! Сморщенная курага! Вот что останется от её красоты, а наш Студент будет в самом расцвете мужской привлекательности. Ведь мужику седина в висках придаёт солидность, а вот для женщины каждый прожитый год приближает уродливую старость.

Когда Олег вернулся из очередной морской экспедиции, разделась и залезла к нему в постель. Мама в то утро готовила завтрак на кухне, напевая какую-то лирическую муть. Мирослава играла во дворе со своим подарком. Милый папочка подарил ей щенка. Так что времени сорвать маску благочестия с морды Олега у меня было предостаточно. К сожалению, всё пошло не так как я планировала.

Только мои руки пробежалась по спящему отчиму, как тот сонно промычал: «Оленька, моя ненасытная кошечка», и повернулся. В одно мгновение на его лице сменилось и ужас, и удивление, и страх, и смятение. Но потом он быстро сообразил чего я добиваюсь и, подскочив с постели, схватил меня под локоть. Олег выволок кричащую меня из спальни в коридор. А там буквально через мгновение на меня уже в упор смотрели режущие разочарованием глаза матери.

Боже, сколько боли в них было. Даже, когда отец поднял на маму руку, она выглядела бесстрашной, а тут стояла посреди коридора, с трудом сдерживая накатившие слёзы. И Олег тоже хорош! Бросился к маме с поцелуями, умоляя выслушать его.

- Оленька, милая моя! Я всё объясню! – шепчет он, а руки дрожат.

Отчим испугался, что его драгоценная Оленька сделает нелицеприятные для него выводы, и выкинет из своей жизни без вины виноватого мужа.

- Не надо, Олег, я и так всё поняла, - замогильным голосом прерывает она попытки мужа оправдаться.

Хотела их рассорить, но в итоге поставила мать перед самым тяжёлым для неё выбором: дочь или муж. И судя по тому, как чернели материнские глаза, этот выбор был не в мою пользу.

«Доигралась», - молнией пронеслось в моё мозгу, и тут же из глубин похороненного когда-то здравомыслия эхом донеслось. – «Теперь придётся отвечать по-взрослому, ведь залезть в постель к женатому мужику совсем не детские шалости».

- Мама, я… , - прячу глаза, не выдерживая её остекленевшего от боли взгляда. – Я просто…

- Молчи! – обрывает она меня, не давая выговориться. – Я знаю чего ты хотела! Не получилось, доченька?

Доченька… Сказала, как бросила комок льда. И мне впервые стало стыдно за всё то, что плохого я сделала матери. Даже вспомнила соль специально высыпанную в суп, чтобы спровоцировать отца на скандал с ней. За час до этого мама отшлепала меня за матерные слова на детской площадке. Вот я и отомстила за горящую от ремня жопу.

- Мама.

С волнением шепчу я, поднимая на неё мокрые глаза, а в ответ слышу:

- Пошла вон!

Мама сделала свой выбор и от этого мне стало ещё противнее. Пыталась сорвать маску лицемерия с Олега, и сама не заметила, как добровольно сняла свою. А под моей маской избалованной дочери скрывалась физиономия злопамятной и мстительной стервы.

Как не безумно это звучит, но я мстила матери за её безграничную любовь ко мне. Она прощала избалованной дочери абсолютно всё и только Олега простить не смогла.

Затянув сопли обратно в нос, я ушла как когда-то в детстве, придавая своему вынужденному бегству оттенок незаслуженного унижения.

Только ушла я не просто в некуда, а к Риккардо Мартинесу. Местному бандиту. Опять же хотела позлить мать. Мол, мама одумается и прибежит возвращать меня домой. Но пришла не та, которую я с надеждой ждала больше месяца. Пришёл мой брат Слава. Он начистил рожу Риккардо, а потом они стали, вроде бы, лучшими друзьями. По крайней мере, мне так казалось, пока моего любовника не посадили в тюрьму. Кто-то сдал его и я догадываюсь кто. Потом брат, в прямом смысле этого слова, схватил меня за шиворот и притащил домой. Извиняться за прошлые пакости мне не пришлось. Моя семейка сделала вид, что ничего существенного не произошло. Ну, может, так и лучше, а то снова бы поссорились. В этом я пошла в мать. Вот, хоть убейте, не умею признавать свои ошибки. Лучше ощетинюсь, как дикий зверь перед нападением, чем скажу: «Прости».

