Глава 6

В этот раз обошлось без эффектных явлений архонта народу. Когда я, не особо торопясь, привела себя в относительный порядок и вышла на залитый утренним солнцем балкон, Грегордиан уже был там. Он стоял спиной ко мне, обозревая хозяйским взглядом свою вотчину, и поэтому я позволила себе несколько секунд просто пялиться на него, никак не контролируя выражение лица, не пытаясь обуздать и запихнуть поглубже, как шокирующе каждый раз действует на меня сам факт его присутствия. Обласкала взглядом его короткостриженый затылок, вспоминая шуршащий звук, издаваемый его жесткими волосами, когда я провожу по ним ладонью. Прошлась по линии широченных плеч, представляя, как цепляюсь за них дрожащими пальцами, когда мой контроль начинает ускользать под сексуальным натиском этого мужчины. Спустилась к мышцам спины, проступающим даже сквозь ткань вроде бы свободной рубашки и в столь расслабленном состоянии, и, кажется, буквально ощутила их ритмичные сокращения, когда Грегордиан вколачивает себя в меня так, будто хочет забраться внутрь целиком. Прикусила губу, соскользнув глазами на его задницу… Сколько раз я впивалась в нее ногтями, грубо, нещадно, до крови, требуя еще больше. И, Господи, какой же полный животного удовлетворения звук издавал каждый раз Грегордиан, откровенно наслаждаясь этой моей бесстыдной требовательностью. Невольно вдохнула глубоко и прерывисто, чувствуя, что в низу живота все словно стиснули в кулак. Как же чертовски сильно хотелось подойти к нему и без всяких разговоров и пикировок прижаться всем телом, не скрываясь признав свое желание просто ласкать, прикасаться, обожать каждый сантиметр его испещренной шрамами кожи, каждую твердую, наполненную безграничной силой мышцу и получить в ответ одну-единственную каплю нежности, пусть даже она будет разбавлена целым морем похоти.

    – Если будешь так сопеть, Эдна, то завтрак придется перенести! – с усмешкой сказал Грегордиан, оборачиваясь.

    Конечно же, деспот знал, что я стою тут и глазею на него, но сейчас этот факт не мог меня смутить.

    – И тебе доброе утро, архонт Грегордиан! – Пройдясь босыми ногами по теплым камням балкона, я уселась за уже накрытый стол, заметив, как мужчина на пару секунд прилип взглядом к моим обнаженным ступням и лодыжкам. Будь я чуть пошлее, спросила бы его, не представляет ли он их уже на своих плечах. Хотя зачем спрашивать, когда его голод так очевиден? Ох, Аня, заткнись! Будто сама минуту назад не раздела и не оприходовала его по полной глазами.

    – Как спалось на новом месте… одной? – Как ни странно, деспот подхватил мой нарочито светский тон, занимая стул напротив.

    – Ну, в последнее время у меня что ни ночь, то новое место, – ответила почти беззаботно, пожав плечами и игнорируя последнее слово. – Так что могу только сказать, что кошмары не мучали. А как ты вчера погулял?

    – Прекрасно! Я уже стал забывать, как великолепен мой Тахейн Глифф в лунном свете! – Ну еще бы, небось годами проводил ночи напролет, скача из одной постели в другую в долбаном Фир Болге! Когда тут на луну со звездами посмотреть, если стольких опробовать надо! Интересно, а вчера не ходил ли он в эти чертовы развалины в поисках утешения? Насколько понимаю, кто-то же из этих отзывчивых к мужским горестям и разочарованиям кадани еще остался. Так, стоп! Только положительные эмоции и позитивный настрой, помнишь, Аня?

    – Перемены, пусть и кратковременные, так освежают! – ляпнула первое пришедшее в голову, приструнивая свое воображение, но все же покосилась с балкона в сторону раздолбанного вертепа, будто могла рассмотреть, насколько сохранились нижние ярусы.

