Глава 1

Сицилия. Палермо… 1996 год.

Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник

(с) Шекспир. Ромео и Джульетта

Сквозь время, сквозь грани реальности

В вечных сумерках, в темноте

Без понятий о мерах нормальности

Бесполезных надежд пустоте

Через пропасть и расстояния

Босиком по стеклу, к мечте

Очень тонкой, невидимой ниточкой

Пришиваю себя к тебе....

Ульяна Соболева

– Юлия, у нас гости.

– Я сейчас спущусь, пап! Пару минут! Ма меня причесывает! – крикнула по-русски и с удовольствием посмотрела в зеркало. Ма, МамИ, МамИтта – пухлая черная гувернантка, я знала ее с рождения и не помнила себя без нее. Только Ма умела варить вкусную манную кашу и заплетать мне «колоски». Мами шила кукол, вязала зайцев и жила с нами. Мы все ее очень любили. За Ма я могла поколотить кого угодно и даже выцарапать глаза. Она самая любимая, и меня обожает. Нет, не за папины деньги, не потому что ей больше негде жить. А любит, потому что любит, и все. Она приехала в Италию вместе с родителями из Бруклина много лет назад. Мне никто не рассказывает, откуда Ма появилась, но на ее руках, ногах и спине есть бежевые шрамы. Она их прячет, но я все равно видела. Кто-то ее очень сильно обижал. Когда мы молимся по воскресеньям, Ма всегда благодарит мою маму и называет ее ангелом. И еще она говорит, что когда-то мои родители жили в другой стране… а потом сбежали оттуда в Америку. В той стране папу держали в тюрьме, и в той стране умерли мои сестра и брат от какой-то ужасной болезни. Но это секрет, и, если я расскажу кому-то, родители очень обидятся на Ма.

– Дон Альфонсо приехал с женой и сыновьями!

– Вернулись из Нью-Йорка? И сразу к тебе? Какая честь!

В голосе мамы недовольные нотки, и я начинаю прислушиваться.

– Вернулись. Не забывай, кто такой дон Альфонсо и насколько я дорожу нашей дружбой. Давай, подгони Анну, пусть накрывает на стол.

– Я знаю, кто он такой, Миша. И именно потому что я это знаю… мне бы не хотелось такой тесной дружбы.

– Эта дружба залог всего для нас. И я больше не намерен обсуждать это с тобой.

– Знай свое место, женщина?

– Надя! – в голосе отца металлические нотки.

– Любимые блинчики Альфонсо с красной икрой уже готовы.

– Вот и чудненько, и позаботься, чтоб дети нам не мешали, когда мы уйдем в кабинет.

Понятно, маме этот Альфонсо не нравится, а у папы с ним какие-то дела, и этот Альфонсо важная шишка. Отец сказал, он с сыновьями? Интересно, папа действительно думает, что я стану развлекать каких-то мальчишек? Словно в ответ на мои мысли отец заглянул в мою комнату:

– Юлия! – строго сказал он. – Ты вторая хозяйка дома. Будь гостеприимной и без своих выкрутасов! Поняла?!

Когда отец ушел, я посмотрела через зеркало на Ма.

– Противные ди Мартелли! Как я их терпеть не могу!

– Вы их ни разу не видели!

– Из-за них мне нельзя играть на заднем дворе! Пусть катятся в свою Америку!

– Маленькой синьорите не пристало так себя вести! Гости отца – это святое. Вот если бы я своему отцу так сказала…

– Он бы отшлепал тебя по заднице?

Представила себе, как колыхается зад толстухи Ма, и засмеялась.

– Верно! Жаль, ваш этого не делает!

Я фыркнула и тут же ойкнула, когда Ма потуже затянула колоски, вплела в них ленты.

– Чудные у вас волосы. Похожи на свежий мед и пахнут мятой. Мой отец говорил, что нет ничего красивее цвета пчелиных сот. А мой отец знал толк в настоящей красоте, уж поверьте.