И вот вроде бы всё шло своим чередом. Я почти смирилась с браком мамы. Старалась наладить свою жизнь. Встретила вполне хорошего парня. А тут, как гром среди ясного неба! Мама снова беременна! И эта беременность проходит очень тяжело. Токсикоз её совсем замучил. Исхудала так, что стала похожа на сушенную воблу.

Я волнуюсь за неё, места себе не нахожу, а Олеженька, грёбаный оптимист, пророчит розовых единорогов. Конечно, что ему? Только в плюсе будет. Переживёт жена роды – отлично. Ещё больше привяжется к нему. Это же двое детей, считай по рукам и ногам спутал её! Не переживёт – не беда. Богатый вдовец. И на минуточку, ещё и свободный. Местные охотницы за лёгким баблом облепят его, как мухи говно.

Как не крути, мамин муженёк в выгодном положение при любом раскладе. А я со Славиком в жопе. И самое обидное, я это понимаю, а вот мой брат слеп, как котёнок, и всё потому что мамин муженёк для Славы больше друг, нежели отчим.

Приобщил, так сказать, пасынка к своим делам. Уже пять лет как рыскают по морю в поисках испанских кладов. И вполне удачно. Два года назад Олег, Слава и Стеф (друг отчима) нашли у берегов Гаити затонувший галеон с золотом для испанской казны. Находка стала настоящей сенсацией. Кто только не предлагал археологам-любителям сотрудничество в поисках затонувших кораблей. Долго отнекиваться не получилось, и Олег, посовещавшись с друзьями и мамой, принял предложение одного американского мультимиллиардера. Теперь для богатея ищут некую посыльную каравеллу «Flecha de medianoche»*. По воспоминаниям какого-то идальго на борту этой каравеллы находился золотой трон ацтекского царька. Тайная взятка одного губернатора другому, чтобы их тёмные делишки так и остались тёмными.

На днях, кстати, собираются в очередную экспедицию. Уже, правда, поднимать останки каравеллы. Стеф должен вот-вот прилететь.

Стаф… Здесь уж точно правдиво утверждение: «Скажи кто твой друг и скажу кто ты!».

Чёртов бабник этот Стеф! Обрюхатил мою крестную и слинял в закат, а та постоянно плачет маме, чтобы об её сыночке, не дай бог, свободолюбивому папаше не обмолвились. Я, конечно же, могла ляпнуть гаденышу, но из уважения и любви к тете Свете молчу.

Да, и хорошо, что они расстались. У крёстной муж очень хороший. Генерал в отставке. Так любит жену, что готов в попу целовать! Не то что этот спермотоксичный кобель. В Витебске всех баб перетрахал, и здесь пипиську свою в штаны не успевает убирать. Ко мне только не лезет. Я для него табу. Олеженька заботливый «папочка» запретил даже пальцем трогать непутёвую «доченьку». Ну, так он меня и не трогает. Слюни только пускает и на этом его интерес ко мне заканчивается.

Блин, а Стеф, не смотря на подмоченную репутацию, всё-таки пушистый кролик. И как же я не хочу, чтобы этот кролик снова расхаживал в одних шортах по нашему дому. Тело у Стефа загляденье. Татушки так и притягивают мой изголодавшийся взгляд. Вот сорвалась бы! Ей богу, сорвалась! Но вспоминаю тётю Свету и понемногу остываю.

«Неа…, не надо», - сжимается где-то в области солнышка, представляя Стефа снимающего свои шорты. Вот симпатичный гад! Даже в мысли мои лезет. Встряхнув головой, чтобы привести свои девичьи грёзы в порядок, я не заметила как рука сама потянулась к сумочке за пачкой сигарет.

Не курю. Так балуюсь. И в основном, когда нервничаю. Тут, правда, нервов нет. Просто вспомнила накачанное тело спешащего к нам гостя. Алехандро тоже ничего, но уж слишком ласковый. Замучает своими лобзаниями так, что и трахаться расхочется. В общем, после Риккардо я голодаю по хорошему сексу. Вот он-то умел завести!