    – Это точно, Эдна. Вот только некоторые не способны рассмотреть их положительное влияние, даже если их в это тыкнуть носом! – Естественно, Грегордиан проследил за направлением моего взгляда и теперь насмешливо и довольно оскалился. – Кстати, я на дух не переношу запах гари и не склонен удовлетворяться чем придется, когда хочу чего-то определенного. Не знала?

    Это что сейчас – завуалированный ответ на мой незаданный вопрос, провел ли он ночь в одиночестве? Типа, жест доброй воли от архонта Грегордиана, находящегося в хорошем настроении с утра? Что же, тогда стоит сделать ответный ход.

    – Я очень много чего о тебе не знаю, архонт Грегордиан. Но с удовольствием исправила бы это упущение, – и я просто улыбнулась, как-то абсолютно неожиданно даже для самой себя. Без второго дна или ради маскировки других эмоций. На какой-то момент показалось, что мои лицевые мышцы не послушаются оттого, что я почти забыла, как можно улыбаться. Не заходиться нервным хохотом, не усмехаться, не кривиться в ухмылке, а расслабиться настолько, чтобы губы сами расползлись. Совершенно необъяснимо – собственная улыбка и тот факт, что деспот ни к кому не прикасался прошлой ночью, подарили чувство поразительного облегчения, которое покатилось по телу мягкой волной тепла и удовлетворения.

    Расслабленная манера держаться Грегордиана вдруг поменялась так резко, что я почти испугалась. Он смотрел мне в лицо пару секунд так, словно моя улыбка была смертельно ядовитой змеей, внушающей ему настоящий ужас. Его серые, глубоко посаженные глаза распахнулись, а мускулы на шее и плечах предельно вздулись. Черт, похоже, на мои улыбки у этого мужчины острая аллергия, подумала я, ощущая, как краткое проявление немотивированной радости угасает, как и едва зародившийся комфорт в его присутствии.

    – Нет! – неожиданно рявкнул Грегордиан, окончательно пугая меня, и стремительно протянул руку, коснувшись моих губ. – Верни! Я хочу это назад!

    Делая над собой усилие, я заставила себя улыбнуться, но, кажется, это только разозлило непредсказуемого деспота!

    – Нет! – Вскочив, он отшвырнул стол в сторону и одним движением подтянул мой стул впритык к своему. – Не так! Хочу как раньше! Сделай так снова.

    Господи, это могло бы прозвучать почти комично, как каприз избалованного мальчишки по отношению к своей игрушке, если бы не резкое, яростное дыхание и не этот почти дикий взгляд, требовательный и нуждающийся одновременно.

    – Эдна! – Грегордиан обхватил мое лицо и рванул на себя, почти сталкивая нас лбами. – Я сказал еще!

    – Да не могу я так! – Мой первый шок от его реакции стал злостью, и я с силой попыталась оторвать его ладони от себя и отстраниться. – Разве можно улыбаться, когда тебя пугают до икоты?!

    Вместо того чтобы отпустить, Грегордиан просто перетащил меня к себе на колени, нарочно усаживая поверх своего уже жесткого члена. Я охнула, чувствуя импульс, прошивший тело, а деспот дернул бедрами, закрепляя эффект и вызывая мой новый стон.

    – Можно, если я приказываю! – Вот ублюдок! Снова он пытается манипулировать мной с помощью секса! – Давай, дай мне, что хочу, и я сделаю это утро таким, что ты захочешь бесконечных его повторений!

    – Нет! – оскалилась я ему в лицо, теперь сама обхватывая его колючий затылок, с силой впиваясь пальцами. Почувствуй разницу, скотина ты бесчувственная!

    – Ты отказываешь мне? Снова? – сколько угрозы в каждом звуке и новые беспощадные толчки бедер. Я всхлипнула и выгнулась дугой, а Грегордиан прошелся быстрыми поцелуями-укусами по моим ключицам, усиливая воздействие.

    – Разве это похоже на отказ? – из последних сил я удержала злую усмешку на лице и нашла в себе силы скользнуть по его пульсирующему стояку в ответ.

    – Агх-х-х! – издал Грегордиан невнятный звук и на мгновение откинул голову. Его кадык судорожно дернулся, вторя рывкам члена подо мной. В любую игру можно играть вдвоем. Хотя бы попытаться.

