Глава 4

Мария

— Черт, я убью Вадима. Второй незапланированный выход. Я вообще без ног, — бросаю на ухо своей напарнице, слезая со сцены. Вика лишь ведет плечами, скользнув по мне бесстрастным уставшим взглядом.

— Чего ты жалуешься, Красавина? Тебе заплатят за лишний час? Заплатят. Радуйся. Все время недовольна, — фыркает Вика.

Мы вместе заходим в нашу комнатушку, где можно перевести дух, освежиться, поправить макияж.

— Работала, кстати, ужасно, — сообщает «подруга».

Я снимаю темный парик, освобождая из-под строгой резинки родную гриву, усаживаясь перед зеркалом.

— Сама знаю, — соглашаюсь я. — Устала сегодня.

Взглянув на часы, выдыхаю с облегчением. Четыре утра. Клуб через полчаса закроется. Можно спокойно снимать макияж, отклеивать ресницы…. Моя тяжелая голова мечтает о подушке, а измученное тело о горячем душе. Только беру из упаковки ватный диск, как дверь коморки распахивается и на пороге появляется Вадим Иванов, мой босс, управляющий клубом.

— Стоп, Красавина, — подскочив, он выхватывает диск и метко попадает в урну. — Там один чел просит приват.

Я выразительно закатываю глаза, раздраженно фыркнув. Серьезно? Мы миллион раз обсуждали этот момент. Мне хватило одного раза, чтобы слухи до сих пор бежали впереди меня.

— Нет, — ровным непоколебимым тоном говорю я, доставая еще один ватный диск. — Вадик, ты как маленький. Мне на лбу у себя написать. В випах не танцую.

— Он тысячу баксов дает, — торжественно объявляет Иванов, поглядывая на меня с нескрываемым превосходством и уверенностью.

— Хмм. Сколько? — Заманчиво, блин. Обычная цена не больше ста баксов.

— Тысячу. И он уже заплатил. Семьсот твои, если пойдешь, — подначивает Вадик. Змей-искуситель.

— Маньяк какой-нибудь? — с подозрением спрашиваю я.

— Не похож. Приличный, — пожимает плечами Вадик.

— Все они приличные, — ухмыляюсь я. Черт, мне очень нужны деньги. И станцевать перед очередным извращенцем мне не слабо. Камеры везде. Не тронет. Просто не хочу снова переступать табу. Но есть такое слово «надо». Особенно сейчас. Пять минут позора, и я могу не работать две-три недели по ночам.

— Вадим, если Машка не хочет, я пойду, — раздраженно и немного завистливо глядя на меня встревает Вика. Убила бы сучку. Я уже мысленно все деньги потратила.

— Не, я предлагал. Он ее хочет, — Иванов тычет в меня пальцем.

— Хрен с вами. Я иду, — резко встав на ноги, решаюсь я. Взглянув на парик, тянусь к нему, но в последний момент одергиваю руку. Хочет, чтобы я танцевала? Станцую, а уж в каком виде, это уже вопрос второстепенный. Главное, за все уплачено.

Вадим сам вызывается сопроводить меня к щедрому гостю, которого я про себя уже окрестила «извращенцем». Проходя через небольшой зеркальный коридор, я пожалела, что не надела костюм жар-птицы. Ткани в нем побольше, чем сейчас на мне. Не скажу, что я совсем раздета. Черные укороченные кожаные шорты, корсет, поддерживающий грудь, пиджак с шипами на плечах и высоченные шпильки. Жесть, конечно. Молчу о колготках в крупную сетку. Выглядит вульгарно, но, когда мы с Викой танцуем на сцене, я как-то об этом не думаю. Мы не снимаем ничего, кроме злосчастного пиджака, и нас не лапают. Это не стриптиз, но парни упорно пытаются заказать приват со мной или с Викой. С Викой чаще, потому что она соглашается.

Возле дверей вип-комнаты, Вадик останавливается, поправляет мои волосы.