Чиркаю зажигалкой и втягиваю в лёгкие дым. Кайффф... Кайф утреней тишины. Домочадцы ещё спят. Это я ранняя пташка, нет, скорее, сова. Спать не ложилась. Только пришла из клуба. Всю ночь танцевала, что ног не чувствую. Вытягиваю их до приятной ломоты в мышцах, медленно сбрасывая туфли. Это ещё больший кайф, когда твои ступни могут пошевелить пальцами, и никотин негой расползается по телу. Я почти впадаю в Нирвану, как слышу голос матери. Сто пудов несётся ко мне со всех копыт. Она и раньше истеричкой была, а теперь и вовсе раздражается по любому поводу.

Так что, сделав ещё одну затяжку, мысленно готовлю себя к очередному скандалу. Я же, бля, провинилась! Опять не ночевала дома, а ещё курю и пью. А, забыла! С мужиками тоже сплю. Правда, это под настроение. Вчера его, кстати, не было.

- Рита, ты куришь?! – вопит она, врываясь на веранду.

Вот прям не знала? Сколько раз я приходила домой вся окутанная табачным амбре, а мама, принюхиваясь, делала вид что не замечает этого. Наверно, сама себе это объясняла, что надышали на доченьку. А перегар? Так это тоже … Ну, с Алехандро целовалась, а он пиво пил. Только мамин фаворит в зятья не пьёт и по клубам не шатается. Он животинку лечит. Скучный, в общем, парнишка. И у меня с ним уже месяца два как тайм-аут. Бросить не бросила, но и встречаться с Айболитом больше не тянет.

Итак, мама кричит, прикрывая ладонью рот. Снова замутило. И в этот раз причина: запах дыма. То бишь, виновата опять Я.

- Курю, - спокойно отвечаю я и демонстративно делаю ещё одну затяжку.

Мама зеленеет, резко отворачивается, пока рвотный рефлекс делает своё дело, оставляя её скудный завтрак на веранде. Сама бы присоединилась, но за восемь месяцев привыкла к таким приступам. Поэтому выдохнула и посмотрела на скорчившуюся в спазмах мать. А её всё выворачивает и выворачивает. И прям по нарастающей.

Не выдерживаю и, потушив сигарету об стол, иду на кухню за водой.

- Мам, попей. Легче станет, - вернувшись на веранду, пихаю ей стакан.

- Нет, не станет, - задыхаясь, говорит она. – Пока не рожу, не станет. С тобой так же было. Далась ты мне, и этот дастся.

По интонации понимаю, что сказано не в обиду мне, а так для уточнения. Но всё равно становится как-то не по себе. Извелась мама за эти восемь месяцев. Сердце сжимается, когда её вот такой разбитой вижу.

- И всё равно попей, - настойчивее пихаю стакан.

Она уже не сопротивляется. Взяв у меня из рук стакан, делает несколько маленьких глотков и снова блевать.

- Мам, может, кесарево сейчас сделать? Всё лучше, чем вот так ещё один месяц мучиться?

Спрашиваю, а сама уже заранее знаю её ответ. Откажется. У матери какое-то патологическое стремление к самоистязанию. Сначала с отцом страдала, теперь с беременностями этими изводит себя. И всё из-за какой-то безумной любви к вчерашнему студенту!

Бля, какой на фиг любви? Была бы это любовь, то Олег любя запретил бы ей так себя мучить. Но, нет же! Рожай, родная! Рожай! Это твой выбор! А я тебя поддержу, только отъеду на месяц другой в экспедицию. А ты здесь не скучай!

Какое скучай? Мама с этим токсикозом уже забыла когда в последний раз жрала нормально, да спала сладко!

Вот что бесит меня в отчиме, так это его бесхребетность и полное подчинение жене. У них какая-то странная семья. Олег вроде и принимает какие-то решения, но только после одобрения властной супруги. А маму заносит, и порой заносит так, что краёв не видит. Как и с этой беременностью. Захотела Олеженьке наследника родить. Вот и родит. И не важно, что врачи были категорически против. Но мама на причинном месте вертела всех дипломированных специалистов. Сказала: «Хочу и буду!», а Олежа покорно поддержал очередную мамину блажь. Теперь вот блюёт, подыхает, но не признает, что очередная беременность в её возрасте явный перебор. И, быть может, роковая ошибка, мать твою! Ещё неизвестно как всё сложится.

