Глава 2. Рождение Художника

Время шло, жизнь превращалась в рутину. Может кажется, что жизнь рядового члена преступной группировки не может таковой быть. Но по факту было именно так. Изо дня в день я шел на работу, разбирал угнанные тачки, шел на другую работу, где было поинтересней, но мне все равно говорили, что и как делать. Я приходил домой, открывал холодильник, доставал оттуда пиво и садился смотреть тупые передачи по ТВ. Мия дома гостем была не частым, а если и приходила, то в основном поздно ночью. Мы могли толком не общаться месяцами. Казалось, что она совершенно потеряла ко мне интерес. А я вообще начинал впадать в апатию. Чувствовал себя обычным. Самым обычным человеком. Который прожигает жизнь, ходя на работу, а в свободное время просиживает задницу на диване. Это меня бесило. Страшно бесило.

Первое время Дельгадо использовал меня как курьера: отвези это, привези то, съезди к тому-то за тем-то. Это меня бесило тоже, но я продолжал покорно выполнять его глупые поручения. Ведь отказать ему было равносильно подписанию себе смертного приговора. Но, судя по всему, это была лишь проверка на выносливость. Насколько я буду ему верен. И вот, спустя почти три года, вся автомастерская перешла под мое управление. Я отвечал за поставки, подбирал сотрудников, утрясал вопросы с местными властями. Даже начал чувствовать себя значимым членом Корсаров, ведь высшее руководство стало ко мне прислушиваться. Казалось, что жизнь налаживается. Но Дельгадо продолжал вести свою игру по правилам, которые я не всегда понимал.

Однажды он вызвал меня для выполнения очередного поручения. Я должен был выбить долг с одного барыги. Мужик забрал для реализации большую партию наркоты, а с Дельгадо не расплатился. Информаторы же вынюхали, что у него на следующий день два билета на самолет до Австралии. И дураку понятно, что чувак собирался свалить из страны с заработанным баблом. На мое удивление, подкрепленное вопросом «Почему этим должен заняться я?», босс выдал, что его коллекторы, видишь ли, все вдруг слегли с гриппом. Ах ты ж бедные несчастные вышибалы! Ну выпиши им оплачиваемый больничный, я-то тут причем? Мне и в мастерской дел хватает. Но, по словам босса, сумма была большая, поэтому на это дело он мог отправить только человека, которому доверял. Может я за решеткой и нахватался опыта выбивать что-то из кого-то, но за три года на свободе форму я изрядно подрастерял и уж точно не годился на роль собирателя долгов. Но волей-неволей, мне пришлось за это взяться.

Была уже ночь, когда я подъехал к его дому. Мне дали только адрес, никакой информации о самом должнике. Я взял пистолет, и выудил из багажника первый попавшийся инструмент — столярный молоток, и отправился «в гости». Я ожидал увидеть лачугу в каком-нибудь бедном районе с хозяином-наркоманом. Но здесь все было иначе. Двухэтажный аккуратный домик с белым заборчиком, детские качели из старой покрышки. Я даже ненадолго впал в ступор, подумал, что ошибся домом. Но, сверив адрес с тем, что был на бумажке, я убедился в обратном. Адрес был верен, мне действительно сюда. И работу делать надо, даже если не очень хочется.

Я тихо подошел к двери. В доме было темно, лишь тусклый ночник освещал гостиную первого этажа. Встав к стене возле двери, я нажал на звонок. Если этот должник не дурак, то он понимает, что за деньгами придут, а значит, вряд ли прием будет радушным. Вначале никто не открывал, а я просто ждал, и спустя несколько минут я услышал шорох, и слабый удар, будто бы кто-то споткнулся о мебель. Поворот дверного замка, и дверь открылась. Первое, что я увидел, был пистолет. Хозяин дома открыл дверь, и неуклюже держа двумя руками пистолет, сделал шаг вперед, направляя его в пустоту. Даже не удосужился посмотреть, не прячется ли кто за стеной. А я же просто со всей силы ударил ему по рукам молотком, так и стоя возле стены. Мужчина глухо вскрикнул от боли и выронил пистолет, который я тут же подобрал, направив на него свой, и прошел внутрь дома, захлопнув ногой дверь.

