Глава 3

Мишель стояла, кутаясь в шаль, и взглядом провожала Галена. После того как молодой человек выполнил своё обещание — протанцевал с ней два танца, Флоранс жениха к сестре больше не подпускала. Из кожи вон лезла, пытаясь завладеть его вниманием. Чем доводила соперницу, о наличии которой пока что, кажется, даже не подозревала, до отчаянья. Мишель ничего не оставалось, кроме как любоваться Донеганом издали и мысленно ругать сестру-эгоистку.

Даже когда настало время прощаться, средней Беланже пришлось остаться на крыльце — спуститься к дорогому гостю запретила мать. Подпирая плечиком одну из колонн, обрамлявших фасад двухэтажного особняка — светлого, с покатой крышей и балконами, увитыми клематисом, оттенявшим их летом ярко-фиолетовыми цветами, — Мишель хмуро наблюдала за воркующей парочкой. Флоранс глупо хихикала, жадно ловила каждое слово Галена и смотрела на него с обожанием.

Наверное, если бы у неё имелся хвост, она бы завиляла им, как преданная собачонка.

— Доброй ночи… Мими, — приподняв за тулью шляпу, шутливо попрощался с будущей родственницей Донеган. После чего почтительно поклонился застывшей на ступенях крыльца хозяйке Лафлёра. — Благодарю, мадам, за чудесный вечер.

Сагерт Донеган первым забрался в коляску и негромко окликнул сына. Флоранс тут же протянула жениху руку, напрашиваясь на прощальную ласку.

«Чтоб она у тебя отсохла!» — в сердцах подумала Мишель, едва не топнув от досады ногой и в который раз испытав острое, почти болезненное желание оказаться на месте сестры. Но ощутив на себе пристальный взгляд матери, казалось, способной прочесть её мысли, поспешила вернуться в дом.

Пока Аделис раздавала указания слугам, наводившим порядок на первом этаже, а глава семейства, Вальбер Беланже, наслаждался обществом вайенских сигар и бурбона в своём кабинете, сёстры готовились ко сну.

Младшая, Элиз, уже давно отдыхала — о ней позаботилась няня, пожилая рабыня по имени Чиназа, привезённая в Анделиану ещё ребёнком. Её выкупил на аукционе прадед Мишель, и с тех пор Чиназа никогда не покидала пределов графства, верой и правдой служила своим хозяевам, а сестёр Беланже любила, как родных дочерей.

— Ещё не надоело страдать?

У Мишель возникло ощущение дежавю: она снова сидела в дальнем углу спальни, поглощённая своими мыслями. Пока Флоранс, стоя возле напольного зеркала, привычно покрикивала на служанку, поторапливая Серафи, чтобы поскорее сняла с неё платье и расшнуровала корсет, от которого девушке не терпелось избавиться.

— О чём это ты? — встрепенулась Мишель. Мыслями она была далеко: под нежные звуки вальса снова кружилась с Галеном.

— А то ты не понимаешь! — фыркнула Беланже. — Весь вечер его глазами пожирала. Думала, не знаю, что ты влюбилась в него как кошка?

Мишель вспыхнула. Заявление сестры застало её врасплох. А ведь она была уверена, что Флоранс не видит дальше собственного носа.

— Если такая зоркая, значит, должна была заметить, что я тоже ему небезразлична! — решив, что лучшая защита — это нападение, выпалила девушка.

Отпихнув служанку, споро ослаблявшую шнуровку корсета, Флоранс резко развернулась к сестре. Лицо девушки, которое и в моменты благодушия было не слишком-то привлекательным, во время приступов гнева становилось и вовсе отталкивающим. Резкие крупные черты, унаследованные от отца, проявлялись ещё сильнее.

— Что ты сказала? — Флоранс угрожающе сощурилась.

— Что когда он со мной, он смотрит только на меня. А оказываясь с тобою рядом — куда угодно, но только не на свою избранницу. Может, боится ослепнуть от твоей неземной красоты?

— Ах ты, мелкая дрянь! — взорвалась невеста. Схватив первое, что попалось под руку — щётку для волос, рванулась к сестре. — Сейчас я сделаю из тебя такую красавицу, что на нашей свадьбе это тебе придётся прятать лицо под вуалью!