    – Я хочу не этого! – огрызнулся деспот, но его глаза уже заволокло пеленой.

    – Да неужели, архонт Грегордиан? Я ведь тоже не с этого планировала утро начать!

    Игнорируя его слова, снова дрожа и постанывая, проехалась по его длине сквозь ткань, и пальцы Грегордиана впились в мои ягодицы, стараясь ограничить мое бесчинство. Но наш контакт был слишком полным, и мне оказалось достаточно даже малейшего смещения тела, чтобы послать по нам обоим новую волну этого мучительного наслаждения-противоборства. И Грегордиан сдался. Вместо того чтобы удерживать, он начал жестко насаживать меня на себя, подбрасывая бедра навстречу, одновременно сталкивая наши рты. Мы, как ошалевшие от похоти подростки, терлись друг о друга, целуясь бешено, раня и облизывая, просто не в силах остановиться, захваченные в плен неодолимым сексуальным голодом. Огромное тело Грегордиана дрожало подо мной, на лице – лишь стремление получить освобождение. Наличие ткани между нами, близость кровати не важны, это все слишком безотлагательно для него. Я сама была как натянутая до предела струна и так хотела кончить, что почти не могла думать ни о чем больше! Но! Но все же вспомнила, что между нами гребаные военные действия, и это не я их снова начала.

    – Стоп! – оттолкнулась от него с такой силой, что просто упала на задницу с его колен и быстро отползла на несколько метров.

    Грегордиан пару секунд смотрел на меня так, словно не мог поверить в случившееся. Да, а ты как думал? Не ты один можешь играть в дрессировщика, используя желание в качестве кнута и пряника.

    – Хочешь, чтобы я тебе улыбалась? Так добейся этого честными методами, а не пытайся принуждать и вымогать! Искренняя радость – это не то, что можно заставить испытывать, просто потребовав этого! – Я едва могла говорить из-за прерывистого дыхания и обвиняюще ткнула в него трясущейся рукой.

    – Да как ты смеешь! – В один прыжок Грегордиан оказался на мне, но еще раньше, чем его тяжелое тело прижало к полу, надо мной оказался уже мой зверь.

    С недовольным ворчанием он сполз и плюхнулся рядом на живот, дыша тяжко, как после многокилометрового бега. А я, бессильно откинув голову на теплый камень, провела по его боку.

    – Ну, здравствуй, большой парень. Ты вовремя! – И вот сейчас мне не нужно было усилий для того, чтобы искренне улыбнуться и моему уютному зверюге, и ясному небу над нами.

    Минуты шли, а мы все лежали, восстанавливая дыхание и душевное равновесие. Я, щурясь, то смотрела в безоблачное невыносимо голубое небо, то косилась на зверя рядом. Цвет его шкуры был настолько глубоко-черным, что даже в ярком свете дня казался огромным пятном тьмы, поглощающим любой упавший на него луч. Сама шкура с очень короткой шерстью выглядела как тончайшая бархатистая ткань, идеально плотно облегающая живой жидкий металл. Коснувшись ее раз, хотелось делать это снова и снова, ощущая ладонью поток бесконечно дружелюбной ко мне мощи. И я не стала себе отказывать в этом удовольствии, компенсируя хоть частично потребность в контакте, дарящем нежность и уют, а не бесконечную, рожденную из агрессии страсть. Зверь же, не скрываясь, не просто льнул, а почти лип к моим ладоням, тянулся за каждым прикосновением жадно, но не властно-требовательно. Такая удивительная и пронзающая до глубины души способность безмолвно демонстрировать мне, насколько же я ему необходима, но при этом не давить или в чем-то ограничивать. Какие же они все-таки разные с Грегордианом. Один стремится возвести как можно больше стен вокруг и заставляет ощущать себя пленницей, постоянно чего-то требует. Другой же одним своим бесконечно удовлетворенным урчанием разрушает любые преграды между нами, даря тепло просто так.