Передо мной стоял мужчина, кудрявый, довольно тучный, испуганный. Он судорожно поднял руки вверх и умоляюще смотрел на меня. Он был похож на офисную крысу, на какого-нибудь бухгалтера, уж никак не на барыгу.

— Я за долгом Дельгадо…

Мотнув головой в сторону кухни, я дал ему понять, куда идти, а потом указал на кухонный стол, предлагая ему за него присесть. Мужчина послушался, а я дал ему катушку скотча, так кстати лежащую возле раковины. Заставив его примотать свои ноги и правую руку к стулу.

— У меня ничего нет! Прошу! Меня ограбили, они украли весь товар! Я все верну, клянусь! Просто дайте мне немного времени! — тараторил должник дрожащим голосом.

— Так ты собирался Дельгадо из Австралии денежными переводами долг возвращать?

— Я! Я… нет! Вы не правильно все поняли, я бы все вернул! — мужчина поник.

Я же разрядил его пистолет, и положил его рядом на стол. Корсары просили поговорить с ним мягко, что значило в данном случае, что он должен остаться в живых и быть в состоянии работать, чтобы расплатиться теперь не только за товар, но и за моральный ущерб.

— Так где деньги?

Я тоже присел за стол, одной рукой все так же направляя на должника пистолет, а другой жестикулируя молотком.

— Нету, правда, я все верну, я…

— Просто хотел свалить с выручкой за товар из страны, но не успел? — Я продолжил его фразу, не дав ему закончить.

Мне крайне не хотелось тянуть резину. Я был уставший, злой и хотел спать, а он мне тут начинал вешать лапшу на уши, якобы денег у него нет, и я решил попробовать по другому. Резко поднявшись из-за стола, я схватил его за левую руку, единственную не примотанную к стулу скотчем конечность, прижал ее к столу и со всей силой ударил по кисти острым концом молотка. Раздался хруст, зубцы инструмента вошли в кожу, а кровь, вытекая из-под ладони, окрасила столешницу.

— Мужик, у меня был тяжелый день, так что спрашиваю еще раз…

Но мужчина, стонущий и хрипящий от боли, продолжал отнекиваться. И мне пришлось ударить снова, на этот раз я бил другим концом молотка по пальцам. И снова хруст раздробленных костей, хрип, глухой восклик… Звуки, доносящиеся из глотки тучного потного трясущегося мужика меня как-то, совсем не впечатляли. И только я замахнулся чтоб ударить снова, как меня отвлек детский голос.

— Папа? Папа, что это?

Маленький мальчик лет восьми стоял в дверях кухни, и испуганно смотрел на происходящее.

— О-па-на… Кто это у нас здесь?

Я невольно усмехнулся и посмотрел на горе-папашу. Тот резко попытался вскочить, начал дергаться, но, надо признать, примотал он себя к стулу на совесть.

— Стивен, Беги! Беги в свою комнату, закрой дверь и не выходи!

Мальчик стоял в ступоре, глядя как его отец пытается вырваться из пут скотча.

— Э, не… Подожди… — я присел напротив мальчишки — и заговорил с ним.

— Стивен, ты же не хочешь, чтобы папе было больно?

Мальчик неуверенно помотал головой.

— Малыш, подойди ко мне, не бойся, я тебя не обижу.

Мужчина задергался еще сильнее, закричал, а я снова направил на него пистолет.

— Прошу! Не трогай моего сына! Он всего лишь ребенок! Умоляю!

Я обернулся на горе родителя.

— Слушай, я же не монстр в конце концов.

А затем снова повернулся к ребенку, который уже стоял возле меня, испуганно комкая в кулочках штанины пижамы.

— Вы с папой собираетесь в путешествие?

