Глава 1

Примерно через полчаса она спрыгнула с подножки омнибуса, зацепившись второпях и едва не порвав юбку. Обошлось, только юбка непристойно взлетела до колен, и какой-то прохожий нахал залихватски присвистнул.

Покраснев, Маред перебежала улицу и шмыгнула к воротам знакомого особняка. Пришлось еще объяснять снисходительно цедящему слова швейцару, что ее ждут. Да, тьеда Изабель так и сказала: «в любое время». Нет, просто доложите, будьте добры.

Наконец ее пропустили. Еще на дорожке, ведущей от ворот к дому через аллею стриженых кустов, Маред увидела причину сомнений швейцара. У Кармайклов были гости. Пять или шесть экипажей стояло сбоку от дома, на дверцах некоторых даже поблескивали гербы, а из дома слышалась музыка. Значит, Изабель точно не до нее. Ну и пусть! Она же не на прием напрашивается. Отдать работу и получить деньги — дело нескольких минут. Изабель даже проверять ничего не нужно, потому что плохих дипломов Маред Уинни просто не делает. Да и не смогла бы наследница верфей ничего проверить: что ее рыжая головка с прической от лучших парикмахеров столицы понимает в экономических особенностях правления Годфруа Пятого?

Швейцар, все еще сомневаясь, передал Маред с рук на руки экономке, сухопарой особе с вечно поджатыми губами. Зато экономка знала ее в лицо и, хотя бросила неприязненный взгляд на злосчастные ботинки, слегка запыленные после мостовой Западного района, все же проводила Маред в библиотеку, пообещав пригласить тьеду Изабель.

Оставшись одна, Маред положила папку на стол и не удержалась, подошла к ближайшей полке и ласково провела рукой по темным корешкам с золотым тиснением. Показалось, что теплые кожаные переплеты отозвались, разве что за рукой не потянулись, но это, конечно, глупости… Изабель как-то обмолвилась, что отец по случаю купил библиотеку у разорившегося лэрда. Целиком по весу, как мануфактуру или муку. Что и говорить, практичный человек тьен Кармайкл. Только книги у него выглядят, как сироты в хорошем приюте: чистенькие, выстроенные по росту и бесконечно одинокие. Разве действительно читающий человек поставил бы рядом руководство по управлению сукновальней и мемуары знаменитого полководца только потому, что у них переплеты похожи? Интересно, сама Изабель читает хоть что-то, кроме романов в ярких обложках, на которых мускулистые красавцы обнимают томных дев?

А вот и она, легка на помине. Влетевшая в библиотеку рыжеволосая красавица с растрепанными кудрями так и просилась на обложку пресловутого романа. Скинув туфли на высоченном каблуке, Изабель упала на диван у стены, поболтала ногами, так что нежно-сиреневый шелк пышной юбки заплескался в воздухе, и томно сообщила:

— Ох, устала!

Ну, еще бы. Финальные аккорды рамбиде, приглушенные стенами, доносились даже сюда. Маред выразительно глянула на папку, лежащую на столе. Не дождавшись, пока сладко потянувшаяся Изабель соизволит заинтересоваться, взяла диплом и сунула его почти под самый хорошенький носик с конопушками.

— Тьеда Кармайкл, ваша работа.

— О! Ты сделала! — всплеснула руками Изабель, и Маред насторожилась.

Удивление в голосе рыжей красотки было слишком уж нарочитым, будто она никак не ожидала увидеть заказ так скоро.

— Спасибо, милочка Уинни, спасибо, дорогая!

Вскочив, Изабель закружилась по библиотеке с папкой, держа ее на вытянутых руках. Надо отдать Кармайкл должное, с танцами у нее получалось куда лучше, чем с историческим правом.

— Пожалуйста, — вежливо ответила Маред. — Вы заплатите чеком или наличными?

Лучше бы чеком, конечно. Возвращаться домой с кругленькой суммой в кармане после полуночи — точно не лучшая идея.

