Глава 6

«Что мы здесь делаем?» — спрашиваю я.

«Маму ждем», — Танни потирает замерзшие руки: в подземке сыро, даже когда от раскаленного асфальта становится трудно дышать. Она еще совсем маленькая, хвостики одного цвета торчат в разные стороны. Один повис, потому что съехала резинка.

«Мама больше не придет, Танни», — говорю я. И на глаза наворачиваются слезы, поэтому приходится запрокинуть голову и смотреть в высокий, с наспех замазанными трещинами потолок станции. Недолго, ровно столько, чтобы проморгаться.

Опускаю голову, протягиваю сестре руку, чтобы увести, но она упрямо качает головой.

«Еще пять минуточек. Пока поезд не приехал, я могу ждать».

И высматривает грохочущий в глубине тоннеля поезд, на котором мама обычно возвращалась со смены.

Мы ждали ее по утрам, когда она работала в ночную смену, и по вечерам, когда в дневную. Эсстерд Барт с нами не ходил, потому что уставал на работе, а сотрудники подземки уже узнавали нас в лицо и пропускали без оплаты, чтобы мы не тратили лишние жетоны.

Мы ждали ее вместе.

В то утро тоже. А потом вместе поднялись наверх и больше не встречали поезда.

Когда я очнулась, безопасник смотрел на меня так, словно я тронулась умом.

Может и тронулась, потому что припустила в сторону подземки, поскальзываясь и рискуя грохнуться прямо в грязь. Собственно, бежать здесь было недалеко, сразу за поворотом — вход. Станции подземок натыканы гораздо реже, чем остановки аэроэкспрессов, и протянуты между центром и бедными районами. Это единственный способ передвижения для мэйстонцев, которые не могут оплатить абонемент полета.

Дыхание перехватывало, когда я летела по потрескавшимся ступенькам в потеках.

Не знаю, что буду делать, если ее там не окажется.

Не знаю, но…

Я сунула карту в терминал и поймала выскочивший в ладонь жетон. В ушах грохотал пульс, за спиной — шаги безопасника. Что он там будет делать, меня волновало мало: сожравший жетон турникет моргнул, раздвинув скрипучие железные лапы. По ступенькам эскалатора приходилось обегать пассажиров. Кто-то толкался, кто-то ругался, когда я задевала локтем или ногой, но только выбежав на станцию, остановилась. Грудь жгло, пришлось опереться руками о колени, чтобы перевести дух.

Обычно мы сидели в самом начале: под корявым граффити, которое перекрывала пошлая надпись. Сейчас от надписи ничего не осталось, граффити тоже затерли, но…

Танни сидела на скамейке, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лицом.

Разноцветные пряди расплескались по капюшону, между коленями зажат рюкзак.

Я на миг замерла, не веря своим глазам.

А потом бросилась к ней.

— Танни.

Мой голос звучал удивительно ровно, как будто сердце не сбивалось с ритма все это время.

Сестра вздрогнула и подняла голову. Недоверчиво посмотрела на меня и нахмурилась:

— Я не вернусь домой.

Вместо ответа я опустилась рядом с ней. На холодное металлическое сиденье, серая краска с которого частично облупилась и кое-где проступала ржавчина. Надо отдать должное безопаснику, он приближаться не стал, застыл в паре метров от нас, у стены. Заметив сопровождающего, Танни уставилась себе под ноги, на побитую плитку, узор которой давно перестал быть связным. Вцепилась в рюкзак, словно я собиралась его отнять или волоком тащить вместе с ней к выходу из подземки. Пальцы ее побелели, но она упорно смотрела в одну точку, как если бы меня не было рядом. А я пыталась подобрать слова. Слова, которых было слишком много, но которых сейчас не хватало. Наверное, потому что чувства сложно передать словами, а если получается легко, то это уже не чувства.

— Я сама недавно узнала, — произнесла тихо, но твердо. — И это оказалось… слишком. Я не знала, как тебе сказать.

Да что там, и сейчас не знаю.

— У папаши таких проблем не возникло, — фыркнула сестра, не отрывая взгляда от плитки.

Диран?!

Хотя чему я удивляюсь. После его поступка в школе и нашего разговора…

— Не возникло, потому что ему все равно. Но мне не все равно, Танни.

— Неужели? — Она упрямо не поднимала глаз. — С чего бы?

— Потому что для меня важна ты. Твои чувства. Потому что я боялась тебя ранить, понимаешь?

— Броджек позвонила ему и сказала, что ты срываешь меня посреди года, и что он должен на тебя повлиять. — Сестра принялась колупать значок с героем комиксов, которыми увлекалась несколько лет назад. От увлечения остался только значок, подарок Имери. — Судя по всему, повлиять на тебя он зассал, поэтому позвонил мне. А я сдуру ответила. Потому что так и не сохранила его мобильный в контактах. Говорил, что я должна остаться в школе, потому что у тебя совсем другие приоритеты. И что тебе плевать, даже если я стану драить квартиры богатеньких.