Мальчик неуверенно кивнул головой в знак согласия.

— А ты знаешь, где у папы лежат деньги?

Мальчик снова кивнул.

— Ты знаешь, это чужие деньги. И если ты их мне сейчас не отдашь, то придут очень плохие дяди, намного хуже меня, и убьют твоего папу. Ты же этого не хочешь? Принесешь мне их?

Мальчик снова кивнул и убежал вверх по лестнице.

На глазах мужчины навернулись слезы. Он сидел, опустив вниз голову и досадливо всхлипывал.

— Мужик, как ты докатился до такой жизни? У тебя сын, хороший дом, хоть убей, не похож ты на барыгу.

— Да я вообще страховой агент… — мужчина отвечал не поднимая головы. — Меня выперли с работы, я погряз в долгах, а у меня сын! Что мне оставалось делать?

Я лишь вздохнул и потер ладонью глаза.

Мальчик уже бежал обратно, неся с собой черную спортивную сумку. Он отдал ее мне. Сумка и правда была наполнена пачками денег.

— И с этим ты собирался сесть в самолет? — я с недоумением посмотрел на должника.

— Нет… я хотел… завтра в банк…

— Эх… это я тоже заберу.

Закинув разобранный пистолет мужчины в сумку с деньгами, я взял со стола небольшое полотенце, протер им молоток, а после снова присел перед ребенком.

— У твоего папы болит рука, ее нужно вылечить, а то он не сможет работать и к нему придут злые дяди. Ты поможешь ему добраться до больницы?

Мальчик снова утвердительно кивнул, а я отправился на выход, бросив хозяину дома на прощанье:

— Мужик, осторожней надо, не глупи больше так, а то тебе еще сына растить.

Возвращаясь домой, я был зол. Зол на этого идиота, который действительно верил, что сможет свалить с деньгами корсаров, на Дельгадо, за то, что он меня послал к такому должнику. На своих предков, которые за всю жизнь ради меня и пальцем не пошевелили, а этот… казалось, что ради сына он готов пойти на все. На себя, за то, что раздробил ему руку и, возможно, она больше не сможет нормально функционировать, а ему ведь еще остатки долга выплачивать…

Дорога к дому была не близкой. Мы жили в пригороде, и как минимум тридцать минут занимал путь через глухой лес. Дорога была пустая, мне не встретилось на этом отрезке ни одной машины. Но вдруг свет фар осветил какое-то движение вдоль дороги. Я сбавил скорость. По обочине шла девушка, грустная, укутываясь от ночной прохлады в легкий кардиган.

Вначале я проехал мимо, но потом остановился, секунду подумав, развернулся, и подъехал к ней. Как? Как можно быть такой легкомысленной? Чтобы слоняться в таком месте одной посреди ночи. Мало ли что может с ней случиться. Маньяк какой-нибудь поймает или пьяный гонщик не заметит ее, разогнавшись на пустой дороге. А если не люди, то дикие звери. Я остановился, и опустил окно.

— Девушка? Вам куда? Давайте подвезу. Не стоит здесь одной слоняться посреди ночи.

На ее лице проскользнуло сомнение. Но холод и усталость брали свое. И, немного помявшись на месте, она все же села в машину.

Довольно милая девушка. Оказалось, она вместе со своим парнем приехала на день рожденья его товарища в наш район. А он нажрался и так сильно ее обидел, что она ушла одна пешком домой… Когда я в шутку спросил «ты что, застукала его с другой бабой?», она печально опустила глаза. По ответному молчанию я понял, что попал в точку. Мне было неловко, и дабы развеселить пассажирку, я начал травить всякие байки. Она даже повеселела, заулыбалась. А потом ее сережка зацепилась за кардиган на плече, соскользнула с уха, отскочила от подстаканника и отлетела назад за сиденья. У меня совершенно вылетело из головы, что когда я уходил от должника, то просто бросил все на заднее сиденье. И вот сейчас, когда она потянулась назад, чтоб достать украшение, ее взору предстала открытая сумка, набитая деньгами, на которых сверху лежал пистолет, и молоток с окровавленным полотенцем. Я не сразу понял, что произошло, но когда увидел ее, смотрящую на меня с паникой в глазах… Она завопила, как ненормальная: «Останови! Выпусти мня! Останови пожалуйста! Выпусти! Выпусти!», и во мне будто что-то щелкнуло.