— А, да… конечно… — рассеянно отозвалась Изабель, небрежно кинув папку на стол и подскакивая к открытому окну, из которого слышался шум подъезжающего экипажа. — Как хочешь, дорогая, только чуть попозже, ладно?

— Как… попозже? — выдохнула Маред, глядя на полуобнаженную спину Изабель, махавшей кому-то внизу рукой. — Вы же говорили — сегодня.

— Сегодня я никак не могу!

Сдвинув тяжелую темно-зеленую штору вбок и обернувшись, Изабель надула губки, став похожей на обиженную девочку.

— Ну, прости, дорогая! Представляешь, я купила такое платье! Ах, ты не представляешь! Оно потрясающее! Папенька сказал, что теперь целых две недели не даст мне денег. Ничего, все равно я успела заказать к нему сумочку… Ты же подождешь, правда? А через две недели я первым делом пришлю тебе деньги! Дай только адрес. Или, если хочешь, приезжай сама, мы как раз будем устраивать пикник. Я тебя приглашаю. Ну, не будь такой букой!

Пикник… Две недели… Маред вцепилась пальцами в край стола, у которого стояла. В глазах потемнело. Она же обещала, дура рыжая! Сказала, что деньги есть. Да Маред могла бы за это время написать два-три простеньких эссе и контрольную для юного лэрда Гленна с факультета истории! И хотя бы расплатиться за квартиру!

— Изабель, — в отчаянии она назвала соученицу по имени, чего с клиентами себе никогда не позволяла. — Я не могу ждать. Мне… нужны эти деньги…

— Но всего две недели!

В огромных синих глазах Изабель под крашеными пушистыми ресницами стояло искреннее удивление: как это кто-то не может подождать две недели.

— Я же правда не могу отдать, — добавила она почти жалобно. — Папенька очень сердится! Я еще проиграла триста крон в триколь, но мне просто не повезло… Прости, Маред, мне очень жаль. Я заплачу, правда-правда!

Триста крон — обещанная плата за диплом. Просадить триста крон в триколь, партия в котором длится не больше пары минут. Да Маред за квартиру платит сто двадцать пять в месяц!

Бессильная ярость встала комом в горле, непроходящей усталостью заныли спина и плечи. Никогда Маред не умела ни требовать, ни просить. На глаза сразу наворачивались глупые позорные слезы, дыхание перехватывало, и голос начинал дрожать и срываться… Это было мерзко и стыдно, так стыдно… Вот и сейчас она бы лучше просто повернулась и ушла, но тогда придется просить хозяйку об отсрочке, а эта бабища вновь начнет вопить на весь дом, что могла бы сдать квартиру порядочной девушке, с деньгами и не жгущей свет по ночам.

Это было еще хуже, и Маред решилась.

— Завтра, Изабель! — сказала она противно звонким и тонким голосом. — Ты найдешь деньги завтра! Попроси у матери, у кого хочешь. А если нет, я… пойду к мэтру Бюзье, твоему куратору. С исходными материалами, черновиком и списком литературы. Ты же знаешь мэтра Бюзье, он зануда еще тот. И что будет с твоей защитой, сама понимаешь! Да ты потом еще год будешь пересдавать, и это твоего папеньку точно не обрадует!

— Ты! Ты этого не сделаешь! — взвизгнула Изабель, кидаясь к столу, хватая лежащую между ними папку и прижимая ее к груди. — Гадкая Уинни! Я же сказала, что заплачу!

— Заплатишь, — подтвердила Маред застывшими почему-то губами. — Завтра. И только попробуй куда-нибудь уехать.

Отвернувшись, она сморгнула предательскую радужную пелену в глазах. Еще не хватало расплакаться перед этой… этой… Да для нее триста крон — партия в триколь, сама сказала, а Маред писала этот диплом две недели. Днем — в библиотеке, чихая над пыльными фолиантами времен Годфруа Пятого и набирая черновой текст на вычислителе, а потом вечерами — дома, правя, выверяя каждый абзац и лишь затем перенося на чистовик.