    – Я все-таки очень хотела бы знать твое имя, – пробормотала, наконец отдышавшись.

    – Арха ат, – голос Лугуса был откровенным вторжением в наше сугубо личное пространство, и прореагировали мы на него со зверем почти одинаково – резко подняв головы с каменного пола и уставившись на нарушителя интимности гневным взглядом.

    Только зверь раздраженно взрыкнул, заставляя Лугуса испугано попятиться, а я буркнула:

    – Что, прости?

    – Принято называть зверя архонта Арха ат! – ответил он, но самого брауни при этом уже не было видно. Он встал так, чтобы не попадаться на глаза проявившему неудовольствие зверю.

    – Почему? – повысив голос, спросила я, унимая утробную гневную вибрацию огромного тела простым поглаживанием по крутому боку.

    – Это не самая любимая тема в Тахейн Глиффе, монна Эдна! – отозвался невидимка.

    – И все же? – Имею же я право знать хоть что-то. Смотрю, тут как гадости тебе говорить – так не заткнешь фонтан, а как хоть крупицу нужной информации, так клещами по слову тяни.

    – Это имя, точнее, прозвище дала зверю архонта асраи Сорча, одна из фавориток его отца, когда он был еще ребенком, – в голосе Лугуса с каждым словом было все больше дрожи, будто он ожидал неминуемого наказания.

    Услышав сказанное, мой зверь опять пришел в раздражение и даже резко приподнялся, гневно глядя в сторону прячущегося Лугуса. Но я, вконец охамев, тоже вскочила и навалилась всем телом, удерживая рассерженного монстра на месте и вынуждая опять растянуться на камнях. Не скрывая довольного стона, вытянулась поверх его мускулистой, широкой, как диван, спины, откровенно кайфуя от свирепой и при этом такой кроткой мощи, покорно замершей подо мной.

    – А что означает это имя и почему именно она? – не теряя времени, продолжила я допрос брауни.

    Зверь издал какой-то звук, в котором читался мягкий укор моему неуместному любопытству, и обреченно вздохнул, однако же не шевельнулся.

    – Асраи Сорча была женщиной редчайшей красоты, но немного… остра на язык. Она позволила себе несколько раз отпустить некие… замечания по поводу матери архонта, которая к тому времени уже покинула Тахейн Глифф, и это привело к первому его слишком раннему обращению. – Огромное тело подо мной напряглось, становясь горячее, и буквально задрожало от глубинного низкого быстро нарастающего рыка. – «Арха ат» на языке дварфов означает «чудовище».

    Зверь дернулся и громогласно рявкнул, и мне пришлось обхватить его мощную шею, чтобы не слететь. Поняв, что я своими расспросами исчерпала лимит его терпения и реально подставила бедного Лугуса, решила срочно заканчивать.

    – Лугус, ты, пожалуй, иди пока! – негромко сказала я, снова усиленно наглаживая черную шкуру, и совершенно явственно услышала вздох облегчения брауни.

    – Благодарю, монна Эдна, – откликнулся он. – Я, как и воины-хийсы для вашего сопровождения, будем ждать вас снаружи сколько потребуется.

    Я только невнятно угукнула, плотнее прижимаясь щекой к гладкой, как шелк, и твердой, как дерево, поверхности тела моего зверя. Несмотря на ауру смертельной угрозы, порожденную этим, казалось бы, простым разговором, я не боялась. Ничего из этой агрессии не было направлено на меня. Едва брауни исчез, зверь полностью расслабился, даже почти растекся мягким ковриком подо мной, а я все не могла перестать думать об услышанном. Перед глазами так и стояла бесконечно красивая и при этом мерзко заносчивая сука-асраи, наверняка говорившая гадости о матери черноволосого мальчика с такими знакомыми резкими чертами в его присутствии, спровоцировавшая его на срыв, а потом окрестившая чудовищем. Где, к хренам, в это время был его отец и почему позволял это?

    – Арха ат, говорите? – бормотала я, катая это имя на языке, поглаживая его бока и слушая, как зародившееся тишайшее ворчание становится полноценным громогласным мурлыканьем. – Не будешь ты у меня Арха атом, уж прости!