- Нет, я дохожу как положено! Я не старая, как ты думаешь! – срывается она на мне, и выпрямляет спину. Только новый желудочный спазм возвращает её обратно в позицию раком.

- Нет, мам, ты не старая! Ты глупая! – уже психую я и, схватив сумочку со стола, прежде чем уйти, со злостью цежу сквозь зубы. - И блевотину свою убирай сама! Достало уже с тряпкой бегать!

В доли секунды срываюсь с места, но во время торможу. В дверях стоит Мирочка. Сестрёнка бережно прижимает к себе поскуливающего Булю (нашего чихуашку) и нервно подёргивает подбородком, готовая вот-вот заплакать. Бедненькая тоже переживает за маму, а тут я ещё воплю ни свет ни заря и не хотя пугаю её.

- Мамочке опять плохо? – пищит Мира и слёзки потоком накатились на глазки.

- Нет, что ты, милая, - присев на корточки, успокаиваю и сестрёнку, и скулящего пёсика. – Маме скоро станет лучше. Просто маме что-то не пошло.

- Как Буле, когда он объедается? – поглаживая пухленькой ладошкой собачку, спрашивает немного притихшая Мирочка.

- Да, как Буле.

Наш пёс страдает обжорством, отрыгивая излишки пищи, а я потом за ним убираю. Вот прям везёт мне!

- Мира, солнышко, иди ко мне.

Отдышавшись, подала голос измученная мать. Но вместо младшей дочери на её зов пришла я. Обнимаю маму за плечи и осторожно прижимаю к себе. Мы так редко говорим друг другу о своих чувствах и переживаниях, что порой проявляя их, шарахаемся, словно в испуге. И мать не стала исключением, вздрагивая от моих прикосновений. Наверно, такие нежности между нами были лет сто назад. И, смутно что-то припоминая, заставляю свой мозг собрать воедино яркие пазлы счастливого детства. Да… тогда я ещё на горшок ходила, а мама целовала меня, называя умницей. Тогда ей было неважно, что я порезала ненавистное мне платье, порвала Славкину раскраску с человеком-пауком, и вылила кисель папе в портфель. Я была маминой девочкой. Любимой маминой девочкой. И пусть эта девочка давно уже выросла, но всё ещё нужна своей мамочке. Особенно, сейчас, когда мама так беспомощна в своём теперешнем положении.

- Мам, не надо ребёнку на это смотреть, - кивнула я на грязный пол. – Иди лучше в дом, а я уберу. Ладно, мам?

- Я люблю тебя, Рита. Очень люблю, - сказала устало мама.

- Знаю, - улыбнулась я в ответ, разжимая свои объятья.

И она, прогнув неестественно спину, шатаясь из стороны в сторону, побрела в дом. А я ещё с минуту смотрела как она идёт и шёпотом проклинала Олега. Вот зачем такие жертвы?! Неужели здоровье любимой женщины ничто перед желанием иметь сына? Она ведь совсем сдала за эти восемь месяцев. Как же страшно наблюдать, как родная мать с каждым таит, словно снежная баба. Если так пойдет дальше, то некогда цветущей женщины останется только тень, и та только на фотографиях.

- Сволочь ты, Олег! – хрипела во мне тихая злость. – Вот где твоя задница, когда ты ей нужен? Где? Ты, тварь, поехал встречать своего грёбаного друга! А потом сольёшься на яхте в закат к своим очередным морским гнилушкам!

Но долго проклинать отчима сомнительное удовольствие. Не дай бог, что с ним случится и мама ещё быстрее себя изведет, да и веранду надо было всё-таки помыть. Гостя же дорогого ждём из Баларуси.

Шумно вздохнув и метнувшись за ведерком с тряпочкой, я в сотый раз примерила на себя шкуру Золушки. Ну, кому ещё, как не мне содержать в чистоте этот дурдом? Мама временно сошла с дистанции.

*Блакитных - голубых

*Flecha de medianoche – Полуночная стрела