— Я пришлю за тобой Эмми! — выпалила Изабель и кинулась мимо Маред к выходу из библиотеки.

Сунув ноги в туфли, она выскочила за дверь, унося с собой проклятый диплом, а Маред смертельно захотелось кофе. Плевать, что уже ночь. Кофе всегда помогает, когда плохо. Отец очень любил его и варил сам, не доверяя экономке. Он и Маред с детства приучил к настоящему пролансийскому напитку: черному, горькому и крепкому до густоты. А вот Эмильен кофе не любил, он пил только сидр и всегда смеялся над его крепостью…

Отойдя от стола, она подошла к окну, подставляя горячие щеки ночному ветерку, глянула на черные крыши карет, лаково блестевшие в лунном свете. Снизу все так же доносилась музыка, теперь уже лерданс, легкий, будто прозрачный. Изабель пригласила ее на пикник, надо же… Хороша же она будет на пикнике в серо-зеленом форменном платье и старой зимней обувке.

Теперь стесняться было некого, и Маред позволила себе тихонько всхлипнуть. Очень тихо, гораздо тише, чем звучал лерданс, и один-единственный раз, зная, что иначе просто расплачется. Еще не хватало идти потом через весь дом с распухшим носом и красными глазами. Хватит того, что щеки пылают — хоть омлет на них пеки, как смеялся отец.

Глубоко вздохнув, Маред шагнула от окна — и услышала треск. Глянула вниз и чуть не зарыдала. Да что за вечер такой! Юбка, вроде уцелевшая при прыжке с омнибуса, зацепилась за шляпку гвоздя, торчащую из кресла рядом. И теперь по шву зияла огромная дыра, которую едва сдерживала единственная нитка. В панике схватив подол, Маред попыталась хоть как-то подтянуть стежки. Ну что же это такое? Нитка застревала в жестком сукне, никак не желая растягиваться обратно, пока Маред не разорвала ее в нескольких местах и не связала кончики, соорудив подобие крупных стежков, держащих два куска ткани вместе.

И когда в коридоре послышались мужские голоса, она не сразу сообразила, что так и стоит с задранной почти до пояса юбкой. Голоса были совсем близко, Маред заметалась, пытаясь одновременно опустить юбку, выбраться из-за проклятого кресла, перегородившего ей проход, привести в порядок растрепавшиеся, как назло, волосы… Да она выглядела, как чучело посреди поля! Краснощекое растрепанное чучело в мятом драном платье! Кое-как одернув непослушный подол, Маред шмыгнула за широкую штору и замерла там, дрожа от стыда. Хоть бы не увидели! Светлые боги, хоть бы прошли мимо или поскорее ушли… «И меня же будет искать экономка!» — с опозданием поняла Маред, отчаянно вжимаясь в стену.

— Я дал вам такую простую задачу! — раздраженно проговорил мужчина, проходя вглубь библиотеки, его шаги гулко раздавались по паркету, такие же быстрые и злые, как слова. — У него нет ни охраны, ни сигнальной системы! Сам хозяин уехал за город на неделю, а даблион… он просто лежит! На подставке! В гостиной! Этот проклятый фаталист смеется и говорит, что если украдут — это судьба. Мол, будет знать, что везение закончилось. Сам напрашивается! И вы морочите мне голову, говоря, что не можете справиться? За что я вам плачу? Я и так выдал аванс, но остальное — только после работы! Десять тысяч крон — это вам не шуточки, извольте за них потрудиться!

Десять тысяч? Маред стояла за шторой, еле дыша и превратившись в слух. Они обсуждали ограбление! В доме тьена Кармайкла, его гости… Это не сам тьен, его густой бас Маред как-то слышала. А человек в библиотеке говорил гораздо выше, притом с брезгливой презрительностью, будто терпеть не мог собеседника, но вынужден был с ним общаться.

Второй забубнил, явно оправдываясь, но слишком далеко, чтобы Маред могла расслышать слова.

— Довольно! — рявкнул тот, что ближе. — Результат после денег! И не смейте появляться мне на глаза. Это приличный дом, не хватало еще, чтоб нас тут запомнили вместе. Идите и сделайте свою работу.