    – У-у-ур-р-р? – прозвучало более чем отчетливо вопросительно, и зверь повернул ко мне голову на мощной шее, едва не стукнув по лицу, потому что я тоже подняла в этот момент свою.

    – Мне не нравится, говорю, – пояснила я, и на широкой плоской переносице образовались десятки складок, явно выражающие недоумение, но тут же исчезли, когда я потерла по ним пальцами, а большие глаза довольно прищурились.

    – Чудовище, Арха ат, – продолжала бубнить и исследовать ощущения, потирая мягкую нежно-ворсистую шкуру у глаз и на спинке носа. – Ну какое же ты чудовище? Ты мягкий, такой приятный на ощупь, просто прелесть! Бархат! Можно я буду звать тебя «Бархат»?

    Зверь махнул огромной башкой, едва не стряхнув меня, и громко чихнул. А потом посмотрел так, что мне не нужно было переводчиков со звериного на человечий, чтобы понять послание в его взгляде. Зови, как хочешь, просто будь рядом! И я испытала жгучий стыд, потому что отвела глаза, оставив эту искреннюю мольбу без ответа. Разве есть смысл говорить, что это не только между моим Бархатом и мною? Разве вообще нормально хотеть остаться в этом моменте времени, просто согреваясь теплом зверя, который, по сути, и есть тот самый мужчина, что, кажется, задался целью сломать меня во что бы то ни стало?

    – Ба-арха-ат, – с сожалением протянула я, соскальзывая с него, поднимаясь на ноги и отворачиваясь. – Плевать на все, с тобой без сомнений осталась бы в этом мире и наверняка не пожалела бы никогда! Научилась бы жить заново, не вспоминая о том, что оставила позади. Как вы можете быть настолько разными? Как один может без единого слова лечить душу и дарить безопасность, а другой ранить каждым словом?

    – Неужели каждым? – хриплый, ломкий голос Грегордиана заставил вздрогнуть, но я не обернулась, боясь прочесть в его глазах, сколько он слышал.

    – Я говорила не с тобой, архонт Грегордиан!

    – Вообще-то всегда со мной, – его возражение было лишено гнева. – И не нужно добавлять титул, когда мы наедине.

    – Как прикажешь. – Ничего не смогла поделать с тем, что в моем голосе послышалось лязганье замков, на которые закрылась моя душа в ожидании нового раунда противостояния.

    – Я умею не только приказывать, – прозвучало так непривычно задумчиво для деспота, что я все же бросила взгляд через плечо. – Умел.

    – В самом деле? – сначала фыркнула я, но, уловив краткий всполох уязвимости в серых глазах, застыдилась своей насмешки. Что я действительно знаю о нем, какое имею право судить?

    – Думаю, когда-то правда умел.

    Не желая больше выдавать свои эмоции, потому что просто предсказать не могла, какой будет на них реакция, снова повернулась спиной и посмотрела на Тахейн Глифф, хотя все происходящее внизу не доходило до моего сознания.

    – Мне пора, Эдна, – все еще глухо произнес деспот, и я вдруг ощутила дыхание на своей шее, а его распростертая ладонь легла мне на живот, вынуждая кратко прижаться. И я подчинилась. Потому что хотела этого. Его такого, как сейчас, настолько близко ко мне, что между нами, казалось, не было расстояния во всех смыслах.

    – Вечером праздничный пир по поводу победы над драконами. Я хочу, чтобы ты была на нем рядом со мной. Прикажи Лугусу обеспечить тебя всем необходимым и поменьше трещать, обсасывая сплетни, которым уже целая вечность.

    И спустя мгновение наш контакт исчез, а я оглянулась лишь для того, чтобы заметить край его рубахи, мелькнувшей, когда он спрыгнул уже на своем балконе.

    Ну, естественно, не «согласилась бы ты составить мне компанию» или «как насчет поужинать на людях». Да и Бог с ним! Учитывая предыдущие события, приглашение могло быть и гораздо менее цивилизованным.