Айзек не вызывал меня на съемки уже несколько месяцев, Мия не обращала внимания. Я даже успел забыть о том, что я сам один из тех, от кого хотел ее защитить. От этой мысли мне стало дико смешно. Я рассмеялся в голос, а она напугалась еще больше, начала пытаться открыть дверь прямо на ходу. Но за всей своей паникой даже не успела заметить, как я нажал кнопку, блокирующую замки. Я свернул на ближайшем съезде, уходящем на небольшую полянку посреди леса, остановился и посмотрел на нее. Я не мог не улыбаться, меня прямо-таки распирало. А она продолжала вопить и ломиться в дверь. Это так меня завело, аж пробрало до мурашек. Я медленно вышел из машины и пошел к пассажирской двери. Тут до нее наконец дошло, что нужно было всего лишь нажать на кнопку разблокировки. Она выскочила из машины прямо передо мной за долю секунды и бросилась бежать. Но далеко ли ты собралась бежать, милая, по лесу на каблуках? Поймать ее не составило труда. Я повалил ее на землю, уселся сверху и зажал ладонью рот. Ночь не ночь, лес ни лес… мало ли, кто тут может сейчас шляться. Она продолжала дергаться подо мной. Такая беспомощная, так сладко заливаясь слезами от отчаяния. Я сорвал с себя арафатку, которая обычно болталась у меня на шее, и запихнул ей в рот как можно глубже, чтобы она наверняка не выплюнула кляп. Выдернул из штанов ремень, перевернул ее на живот, и связал за спиной руки. Дело оставалось за малым. Юбка чуть выше колен не сильно осложняла задачу, а уж кружевные стринги, что были под нею, и подавно. Она брыкалась, мычала, заливалась слезами. Так сладко, как в старые добрые времена. Она была только моя, полностью принадлежала мне, ни указаний, ни сценариев. Я и уже забыл, какое это удовольствие ловить их вот так вот, неожиданно для них. Наблюдать, как меняется их выражение лица, когда всего секунду назад у них все было хорошо, а потом они резко осознавали свое положение.

Я дернул ее за бедра, заставив встать на колени, так что лицом она уткнулась во влажную от росы траву. Смочил слюной головку члена и резко вставил ей по самые яйца. Она дернулась, замычала еще громче, так безнадежно, отчаянно. А я простонал в голос, не в силах сдержаться. А потом начал двигаться, резко, грубо, с силой вдавливая ее в землю. Адреналин, эндорфин, гормоны, или что там бывает в подобных ситуациях, по-моему, все разом, ударившие мне в голову, дали такой невероятный букет ощущений, что я кончил так быстро, что, наверное, даже кролики бы позавидовали. И это было невероятно, просто потрясающе.

Поднявшись, я посмотрел на нее. Она заливалась слезами, которые смешивались с рыхлой землей, и смотрела на меня, будто спрашивая, что же будет дальше. Я не спеша отряхнулся, поднял ее и закинул на плечо. Легкая, весом чуть больше ста фунтов*, худая, слабая… Но все еще продолжала брыкаться. Вернувшись к машине, я открыл багажник, достал оттуда армированный скотч и плотно перемотал ей руки, ноги, и рот, чтобы та наверняка не смогла избавиться от кляпа. А после закинул ее в багажник.