Точно, ограбление. Хотя нет, кража. Взлом и хищение особо ценного имущества. В голове Маред мелькали соответствующие статьи уголовного права, но как-то бесстрастно, словно костяшки на счетах. Большие старинные счеты стояли в кабинете у отца. Деревянная рама с потемневшими от времени деревянными кругляшками на бронзовых проволочках. Отец высчитывал на них плату за услуги, и костяшки сухо и звонко щелкали, совсем как подошвы туфель незнакомца, раздраженно меряющего шагами паркет библиотеки.

Маред зажмурилась. Если ее здесь найдут… Нет, ей ничто не угрожает… наверное. Не станут же ее убивать только за то, что она услышала разговор? А если сейчас уйдут — она и лиц их не увидит. Но… надо же что-то делать? Рассказать полиции! И кто ей поверит? Ее слово против слов наверняка достопочтенного гражданина, иной не оказался бы в гостях у тьена Кармайкла.

Второй снова что-то сказал, негромко и упрямо. Маред услышала его шаги, медленные и тяжелые. Человек прошел к середине библиотеки, обронил еще несколько слов, совсем тихо.

— Вон! — закричал вдруг первый. — Не смей мне угрожать! Подавись своим авансом и только посмей что-нибудь ляпнуть об этом деле! Забудь, слышишь?

Тяжелые шаги направились прочь, скрипнула дверь, и Маред осталась наедине с тем, кто пытался заказать кражу. Даблион? Это же просто старинная монета. Золотая, да, но — десять тысяч? Не может одна монета стоит десять тысяч крон! Или может? Ей как-то заказали исследование по нумизматике. Тема далекая от обычного круга работы, но платили неплохо, и Маред согласилась. Заказчик остался доволен, а она узнала много интересного о производстве монет. Старинные и редкие монеты весьма дороги. Десять тысяч крон… Сумма вызывала болезненную глухую тоску, прямо осязаемую. Эта тоска сворачивалась где-то внутри под ложечкой, покусывала, отравляя мысли и чувства. Десять тысяч крон могли бы ее спасти. Десять тысяч…

— Прошу прощения, тьен Оршез, — раздался вдруг голос экономки, и Маред едва не сползла от ужаса по стенке. — Вы не видели здесь молодую тьену в сероватом платье?

— А? Нет, — отрывисто сказал мужчина, и экономка, извинившись, удалилась.

Маред перевела дух. И тут невезение, весь вечер преследовавшее ее, вернулось с новой силой.

— Тьену? — недоуменно проговорил мужчина. — Хм…

Дрожа, Маред слышала, как он прошел по библиотеке, заглянув за высокие полки с книгами. Если бы она могла решиться — и выскочить мимо него! Подобрать подол, рвануть в коридор… А дальше что? Поднять шум и заявить, что этот Оршез — вор? Да кто ей поверит?

— Хм… — послышалось совсем рядом. — Ах, вот как!

Замерев, Маред опустила глаза и чуть не застонала — край юбки предательски торчал снизу из-под кресла.

— Маленькая птичка шпионит?

Штора рывком отдернулась в сторону. Перед глазами Маред мелькнула крепкая мужская рука, круглое лицо с низким лбом и мясистым носом, темные, глубоко посаженные глаза.

— Так-так…

Отступив на шаг, мужчина в дорогом сером сюртуке разглядывал ее, словно диковинную зверюшку.

— Пустите! — сказала Маред тем же отвратительно жалким голосом, что и в разговоре с Изабель. — Я ничего не слышала!

— Совсем ничего? — прищурился мужчина, ощупывая взглядом ее всю с головы до ног.

Маред словно увидела себя его глазами: глухое темное платье, скрывающее формы, потертые ботинки, простой узел волос с выбившимися прядями и лицо без малейшего следа косметики, зато в красных пятнах стыда.

— Я гостья тьеды Изабель, — выпалила она, не зная, что еще сказать. — Пустите, или я буду кричать!