Ну разумеется. А он с радостью воспользовался растерянностью девчонки, чтобы вывалить на нее новость, которую мама просила его сохранить в тайне. Я мысленно пожелала отчиму добровольно сигануть в налий для аккумуляторов. Может, переплавится во что-то более дельное. Хотя вряд ли. Если из него до сих пор ничего дельного не получилось, уже не получится.

— И ты поверила?

— Поверила, потому что… — Танни вскинула голову. — Ты ведь одна из них, Леа? Поэтому ты встречаешься с правящим.

Ну что за…

— А об этом ты как догадалась?

— Как-как… Иртханы не встречаются с людьми. Я имею в виду, не сопровождают их до дома, и вообще. Просто раньше я думала, что дело в твоем папаше.

М-да. Сестра у меня, оказывается, очень наблюдательная.

— Для меня это ничего не меняет.

— Уверена? — Она усмехнулась. — Ты действительно хочешь, чтобы я жила с тобой? Просто человек, рядом с такой, как ты?

Загрохотал поезд, принося с собой порыв затхлой сырости из тоннеля.

— Мама всегда выходила из последней двери последнего вагона, — сказала я, чтобы разорвать молчание. — Прямо напротив нас.

Сестра неверяще взглянула на меня:

— Ты так поняла, где меня искать?

Кивнула.

— А что ты помнишь еще?

Ее слова слились с грохотом синхронно раскрывшихся дверей и шумом устремившихся на станцию и в вагоны людских потоков.

— Многое. Помню, как мы ходили выбирать подарок на ее день рождения, и ты расстроилась, потому что наших карманных денег за полгода не хватило на сумочку, которая нам понравилась.

— Поэтому мы купили шляпку, — фыркнула Танни.

Мама носила эту шляпку, хотя к тому времени они уже выходили из моды, и у нее не было решительно ни одного подходящего под нее платья. Носила, пока края у шляпки не стерлись, но даже тогда она ее не выкинула.

— Она стоила ровно столько, что еще осталось на замороженный крем в стаканчике. И ты жаловалась, что я ем быстрее, поэтому тебе достанется меньше.

— Ты действительно ела быстрее, — хмыкнула сестра и обхватила себя руками.

— Мама больше не придет, Танни, — повторила свои же слова, не позволяя ей снова закрыться, — но я здесь. Я приду всегда. Я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось. Потому что я твоя сестра, и это тоже навсегда.

Танни моргнула. Фиолетовые глаза, один в один мамины, стали еще больше, а потом губы у нее задрожали. Она поспешно отвернулась. Пожалуй, слишком поспешно: рюкзак с глухим стуком свалился на пол. Сестра потянулась, чтобы его поднять, под дрожащими ресницами сверкнули непролитые слезы.

— Эй, — прошептала тихо. — Я люблю тебя.

А потом мягко притянула ее к себе, позволяя уткнуться лицом в куртку и глядя поверх растрепанных разноцветных прядей на растекающиеся по станции перекрестные реки людей. Танни плакала мне в плечо: тихо, вздрагивая всем телом, я же все крепче сжимала ее в объятиях, осторожно гладила по голове. Почему никто не говорил, что быть иртханессой — это чувствовать так… проникновенно. Яростно. До глубины сердца, до сбивающегося дыхания.

Будь то отчаяние или…

Нежность, переходящая в светлую радость.

— Хорошо, — прошептала во вздрагивающую макушку. — Все будет хорошо.

Так мы и сидели, позабыв обо всем. До тех пор, пока тихие всхлипы не сошли на нет, а с противоположной стороны не загрохотал очередной поезд.

— Леа… — Танни икнула и судорожно выдохнула мне в шарф.

Осторожно отстранилась, словно смутилась минутной слабости.

— Что?

Она подняла глаза, поспешно вытирая их рукавами.

— Это ведь ты заставила Мика скакать без штанов?

Разумеется, ей уже донесли, что Мик припустил по стадиону именно после нашего разговора. Глупо было надеяться, что она не узнает: даже несмотря на то, что Танни почти не общалась с одноклассниками, эта история наверняка вызвала ажиотаж. Ну и пусть. Несмотря на то, что благодаря случившемуся я обзавелась таэрран, ни на минуту не пожалела о содеянном. Даже сейчас. Пусть Лодингер на своей шкуре испытает всю прелесть высокого статуса голозадый скакун.

— Да, — призналась честно.

— Как? — Глаза ее по-прежнему блестели, но теперь уже не только от слез. — Ты что-то ему сказала, или…

Ну все, если в ход вступило здоровое подростковое любопытство, значит, можно спокойно выдохнуть. Хотя бы на время.

— Или.

Танни закусила губу, взволнованно глядя на меня:

— Ты… то есть все это время… слушай, а что ты вообще умеешь?

Так, а вот это лишнее.

— Поговорим об этом позже.

Сестра разочарованно вздохнула:

— Позже так позже. А что мы будем делать сейчас?

— Поедем домой и выберем тебе новую школу.

Танни фыркнула и закатила глаза.

— Почему я не сомневалась, что этот вопрос не заставит себя ждать?

— А вечером выберемся в торговый центр за купальниками. Как ты смотришь на то, чтобы устроить себе небольшие каникулы?