— Хоть бы причесалась, а? Что за неуважение к клиенту? – проворчал он, нажимая на ручку, и практически толкая внутрь, — Не боись, все под контролем. — успел шепнуть он мне в спину. Засранец! Если что-то пойдет не так, он у меня получит по первое число.

Заказчика я замечаю сразу. Он сидит на дальнем диване. Смотрю на него, пытаясь рассмотреть в полумраке. Пялиться по сторонам смысла нет. Я здесь не впервые. Небольшая квадратная комната с зеркальными стенами, светодиодным и лазерным освещением, которое на данный момент максимально приглушено. Хрустальный шар переливается огнями над круглым устойчивым столом, который девочки обычно называют помостом.

Конечно, направляюсь к рабочему месту... походкой от бедра. Что-что, а двигаться эротично я умею. К каблукам привыкшая. Если нужно, и от маньяка убегу даже на двадцатисантиметровых шпильках. Улыбка профессиональная, широкая, дежурная, фальшивая. На заднем фоне звучит что-то тихое, развратное. Пофиг. Парень заметно напрягается, я замечаю, как он наклоняется вперед, кладя красивые рельефные руки на свои джинсовые колени. Он стройный и судя по стилю в одежде, не старый; спортзал посещает, если внимательнее посмотреть на открытые участки рук. Благо футболка позволяет разглядеть подробности. Забираясь на стол, я смотрю на него сверху-вниз, немного дерзко, но по-другому не умею. Замечаю тень улыбки на лице, внутри тревожно щелкает, и когда луч лазерного прожектора падает на него, выхватывая из тени черты лица, я от потрясения теряю дар речи.

Солнцев.

Вот дерьмо.

И похоже, говорю это вслух.

Дмитрий

- Красавина, как тебя в институт приняли с таким словарным запасом? – справившись с удивлением, которое вызвало экстравагантное появление моей студентки, я наконец-то начинаю понимать, что так сильно меня в ней зацепило. Точеные бесконечно-стройные ноги на расстоянии протянутой руки вызывают стойкое желание прикоснуться, потрогать, а еще лучше закинуть на свои плечи. Я просто не могу оторвать от них взгляд. И черт, у меня так стоит, что я едва сдерживаю порыв поправить ноющую эрекцию, болезненно упирающуюся в джинсы. И в таком состоянии я нахожусь уже несколько часов, наблюдая, как она работает на сцене. Блондинка она или в парике – неважно. Каждое ее движение действует, как разряд тока, как чистый афродизиак. Я прожил тридцать три года и даже приблизительно не испытывал подобного шквала эмоций, направленного на одну женщину. Это даже начинает меня бесить. Не знаю, какого лешего я уговорил управляющего на приват с Красавиной, потому что, судя по ее выражению лица, она мне не рада, и сбросить стресс по-быстрому у меня вряд ли выйдет.

— Дмитрий Евгеньевич, а разве мы переходили на «ты»? – переборов первоначальный шок, насмешливо бросает Мария. На ней столько макияжа, что хочется взять мокрое полотенце и смыть все, вернув красивые и изящные черты лица, которые я уже хорошо изучил на своих лекциях.

— Ты стоишь передо мной в трусах, Красавина. Не вижу смысла отбивать вежливые поклоны.

— Вы такой нудный, Дмитрий Евгеньевич и говорите, как мой брат священник. Где вы учились? В приходской школе?

— В МГУ, дорогая Маша.

— Я вам не дорогая…, — демонстративно фыркает Мария.

— Я бы так не сказал, учитывая то, что мне пришлось выложить за то, что ты еще даже не начала, две тысячи.

— Вот ублюдок! А мне сказал, что одну, — снова ругается она. Ох уж этот язычок!

— Что? Продешевила, куколка? Я дам сверху еще одну и лично тебе, если разрешишь прикосновения, — нагло выдаю я, понимая, что в ответ можно ожидать самую непрогнозируемую реакцию.

— Я не стриптизерша, — ледяным тоном отрезает девушка. С некоторым облегчением я перевожу дыхание. Ожидал худшего.