— Правда? И что именно? — усмехнулся Оршез или как его там. — Я на вашу невинность не посягаю. А вот вам, дорогуша, придется доказать, что вы не воровка.

— Что? — не поверила ушам Маред, держась за злополучное кресло и пытаясь расправить второй рукой непослушную юбку. — Я ничего не крала!

— А вот это еще вопрос, — подмигнул ей мужчина. — Что вы тут делаете, ну? Быстро говорите!

— Ничего! — вспыхнула Маред. — Я пришла к Изабель! К тьеде Кармайкл! И зашла… поправить платье…

— В библиотеку. За штору, — осклабился Оршез. — Ну-ну, детка… Больше похоже на то, что ты собиралась стянуть что-нибудь. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь. Это ведь платье студентки? Ты из этих… благонамеренных девиц? — передразнил он слова указа, рассматривая Маред с каким-то новым выражением, откровенно оценивающим и в то же время задумчивым.

— Не ваше дело, — огрызнулась Маред, ободрившись и сообразив, что ничего по-настоящему плохого ей этот негодяй не сделает.

Она, конечно, не может доказать, что он вор, но и его слова недорого стоят.

А потом Оршез, придя к какому-то мнению, прищурился и вкрадчиво — так ему самому, наверное, показалось — спросил ее:

— Раз уж вы все слышали, дорогуша, не хотите ли подзаработать?

— Что? — вспыхнула Маред, не сразу сообразив, что ей предлагают, а поняв — пришла в ужас. — Я не воровка!

— А кто говорит о воровстве? Просто маленькая дружеская шутка.

— За которую вы хотели заплатить десять тысяч? Хотя не так это и много за семь лет тюрьмы!

— Тихо, дурочка, не кричи, — поморщился Оршез. — И не строй из себя святую невинность. Ты же бедна, как церковная мышь, думаешь, не видно? Подруга Изабель, говоришь? Стоит мне сказать словечко, и ты вылетишь из этого дома да еще заработаешь репутацию шлюхи впридачу. Если я, например, скажу, что ты ко мне приставала и просила денег за услуги.

— Вы… не посмеете, — прошептала Маред, безуспешно пытаясь отступить, но получилось только вжаться в стену.

— Боюсь, что посмею. Или нет, лучше я скажу, что ты не просто приставала ко мне, а соблазнила. И только потом попросила денег. Ты ведь не девица, а? Миленькая вдовушка…

Его взгляд уперся в кольцо на пальце Маред, потом мазнул по груди под платьем, и Маред показалось, что ее погладили грязной липкой рукой. Музыка внизу сменилась мягким плавным ровенто, Маред чувствовала чужой взгляд и не могла даже крикнуть. Горло перехватило, она представила, что придется рассказывать тем, кто прибежит на ее крик. Про деньги, юбку, шторы… И все эти взгляды, недоуменные, презрительные, жалостливо-брезгливые…

— Ну что? Соглашайся. Только подумай, сколько симпатичных платьишек ты сможешь купить на десять тысяч крон. Вылезешь из этого убожества, причешешься, накрасишься и поймаешь нового муженька.

— Пустите… — глухо сказала Маред.

Она напряглась всем телом, готовясь закричать, броситься на мерзкую тварь, сделать хоть что-нибудь, но тут в коридоре послышались голоса.

— Десять тысяч, — прошептал Оршез. — Полновесных новеньких крон. Таких сладеньких, м-м-м… Всего за одну старую монетку! Это даже и не кража, дорогуша. Разве справедливо, что кто-то может блистать на балах, как наша дорогая Изабель, а кто-то ходит в начале лета в ботиночках, которые вот-вот порвутся?

Маред смотрела в темные маленькие глазки, жадно прилипшие к ее лицу. Смотрела — и не могла заставить себя сказать нет. Он говорил мерзости! Отвратительные, грязные, непристойные… И все же это была правда. Она всего лишь хотела заработать немного денег. Две недели не вставала из-за книг, мечтая, как заплатит за квартиру, купит еды и новые туфли, будь они прокляты! А хорошенькая избалованная богачка проиграла ее оплату в триколь! И она-то закончит Университет, получив диплом, который заработала для нее Маред. Диплом, который ей даже не нужен, как не нужны книги ее отцу!