Флоранс была старше Мишель почти на пять лет, выше её на голову, крупнее и сильнее, и могла, не прилагая усилий, а также не без удовольствия, выполнить свою угрозу. Мишель это прекрасно понимала, а потому решила не испытывать судьбу. Со всех ног бросилась в коридор, мысленно послав ворох нижних юбок, валявшихся возле зеркала, следом за взбешённой фурией.

В отличие от Флоранс, с детства не дружившей с магией, средняя Беланже с лёгкостью, как будто играючи, черпала силу из родной земли. И покидая пределы поместья, всегда брала с собой оберег, хранящий в себе плодородную, напитанную силой почву Лафлёра.

Флоранс громко выругалась, запутавшись в юбках, что неожиданно свалились ей на голову. Короткой заминки сестры хватило Мишель, чтобы вылететь из спальни и чуть ли не кубарем скатиться с лестницы. Она уже собиралась выскочить на улицу, а оттуда мчать до конюшен — не потому что боялась Флоранс (при желании можно было запросто обрушить ей на голову и что-нибудь потяжелее), а потому что как никогда нуждалась в одиночестве, — но дорогу ей преградила мадам Беланже.

— Выпорю! — визжала со второго этажа Флоранс. Нисколько не беспокоясь о том, что слуги, возившиеся в холле, увидят её полураздетой, рванула вниз. — Выпорю так, что и имя его забудешь!

— Я тебе не рабыня! — юркнув за спину матери и дерзко задрав подбородок, выкрикнула Мишель. — И не собираюсь его забывать! Я выйду за него замуж!

Слова эти, обронённые сгоряча, прозвучали как гром среди ясного неба. Флоранс застыла на нижней ступени, точно окаменев. Бледная, терзаемая яростью, сжигаемая ревностью. Она и раньше догадывалась, что Мишель была интересна её жениху, а сегодня на помолвке подозрения только усилились. Когда Галену казалось, что никто на него не смотрит, он искал глазами Мишель, а отыскав, подолгу не отводил от неё взгляда. Такого, какого никогда не дарил своей невесте. Взгляда, полного неутолённой жажды.

Желания.

Напряжённую тишину развеял тихий голос Аделис Беланже:

— Пойдём со мной, Мишель. У нас с отцом есть для тебя новость.

Той ночью родители отправили Мишель спать в комнату к Элиз. После того как вынесли свой вердикт: средней Беланже надлежало уже завтра уехать в Доргрин — маленький городок на окраине графства, где жили их родственники, тётушка и дядюшка Шеналлы. По мнению Мишель, самые скучные люди на свете.

Да и захолустье их — так пренебрежительно отзывалась о Доргрине девушка — было ничем не лучше. Три кривые улочки, пара магазинов да один салун, в котором дядя Эмерон любил просиживать за игрой в карты, где чаще проигрывал, чем выигрывал, доводя тем самым свою вечно всем недовольную супругу до нервного срыва.

Даже один день в обществе не самых любимых родственников казался Мишель хуже пытки. А уж уезжать сейчас, когда она решила во что бы то ни стало отвоевать Галена… Боль хищным зверем вонзила когти в сердце девушки, из глаз помимо воли брызнули слёзы.

— Вы… вы не можете так со мной поступить.

— Так будет лучше для всех.

Глядя в суровое, изрезанное морщинами лицо отца, Мишель зарыдала ещё отчаянней. Вальбер Беланже редко проявлял характер, почти никогда не гневался, даже на нерадивых слуг, которых, была б на то воля Флоранс, пороли бы с утра до вечера. А уж Мишель хозяин Лафлёра обожал и предпочитал закрывать глаза на её мелкие и не очень шалости. И тогда роль строгого родителя приходилось брать на себя Аделис.

— Но па… — Мишель с надеждой подняла на мужчину блестящие от слёз глаза, надеясь его разжалобить.

Увы, смуглое лицо Вальбера по-прежнему оставалось бесстрастным, а взгляд в кои-то веки выражал осуждение.

— Ты молода и импульсивна, Мишель, и можешь натворить глупостей. Флоранс и так вся на нервах из-за предстоящей свадьбы, а ты её ещё провоцируешь.

— Ты не понимаешь!

Широкая коренастая фигура отца, как на троне восседавшего за столом, расплывалась перед глазами. Света, источаемого расписными бра, золотистыми полумесяцами выделявшимися на фоне тёмных обоев, едва хватало, чтобы осветить просторный кабинет, пропахший табаком и кожей. Мишель была рада этому полумраку, хоть немного скрадывавшему её эмоции.