Я сам не понял, зачем привез ее домой. Хотя, что мне оставалось делать? Бросить ее в лесу? Нет, уж слишком много улик и ДНК я оставил. Она знает меня в лицо, марку моей машины. Поэтому без задней мысли я занес ее внутрь. Мии как обычно не было. Я и не сомневался. Последнее, чего бы я хотел, так это чтобы она увидела нашу «гостью». Поэтому я решил обустроить ей место там, куда моя, так называемая жена, никогда не заходит — в подвале. Вот и старый матрас оказался к месту. Я опрокинул его от стены, а после скинул на него девушку. Теперь она не мычала. Я оторвал скотч и выдернул изо рта свой шейный платок, почти насквозь пропитанный слюнями. Девушка закашлялась, а потом захрипела, пытаясь что-то мне сказать. Но я лишь снова заклеил ей рот. Теперь у меня была новая игрушка, моя личная, которой ни с кем не нужно делиться. Я мог делать с ней что угодно. И первым делом решил избавиться от ненужного одеяния. Взяв с полки складной нож, я начал резать на ней одежду, разрывать в мелкие клочья, оставляя тканью ссадины на бледной коже. Она взвизгивала, дрыгалась, но получив пару ударов по лицу, перестала. Когда она осталась полностью обнаженной, я присел к ней и погладил по голове.

— А не надо было вопить и пытаться сбежать. Сделала бы вид, что ничего не видела, была бы сейчас уже дома в теплой кровати. Я легко улыбнулся, глядя на ее опухшее от слез лицо. Но тут сзади раздался женский голос:

— Демиан?

— …Мия?

Сердце мгновенно провалилось в пятки. За какие-то доли секунды в моей голове пронеслись тысячи мыслей. Я, идиот, в порыве эмоций забыл закрыть дверь в подвал. И теперь Мия стояла и удивленно смотрела на меня. Я успел подумать о том, что это конец. Ведь самое меньшее, что она могла бы сделать, это уйти от меня. И это бы я пережил. Но она могла обозлиться, заревновать и настучать на меня Дельгадо, сдать полиции, или вообще прирезать во сне. Пленница же заскулила что изо всех сил, прося пришедшую о помощи.

— …а я думала, ты завязал.

И тогда мое сердце просто замерло. Она улыбнулась, словно сумасшедшая, и медленно спускалась по лестнице к нам. Ее глаза горели. Тон голоса приобрел странный оттенок, будто она просила ребенка угостить ее конфеткой. Такой нежный, плавный, слащавый… В сочетании с этим нездоровым выражением лица, это выглядело просто ужасающе.

— Демиан, она видела наши лица, ты же понимаешь… мы не сможем оставить ее в живых.

— Мия… — Я даже не знал, что ей на это ответить.

— А значит, мы можем делать с ней все, что угодно?

Мы оба одновременно повернулись на девушку. Ее глаза были распахнуты сильнее, чем раньше, переполняемые ужасом. Она скулила и пыталась отползти, хоть куда-нибудь, лишь бы подальше. По ее лицу было видно, что она не только поняла, что ее положение хуже некуда, но еще она поняла, кто мы. Пресса так трезвонила о нас на протяжении нескольких месяцев после побега, что мое имя знала каждая представительница женского пола в северных штатах. Нас выставляли психами, конченными социопатами. Сколько ей, девятнадцать-двадцать? В старших классах мама ее, наверное, моим именем пугала: «Вот загуляешься допоздна, поймает тебя Демиан Прайд, запрет в бункере и будет издеваться, как душе угодно». Хотя, конечно, это просто мои фантазии. Но как же было приятно слышать свое имя по всем каналам во всех новостях. Я был легендой, может и страшной, но все же легендой.

Я так и не привык к своему новому имени, все Корсары звали меня Падшим. Так и привязалось. Старым, тем более полным, я позволял себя звать только Мие. А сейчас, видя реакцию девушки на наши имена меня просто захватила эйфория, и я вновь заулыбался, такой же хищной, маньячной улыбкой, что сейчас красовалась на лице моей фиктивной жены.