— Ты же сама сказала, что не леди. Значит, строить недотрогу глупо. Я запомнил, куколка, как обещал, — усмехаюсь в пылающее от негодования лицо.

— Что, совсем туго, да? Твоя, сто пудов нравственная замороженная подружка, не дает потрогать за задницу? А как же девочки-студентки? Ты только попроси. Любая даст, — с презрительным псевдо-сочувствием кивает она, щелкая пальцами в камеру, и тут же комнату наполняет мелодия. Что-то чувственное и медленное. Гортанно-хрипловатое. Сексуальное. Я не меломан, поэтому не силен в познаниях современных исполнителей. Но мне однозначно нравится.

— А ты? – хрипло спрашиваю я, облизывая пересохшие губы, глядя, как ее совершенное, стройное, хрупкое и гибкое тело эротично двигается под музыку.

— Что я? – наиграно-равнодушно спрашивает она, присаживаясь на корточки, и пробегая кончиками пальцев по моей щеке. Я подаюсь вперед, глядя в васильковые глаза, которые в неоновых огнях кажутся фиолетовыми. Меня просто накрывает. Безумие.

— Ты дашь? – конкретизирую я, вспомнив, о чем мы говорили… Мария закусывает нижнюю губу, и я судорожно втягиваю воздух. Ее взгляд полон тумана. Я не доверяю своим инстинктам, но мне кажется, что девочка всерьез раздумывает над моими словами. Я безумно хочу ее, но мне не нравится мысль, что она может вот так ... с любым и за деньги. В ней есть что-то большее, что цепляет меня сильнее внешне привлекательной оболочки.

— В университете знают, что вы пытаетесь залезть в трусы своим студенткам? – спрашивает она неожиданно резко, толкая меня в грудь обеими ладонями. Я улыбаюсь, наслаждаясь игрой, красивой девушкой с дерзким язычком, танцующей для меня, и не перестающей сквернословить и хамить. Она плавно скользит изящными кистями по своему телу, оглаживая бедра, грудь, обхватывая себя за плечи, не переставая вертеть упругой подтянутой задницей. Откинувшись на спинку дивана, я почти не дышу, чувствуя, что еще пять минут и мне придется свернуть спектакль. Интересно, я один так на нее реагирую?

Она гладит внутреннюю сторону своих бедер, снова приседая и развратно раздвигая колени. Черт. О, черт… я обычно не ругаюсь, но это просто край. Снисходительная улыбка мгновенно сползает с моего лица, потому что стерва занимается форменным издевательством и прекрасно это понимает.

— Нравится, Дмитрий Евгеньевич? – вызывающе облизывая ярко накрашенные губы, спрашивает она. А это пошло, куколка. — Станцевать у вас на коленях?

«Только через мой труп» — мелькает в голове, но она уже встает своими каблуками на диван и ее кожаные трусы или шорты оказываются прямо перед моим лицом. Она хочет, чтобы я потерял контроль, хочет спровоцировать меня. Не дождется, я не дам себя вывести отсюда службе секьюрити. Не выйдет, крошка.

Все становится в разы хуже, когда она садится на мои колени, развернувшись спиной ко мне, и ее божественная задница опускается прямо на мой окаменевший от шока и потрясения член. И мне сейчас реально не смешно. Я вижу, как она делает какой-то знак в камеру. Я так понимаю, что выводить меня сегодня не будут. Светлые волосы бьют меня по лицу, пока она елозит на моих коленях, доставляя мучительное удовольствие.

— Черт, куколка, ты меня убьешь, — шепчу я, толкаясь бедрами вперед. С губ срывается неконтролируемый стон, когда она снова трется о каменную выпуклость на джинсах.

— Вам очень нравится мое выступление, как я посмотрю, — прерывисто выдыхает Красавина. Сучка. Еще издевается. Не могу больше… Плевать на камеры. Толкаю ее вперед, грудью на стол. Не сильно, но достаточно грубо, чтобы она поняла, что шутки кончились. Вжимаюсь эрекцией между раздвинутыми бедрами, оглаживая попку, которая теперь полностью в моих ладонях. Сжимаю ее ягодицы, толкаясь снова.