А Маред не станет королевским стряпчим. Она вообще никем не станет, потому что хочет быть только правоведом, другой судьбы ей не нужно, да вот только и сама она никому не нужна, ни одному человеку на свете. И можно учиться хоть до обмороков — без десяти тысяч за семестр это бесполезно. Она перепробовала все! Продала отцовский дом, оставшись без единственного места, куда всегда могла вернуться. Просила кредит в банке, пыталась заработать сама – и все напрасно.

«Что же вы со мной делаете? — хотелось ей закричать. — Почему так несправедливо, так обидно и больно жить? Кому-то балы, восхищенные взгляды и весь мир в подарок, а мне мозоли на пальцах, красные от бессонницы глаза и работа с утра до ночи и с ночи до утра. Да и той не дают!»

А даблион… Старый золотой кругляшок — и семестр учебы на другой чаше весов. Вот так вот просто, за один гадкий поступок, от которого потом самой будет стыдно и противно, семестр оплачен! А там она бы выкрутилась как-нибудь!

Маред поморгала. Слез не было, глаза просто горели от усталости.

— Почему вы сами его не возьмете? — прошептала она, ища хоть какой-то повод, чтобы отказаться, и уже понимая, что сдалась. — Если это так просто…

— А не хочу ему врать, — весело сказал Оршез, глядя на нее понимающим взглядом. — Он же сразу заподозрит. Спросит: «Ты?» А я прямо-то соврать не смогу. Вот если у кого-то купить-забрать, то и дело совсем другое. Ты потерял, я купил. Какие претензии? Вот не поверишь, дорогуша, я ведь ее честно хотел выкупить. Немалые деньги предлагал. Уж куда побольше десяти тысяч. Ну что она ему? Безделушка! А мне для коллекции… Впрочем, дорогуша, это уже тебя не касается. Твое дело маленькое. Войти в нужный дом, открыть замок — я тебе кодовые цифры скажу — и принести мне монетку. Ну что, поладили?

Маред глубоко вдохнула, как в детстве перед прыжком в ледяную воду. Стены библиотеки еле заметно мерцали и плыли вокруг, подмигивали блеском позолоченных корешков. Решись — и мир станет совершенно иным, как и ты сама. Откажись — и всю жизнь, набирая на вычислителе бумаги в какой-нибудь конторе, будешь корить себя за упущенную возможность. Что же вы со мной делаете? Изабель Кармайкл, Оршез, ректорат Университета… Я же просто хочу жить и исполнить свою мечту! Даже не в подарок ее получить, а заработать. Собственным умом, трудолюбием, терпением… Я учиться хочу. И выбраться из Западного района с его вездесущими тараканами.

— Десять тысяч, — проговорила она, слыша свой голос со стороны, как чужой. — Никаких чеков, только наличные. Принесете в людное место, я скажу — куда.

— Вот и отлично, дорогуша. Вот и договорились!

Оршез с издевательской галантностью отодвинул перед ней кресло, подал руку, от которой Маред шарахнулась, как от мохнатого амбарного паука — со страхом и гадливостью.

Тик-так, тик-так… Огромные напольные часы тикали так громко, что, казалось, их и на улице должно быть слышно. Даже музыка снизу не могла перебить их назойливый ритм. Тик-так. Вот так, Маред Уинни, вот так. Рискнешь или нет? Выпитый за день кофе стоял в горле, перекрывая его тяжелой маслянистой горечью. «Все равно пожалею, — подумала Маред. — В любом случае. Но лучше жалеть о том, что сделала, чем о том, что упустила. Дайте мне один-единственный шанс, и я больше никогда в жизни не нарушу закон. Хотя бы один шанс, пожалуйста!»

Она шагнула от окна навстречу неизбежному, каким бы оно ни было.