Мия медленно забрала у меня из рук нож, которым я освободил гостью от ненужных тряпок, и присела напротив нее. Бедная девушка вжималась спиной в стену, пытаясь отдалиться, насколько это было возможно в ее положении. Я не помнил, как ее звали. Карла, Клара… что-то такое. Я даже не помнил, каким именем сам представился ей. Это не имело значения. Теперь она была лишь игрушкой.

Стоило Мие коснуться кончиком ножа ее груди, как девушка что было мочи ударила ее коленями, оттолкнув от себя, а затем еще раз пятками прямо в лицо, так, что она упала назад. Мия вскочила, хватаясь за разбитую губу, и с криком кинулась на девчонку с целью воткнуть ей этот нож в глотку. Но я еще не наигрался, поэтому мою ненаглядную пришлось остановить от этого необдуманного поступка. Я еще несколько раз ударил пленницу по лицу, а после, пока та была дезориентирована, привязал ее к трубе, идущей вдоль пола, растянув руки в разные стороны. А ноги согнул в коленях и связал по отдельности, зафиксировав щиколотки к бедрам. Так что, теперь она точно не могла никого пнуть. Девушка заливалась слезами, но уже молча, не издавая никаких звуков.

Мия снова подошла к ней с ножом.

— Ну, сучка маленькая, теперь ты у меня пожалеешь!

Она начала водить по ее коже кончиком ножа, оставляя тонкие порезы. Пленница заскулила, а я присел на корточки, наблюдая за тем, как моя жена вырезает на гостье кровавые узоры.

Боже, Мия… Когда ты успела стать такой? Такой жестокой, ненормальной, такой же, как я? Она делала это не из интереса, не для того, чтобы впечатлить меня. Она делала это с удовольствием и даже не пыталась этого скрыть. Кровь стекала аккуратными струйками по телу, такими красивыми, горячими. Пленница глухо взвизгивала, пыталась дергаться, от чего только сильнее напарывалась на острую сталь, и… Наверное, у меня нездоровые вкусы, но это восхитительное зрелище, оно так…

Я оттолкнул от нее Мию и провел ладонью по израненному торсу, сильнее размазывая кровь. Она сжалась от боли, попыталась увернуться, но я придавил ее к старому матрасу и устроился между связанных ног. Теперь я трахал ее медленно, не торопясь, наслаждаясь процессом, наблюдая, как она корчится от боли, вызываемой ерзанием по ее израненному телу. А Мия сидела напротив, глядя на это и, жадно закусив губу, ласкала себя рукой между ног.

Когда мы отправились наверх, я был почти без сил. А вот Мия… Сказать, что она была безумно возбужденной мало. Стоило нам подняться в спальню, как она тут же повалила мена на кровать, на ходу срывая с себя легкую блузку, заляпанную кровью. Ее не волновало, что я вымотался за день. Она взяла все в свои руки, взобравшись на меня. А она всегда добивалась своего, этот раз был не исключением. Я просто не смог устоять перед ее сумасшествием. Организм среагировал почти мгновенно. Я наконец-то понял, за что Мия меня любила. Точнее, какую именно мою сторону. Самую темную, ужасающую. Ту, которую другие так ненавидели: мою жестокость, мою славу как Гринтаунского насильника, Падшего ангела. Когда она успела свихнуться? Теперь я четко понимал, зачем в действительности она вытащила меня из тюрьмы. У нее тоже была потребность, в удовлетворении которой ей мог помочь только я.

Я знал, что насилие так или иначе ломает людей, сводит с ума, заставляет упасть на самое дно, и она хотела упасть вместе со мной. И теперь, когда я снова стал прежним, я вновь стал ей нужен.

В ту ночь я так и не смог уснуть, хоть был измотан и вполне удовлетворен. Мысли о том, как избавиться от трупа, не давали покоя. От трупа, хоть наша гостья еще была жива.

Утром мы спустились вниз вместе с Мией. Девушка была в сознании, но лишь смотрела на нас пустыми глазами. А я был молчалив и задумчив.

— Демиан, что-то не так?

— Я в ней столько своей ДНК оставил… Как от трупа то избавляться?