— Я могу тебя трахнуть? – наклоняясь шепчу я в ее затылок, не прекращая судорожных движений. Она что-то невнятное мычит, отрицательно качая головой. — Ты меня довела, понимаешь?

Переворачиваю ее лицом к себе. Теперь она верхом на столе. Лицо раскрасневшееся, губы призывно блестят. Я резко раздвигаю ее ноги, притягивая к себе. Мы, наверное, нарушили все правила, но никто не бежит ее спасать. Ублюдки. Мне ничего не стоит поиметь ее, и они даже не чешутся. Обхватываю ладонью ее затылок, запрокидывая голову. Она тяжело дышит, и выражение глаз выдает маленькую плутовку с головой. Куколка тоже завелась.

— Доигралась? – хрипло спрашиваю я, медленно опуская руку в глубокое декольте, резко дергая его вниз. Маленькая упругая грудь с задорно торчащими сосками оказывается прямо перед моим лицом, во власти моих губ. Я лижу ее соски, чувствуя, как она начинает снова двигаться, прижимаясь ко мне, трется о член, тихо постанывая. Никакая музыка не заглушит эти волнующие пронизывающие до мурашек звуки. Ее руки на моих бедрах… Черт. Я набрался у нее этих гадких словечек. Ее тлетворное влияние. Опускаю руку между нашими телами, забираясь в кожаные шорты. Натираю ее клитор, чувствуя, как она течет. Как изгибается, дрожа и хныкая. У меня крышу уносит напрочь, кусаю ее за сосок и потом впиваюсь в приоткрытый в стоне рот. Я хотел поцеловать сочные губы Красавиной с первого момента, как увидел ее. Этот поцелуй еще развратнее, чем секс, куда развратнее, чем любой секс, что у меня был до нее. Или у нас сейчас не секс? Тогда что это? Мой член дергается, приближаясь к разрядке, которую я пытаясь удержать. Усиливаю трение разбухшего клитора, одновременно вжимаясь членом в ее промежность… Долбанная ткань.

— Ах, ты сволочь, — стонет она мне в губы, резко выгибаясь. Кажется, мы перешли на «ты». Ее тело дрожит, когда она кончает, я не могу смотреть… это просто полный снос здравого смысла. Я прижимаю пальцы к ее клитору, чувствую пульсацию ее удовольствия. Черт, мне нужно быть в ней. Я так в этом нуждаюсь. Трусь эрекцией о ее бедро, хрипло, урывками втягивая воздух. Это горячо, бурно, невозможно. Опускаю глаза вниз, глядя на свои пальцы, покрытые ее влагой, и прозрачные капли, стекающие по ее раздвинутым бедрам. Это все… Снова целую ее истерзанный моими губами рот, и глухо стону, содрогаясь. Это какой-то трындец.

— О, черт, куколка. Я кончил, — кусаю ее губу, и снова горячо целую, проникая языком. Она такая невыносимо сладкая. У меня снова встает, несмотря на дискомфорт и сырость в джинсах. Позорище. Она хохочет, как одержимая, а мне совсем не смешно. — Я хочу еще. Поехали ко мне.

— Ты себя видел? Мачо с пятном на штанах? – она все еще нервно смеется, отталкивает меня и спрыгивая на пол.

— Эй, ты серьезно, сейчас просто уйдешь? – спрашиваю я, чувствуя, как в груди закипает гнев.

— Да. Ты просил потрогать. Я дала тебе потрогать, — пожимая плечами, заявляет маленькая бунтарка. Ее бедра все еще мокрые от возбуждения и оргазма, который я ей подарил, а она уже дерзит. Ну, не сучка ли?

— И многим ты даешь потрогать? – выразительно окинув ее взглядом, презрительно спрашиваю я. Девушка оправляет одежду, невозмутимо глядя на меня.

— Даже если так, твое какое дело?