Решила закрыть тему сразу, пока сестра не успела опомниться.

— Каникулы?

— Да. Пару денечков отдыха на Зингспридском побережье нам не помешают.

Глаза ее загорелись.

— Зингсприд?! — Танни вскочила так резко, что я едва успела подхватить рюкзак, чтобы он снова не кувыркнулся. — Погоди-ка… Ты едешь знакомиться с семьей?

Вот теперь икнулось мне.

— С чего бы?

— Ты ведь знаешь, кто твои родители? Или ты уже с ними встречалась?

— Нет.

— Но…

— Моя семья не особо жаждет меня видеть.

Сама не знаю, зачем это сказала. Не собиралась ведь, слова просто вырвались сами. И я рассказала ей все, начиная со вспышки на юбилее и заканчивая тем, что удалось узнать в Рагране. Рассказала, избегая подробностей, с упором на свое происхождение, а не на магию. О том, что в прошлом моя настоящая мама вынуждена была бежать в другую страну, о том, что вся ее жизнь по чьей-то милости утрачена безвозвратно, и что нужно проводить расследование, чтобы выяснить, кто я на самом деле. Танни слушала, не перебивая, слезы высохли окончательно. Странно, но говорить об этом с сестрой было легко. Я словно чувствовала, как трескается панцирь напряжения. Трескается и осыпается шелухой.

Даже удивительно, как легко и спокойно стало на душе после этого разговора.

Впервые за все время после ужина в Скай Стрим.

— Вот же наблы, — подвела итог Танни, когда я замолчала. — Не переживай, Рэйнар точно их найдет.

Мне икнулось второй раз.

Говорить о Рэйнаре я сейчас точно была не готова, равно как и о том, что поисками родителей теперь намерена заняться сама. Поэтому поспешно поднялась.

— Поехали домой.

Танни взяла у меня рюкзак, и мы направились к эскалатору.

— А он что, постоянно за тобой таскается? — Сестра кивнула на сопровождение.

— Это временно.

— Потому что ты с Рэйнаром, и у вас все серьезно?

— Танни!

— Ладно, молчу.

Молчала она недолго, до выхода из подземки.

— А ты уже видела драконов?

— Видела.

Танни задохнулась.

— Серьезно?! Страшно было?

Страшно?.. Ну, если вспомнить пустоши, наверное. Хотя сейчас, с высоты всего, что узнала, я бы не назвала страхом то, что испытала в тот вечер. Не говоря уже о чувствах, которые вызывал ковыляющий по полигону драконенок, переваливающийся с лапы на лапу. Или дракон, который смотрел мне в самое сердце, когда наши сердца бились в унисон. Когда пламя текло от меня к нему и обратно.

— Нет, — покачала головой.

— Нет?!

— Разве что немного. Драконы очень красивые.

— И ты не боялась, что тебя могут спалить? Ничуточки?

— Драконы не нападают без причины.

— Совсем? Никогда?!

Покачала головой.

— Никогда.

— А…

— Танни, на сегодня достаточно.

Надо четко оговорить с сестрой, о чем можно говорить, а о чем нет. По идее, приближенные к иртханам люди в курсе многих нюансов, в том числе и магии, но все они подписывают бессрочные контракты о неразглашении. Неустойки и методы пресечения за длинный язык по ним драконовские. Буквально. Неудивительно, что в мир людей просачиваются самые крохи — те, что иртханы считают незначительным. Разумеется, Танни никакой контракт подписывать не будет, но серьезно поговорить на тему конфиденциальности все равно придется.

— Очешуеть! Личный водитель. Привет!

Танни помахала Валентену, плюхнулась на заднее сиденье флайса и первым делом откинула крышку портативного визора.

— Включу, ты же не против?

Ответить не успела, потому что главный канал Мэйстона явил нам местрель Стоунвилл во всей своей неповторимой идеальности. На сей раз она принимала мэйстонского репортера в резиденции отца во Флангстоне, о чем гласила бегущая строка. Надо отдать должное, резиденция была зашибись, но судя по отведенному на передачу времени, попали мы на самый конец трансляции.

— … счастливы, что вы возвращаетесь. С чем был связан столь скорый отъезд? Если мой вопрос уместен, разумеется.

— Разумеется, — Ирргалия ослепительно улыбнулась. — Это было небольшое семейное недоразумение, которое, к моему счастью, недавно благополучно разрешилось.

— Это кто? — поинтересовалась Танни.

То ли выражение лица у меня было чересчур говорящее.

То ли челюсть неудержимо стремилась вниз.

Небольшое? Семейное? Недоразумение?

Благополучно разрешилось?!

— Что ж, взаимно рад, — репортер расплылся в улыбке. — Что бы вы хотели сказать мэйстонцам, которые с замиранием сердца ждут вашего возвращения?

Местрель Стоунвилл посмотрела в камеру своими пронзительно-сиреневыми глазами.

— Я жду встречи с вашим гостеприимным городом и со всеми вами. И искренне счастлива, что в самом скором времени Мэйстон станет мне родным.