Мия посмотрела по сторонам, а после улыбнулась.

— У меня идея! Тащи ее сюда.

В углу подвала полы были выстелены кафельной плиткой, а в центре был слив. Наверное, у старых хозяев тут была прачечная. Я отвязал девушку от трубы и потащил в тот угол, а Мия подключила к крану садовый шланг.

— Держи ее.

Я лишь усмехнулся, глядя на серьезное выражение лица моей жены.

— Ты что удумала, чертовка?

— Какая разница, она ведь все равно умрет.

Грубо, без капли жалости Мия втолкнула в нее шланг. Пленница снова взвыла, начала вырываться, но я держал ее крепко когда Мия включила воду, и весь поток устремился внутрь нашей гостьи, вымывая оттуда все, что не нужно.

Я был бы и рад в тот день остаться дома, но мне нужно было вернуть Дельгадо забранное у должника, и я ушел, попросив Мию присмотреть за девушкой. Она согласилась без вопросов. Даже босс заметил, что я был измотан. Пришлось сказать, что вчера ночью в Мие проснулась нимфоманка.

А когда вернулся, то нашел свою жену в подвале. Она сидела в старом кресле-качалке с бокалом вина, и смотрела на нашу гостью, которая была подвешена в углу за руки, еле касаясь плитки коленками. Все ее тело до пояса было покрыто кровоточащими узорами. Кровь из ран на ее руках вытекала наиболее обильно. Видимо Мия вскрыла ей вены. И теперь она сидела и смотрела, как красная жидкость медленно стекала по ее коже на кафельный пол, а оттуда в слив.

Пленница лишь подняла на меня мутные глаза. Ее рот больше не был заклеен, сил кричать у нее и так не осталось. Она еле слышно прошептала: «Убей меня, пожалуйста…». Для меня в таком состоянии она была бесполезна, да и смотреть, как она медленно умирает, в отличии от Мии, у меня не было никакого желания. И я вспомнил… Вспомнил Эльзу, в судорогах истекающую кровью на полу моего бункера, отвертку, всаженную в ее сердце. Я взял нож. Мия завопила: «Нет! Ты все мои старания испортишь!». Тогда я выбрал место в узорах, которое находилось ближе всего к сердцу, и вогнал ей в грудь лезвие. Девушка несколько раз хрипло вздохнула и безжизненно обвисла на веревках.

Мне стало ее жалко, как тогда с Эльзой, и я просто прекратил ее страдания. Больше не было тех переполняющих разум, заставляющих задыхаться, будто сжирающих изнутри эмоций. Я слышал, что с каждой новой отнятой жизнью убивать становится все легче. На смену пришло новое чувство, странное, приятное. Я был не в силах управлять своей жизнью, но зато мог распоряжаться чужой. Почему-то мне вдруг показалось это приятным. Заставило почувствовать себя кем-то более значащим.

— И что теперь? Что делать с телом? Может, сжечь?

Я смотрел на Мию, стараясь не улыбаться своим собственным мыслям. Она подошла к мертвой жертве, погладила по голове и посмотрела на меня.

— Ты что, смотри какая красота! Давай покажем ее миру. Ты же хочешь, чтобы о тебе снова заговорили…

И ранним утром следующего дня мы отправились в парк. Точнее это место сложно назвать парком. Лесок на окраине города, куда обычно ходили на пробежку или выгуливать собак. От парка в нем было только несколько лавок вдоль центральной аллеи, на одной из которых мы и оставили наше «творение».

Мия не только отмыла тело с отбеливателем, что мне показалось крайне скверным занятием, но и потратила два часа, чтобы придумать для нее непринужденную позу, усаживая на импровизированную лавку в нашем подвале. В такой позе тело и окоченело.

Хватило всего одного трупа, чтобы пресса вновь заговорила о нас, и даже дала прозвище. И я не успел опомниться, как однажды пришел домой и обнаружил в подвале новую жертву, которую каким-то образом притащила Мия.