Вздернув подбородок, она с вызовом встречает мой взгляд и какое-то время мы молчим, ощущая, как между нами сыплются искры.

Я залезаю в задний карман джинсов и достаю бумажник. Отчитываю тысячу долларов и подаю ей, не разрывая зрительного контакта. И эта сучка их берет, убирая в декольте.

— Было мило. Спасибо, — кивает она, направляясь к двери. Я беспомощно смотрю, как девушка, которая только что поимела меня во всех смыслах за мои же деньги выходит за дверь, все так же вызывающе виляя задницей.

Когда дверь за ней захлопывается, я впадаю в легкий ступор, потом начинаю нервно смеяться. Вот это я влип.

Мария

Как только я оказываюсь в пустой гримерке, вся бравада и уверенность летит к черту. Меня начинает реально трясти от перенесенных эмоций. От стыда. Похоти. Желания вернуть время назад и отказаться от приват танца. Поздно. Сама не знаю, как так получилось. Я не хотела… или хотела. В голове кавардак, коктейль из противоречивых эмоций. Не знаю, что со мной сделал этот зазнавшийся Солнцев, но я потеряла контроль, вела себя… Тьфу.

Это хуже, чем любая другая позорная ситуация в моей жизни. Но то, что произошло между нами…как наваждение, меня прострелило мощное эротическое безумие. После стольких лет полного равнодушия к сексу, за считанные минуты напрочь снесло крышу. Малознакомый парень. Нет, взрослый мужик. С деньгами, связями. Адвокат. Педагог. Гавнюк, каких мало. Он точно решит, что я шлюха. В голове снова и снова звучат его слова… «кончил», «хочу еще». Кажется, я тоже хочу, но уже по-настоящему. Что за безумие?

Может, стоило согласиться? Что я теряю? Все равно уже опозорилась. После такого фиаско не отмоешься. С первой минуты, когда я поняла, кто он, моя голова выключилась и включилась совершенно другая часть тела. Какой стыд. И самое противное, что все это время за нами наблюдали в камеры. Снова поползут сплетни, но теперь обоснованные. Я все-таки позор семьи, тот самый «урод», без которого не обходится ни одна образцовая семья.

— Ну, ты отожгла, девочка, — заглядывая в гримерку, присвистнув, ухмыляется Вадим. Бессильно зарычав, показываю ему средний палец руки.

— Гони еще штуку, Вадик, — разгневанно требую я.

— Семьсот, малыш. За такое шоу я бы и сам отдал, могла бы не просить.

Смирнов заходит внутрь, закрывая дверь. Как-то по-новому смотрит на меня. Его настойчивый взгляд напрягает, если честно. Мы сто лет знакомы, и Вадик никогда не подкатывал.

— Держи, — протягивает мне бумажки, но, когда я тянусь, резко убирает руку в сторону.

— Слушай, может, и для меня так отработаешь? Накину еще пятьсот.

— Пошел ты, — пренебрежительно фыркаю, демонстративно отворачиваясь. Смирнов примирительно берет меня за руку, вкладывая в ладонь доллары.

— Ладно, не сердись. Сразу бы сказала, что вы с ним знакомы. Я все понимаю.

— Серьезно? – скептически смотрю на Вадика, приподняв бровь. Его худое лицо вытягивается еще сильнее.

— Но это было шоу не для слабонервных. Не думал, что ты так можешь. Круто. Реально круто. Ты закроешь тут сама всё? Я пойду.

— Давай, Вадик. Закрою, — махаю на прощание рукой.

Оставаться в пустом клубе мне не в первой. Я чувствую себя здесь, как дома. Принимаю душ, привожу себя в божеский вид, натягиваю джинсы и свитер, любимые кроссовки, кое-где уже изрядно потертые. Волосы заплетаю в простой хвост на затылке.

Странно, но после горячего душа, мне немного полегчало. Отпустило, что ли. Две штуки баксов помогли справится с угрызениями совести. Я утешаю себя мыслью, что больше не увижу возмутителя своего спокойствия, а значит, и переживать не о чем.