Девушке было невдомёк, что родители уже давно догадывались о её чувствах к Галену. Однако зная о том, какой Мишель была влюбчивой и непостоянной, надеялись, что скоро и этот каприз останется в прошлом, и дочь увлечётся кем-нибудь из своих многочисленных поклонников.

— Наоборот, милая, мы всё прекрасно понимаем, — ласково произнесла Аделис. Обняв захлёбывающуюся слезами дочь, с теплотой в голосе добавила: — Чем дальше ты будешь от него, тем лучше. Со временем это чувство пройдёт, и ты повстречаешь своего суженого. Да и дядя с тётей так по тебе соскучились. Они будут рады твоему обществу.

— А я по ним нет! Лучше бы связали меня и отправили на болота к аллигаторам, как это делала со своими рабами мадам Тенори. И то было бы милосерднее!

Как ни старалась Мишель, родители остались глухи к её мольбам. Несмотря на клятвенные заверения, что она сестре больше слова не скажет и даже не взглянет в сторону Донегана, ей было велено идти спать, а с утра пораньше готовиться к «ссылке». Хотелось верить, что не пожизненной. Хоть отец и мать не пожелали уточнить, на какой срок отправляют её к родственникам.

Мишель не помнила, сколько времени беззвучно прорыдала, уткнувшись лицом в подушку, в окружении кукол и плюшевых игрушек младшей сестры. Постепенно дом окутала тишина — слуги закончили с уборкой и разбрелись по своим комнатам. Лишь снаружи тревожно шумели деревья; да луна, наполовину сокрытая тучей, серебрила застланный ковром пол. С соседней кровати слышалось мерное посапывание Элиз, крепко обнимавшей шитую из лоскутов куклу. Старую и неказистую, особенно по сравнению с её фарфоровыми «подружками». Зато самую любимую. Ведь это был подарок Мишель. А той в своё время её смастерила няня.

Мысль о том, что завтра она расстанется с дорогими сердцу краями, с силой, без которой уже не мыслила жизни и которую могла черпать только из родной земли, а главное — окажется далеко-далеко от Галена, сводила девушку с ума.

Мишель искренне верила, что Донеган не испытывает к невесте никаких чувств. Разве что дружескую симпатию, да и то вряд ли. А значит, эта свадьба разобьёт не только ей сердце. Брак со старшей Беланже, несомненно, превратит наследника Блэкстоуна в самого несчастного мужчину на свете.

В то время как она, Мишель, могла бы сделать его по-настоящему счастливым.

— И сделаю! — свесив ноги с кровати, решительно заявила девушка, даже в самые горькие минуты отчаянья не терявшая боевого духа.

Что-то внутри болезненно кольнуло — осознание того, что после этого Флоранс наверняка её возненавидит. Но о последствиях средняя Беланже предпочитала не думать. Так уж она была устроена — всегда бросалась в омут с головой, не задумываясь о том, кого ещё случайно могла за собой утянуть.

На цыпочках, избегая наступать на скрипучие половицы, Мишель прокралась в их с Флоранс спальню, оглашаемую короткими громкими храпами. Ещё один повод для того, чтобы спасти Галена! Схватила первое попавшееся платье, шаль со шляпкой, не забыв и о красном сафьяновом мешочке на витом шнурке, хранящем в себе землю Лафлёра. А также жестяную коробку из-под конфет со всеми своими сбережениями за год — Мари Лафо не станет помогать даром.

Осторожно притворив за собой дверь, Мишель спустилась на первый этаж и поспешила в комнату, в которой крепко спали Серафи и няня Элиз. Настолько крепко, что не сразу удалось добудиться до шестнадцатилетней рабыни.

— Мисс! Что вы здесь де…

Мишель приложила палец к губам и жестом велела Серафи следовать за ней. А когда девушка, сонно зевая, доплелась наконец до коридора, шёпотом приказала:

— Помоги мне собраться. И сама одевайся.

— Зачем? — вытаращила на хозяйку и без того большие, навыкате глаза служанка и взволнованно, громче, чем следовало бы, спросила: — Мисс Мишель, что вы опять задумали?

— Да тише ты! — шикнула на рабыню Беланже. Поколебавшись с мгновение, бесстрашно сказала: — Мне нужно повидать Королеву.

Серафи тоненько вскрикнула, прижала руки к лицу. С мольбой и страхом заглянула в лицо госпожи, но не нашла в нём ничего, кроме отчаянной решимости.