Собрав сценические костюмы в спортивную сумку, проверяю все двери и окна, ставлю помещение на сигнализацию и часов в семь утра выхожу, наконец, в весеннее прохладное утро. Это была тяжелая ночь, но она кончилась. Слава Богу. Всё на месте, кроме моей совести.

В этот момент я действительно верила, что история с Солнцевым канет в лету, как только настанет новый день.

Но я ошиблась. У черного входа стоял черный спортивный Ламборджини с откидным верхом. Я бы прошла мимо… Могла бы.

Если бы не огромный букет роз на переднем сиденье. Не меньше ста штук, необъятный просто. Я такие букеты только в кино видела. И мужчин таких, если честно, тоже. У меня внутри все перевернулось, когда я посмотрела на спящее лицо Солнцева, который слишком долго меня ждал и уснул. Можно, конечно, посомневаться, построить из себя фифу или дуру, попытаться набить себе цену…

Он ненормальный просто. Как его не ограбили? Я тихонько подошла к водительскому сиденью, тайком разглядывая точеные скулы и густые ресницы. Когда-то Марк казался мне эталоном мужской красоты, но сейчас его лицо стерлось из моей памяти, стало размытым, далеким, как сон. Слишком долго я ждала его. Слишком долго мечтала о придуманном парне, которому было плевать на меня. Я жила вымышленной ненастоящей жизнью. Отталкивала людей, которые хотели любить меня, которых могла бы полюбить я.

И все-таки мне было грустно отпускать детские мечты, наши с Марком ошибки и полные безумия ночи. Я уже забыла, как это было, но я помню главное – я любила его, моё сердце рвалось из груди, когда он просто проходил мимо, ел, пил, смотрел телевизор, гонял на мотоцикле.

И в череде внезапно обрушившихся на меня воспоминаний момент первой встречи казался особенно важным. Я вошла в дом Красавиных маленькой совсем…. И сразу загремела в больницу. Следующие два года меня возили по врачам, несколько операций на открытом сердце. Я не помню боли или страха. Только мамины слезы и теплые руки. Они святые люди, наши родители. Марка и других детей привели в больницу, когда меня уже перевезли в Тверь. Они по очереди подходили и целовали меня, пытаясь приободрить, но я не реагировала. Все мне казались чужими, кроме… Марка. Он один не поцеловал меня, а сел на стул, внимательно глядя на повязку, перетянувшую мою грудь.

— Скажи-ка, малявка, а шрам останется? – спросил Марк. Я пожала плечами.

— Наверное.

Он улыбнулся, показывая очаровательные ямочки на щеках. Одну ямочку, но зато какую милую.

— Если кто обижать или дразнить будет… Ты мне скажи, я разберусь, — заявил Марк.

— Хорошо, — кивнула я, улыбаясь в ответ. Он взял мою руку, тихонько сжав и сидел рядом, говорил, как с ровесницей. Шутил и смеялся. Мне было легко с ним. Я полюбила его сразу. Беззаветно. На всю жизнь, как мне казалось.

А сейчас я стою, глядя на сексуального красивого мужчину, который почти три часа ждет меня с охрененным букетом роз, почему-то продолжая вспоминать, то, что давно покрылось пылью забвения. И мне грустно….

Я понимаю, что меня ждут перемены, которые перевернут мой мир с ног на голову.

— Дмитрий Евгеньевич, вы заблудились? – прочистив горло спрашиваю я. Он вздрагивает, открывая глаза. Протирает лицо ладонью, сонно моргая.

— Маш, ты долго. Там тебе цветы. Ты извини, если что. Садись, в общем, — нажимает кнопку на панели, и дверца поднимается вверх. Присвистнув в восхищении, я сажусь, двумя руками тяжеленный букет и перекладывая его назад. Дверца закрывается. Мы с Димой смотрим друг на друга, улыбаясь, как два идиота.

— Ко мне? – спрашиваю я.

— Куда скажешь, Маш, — кивает он, резко трогаясь.