– Маааа! Ну хватит! Я не маленькая! Расплети эти ужасные косы!

– Нельзя ходить патлатой!

– Не патлатой! Обрезать их надо! Ненавижу расчесываться! Вот у Даны Торичелли «карэ»! И ей очень идет!

– Вот еще! Синьор Микель обожает ваши волосы!

– А я ненавижу!

Я стащила ленты и тряхнула волосами, которые доставали мне ниже ягодиц. Непослушные, буйные, вечно спутанные коричнево-рыжие космы.

– Дайте соберу сзади заколкой. Да стойте же вы! Что за упрямая девчонка!

– И я надену штаны!

– Ни за что! Только платье!

– Штаны!

– Я сказала, платье, или никакого шоколадного крема с остатков на кухне!

Надула губы. А Ма надула свои в ответ и уперла руки в толстые бока. Полосатый фартук грозно вздулся на огромной груди, и вышитая на нем желтая рожица теперь выглядела не улыбающейся, а злой. Это означало, что спорить бесполезно. Я тяжело вздохнула.

– Ладно. Но без всяких там рюшек.

К столу я спустилась в ужасном настроении. Меня раздражали воланы на розовой юбке, бесили белые носки и туфли с атласными бантиками. И мне совершенно не хотелось развлекать детей какого-то гостя отца. Гостя, из-за которого дом драили по всем углам несколько суток подряд, готовили дня два, зарезали трех кур и запретили мне ходить в конюшню к Смелому.

Сам Альфонсо мне показался страшным и очень носатым, из-за густой седой бороды я видела только его мясистые губы, а хищные желтоватые глаза то и дело сверкали неприятным огнем. А его жена выглядела вычурно красивой, как с обложки журналов. Ее курчавые каштановые волосы пахли какими-то немыслимыми духами, а длинные ресницы то и дело хлопали, как два огромных веера. Странно, как она может быть мамой двух взрослых мальчиков подростков. Потом мне стало известно, что это их мачеха и по совместительству пятая жена ди Мартелли старшего. Первая жена Альфонсо – мать обоих сыновей, умерла пять лет назад от острой пневмонии, а остальные менялись раз в год. Но сами дети Мартелли и были моим дичайшим разочарованием. Увидела их из окна и сложила руки на груди в знак протеста. Какого черта мне с ними делать? Я ожидала, что они будут маленькими. Я смогу командовать и придумывать для нас игры, но самому младшему оказалось двенадцать, а старшему пятнадцать. Они не сели за стол, а бродили где-то по двору, и отец отправил меня к ним.

– Давай, Юлия, иди к мальчикам. Покажи им дикий сад и фонтаны, а мы пока поболтаем о всяком взрослом. Иди. Погуляй.

Хотела возразить, что собираюсь вначале поесть, но отец так на меня посмотрел, что мне пришлось прикусить язык. Нехотя спустилась по ступеням вниз. Куда могли пойти эти мальчишки? Лучше бы я сидела в своей комнате и читала.

Я увидела их возле ограды. Точнее, за ней. Там, где небольшие ворота вели в отцовский заповедник. Они оба наклонились и что-то рассматривали в высокой траве. Я видела лишь курчавые чернявые головы и спины.

– Я говорил, не лазить за ворота! Отец надерет тебе уши, Сальва!

Мальчишки говорили по-итальянски.

– Он сдохнет, если не раскрыть капкан!

– А если ты к нему полезешь, он тебе руку откусит! Идем отсюда! Закроем ворота, и никто не узнает!

– Ссыкло! Накинь на него свой свитер, Марко, держи сзади за шкирку, а я вытащу лапу.

Я старалась не шуметь, мне очень хотелось увидеть, что они там делают, но случайно наступила на ветку. Неудачница! Раздался хруст, и один из братьев обернулся ко мне, а второй продолжил с чем-то возиться. Это «что-то» скулило и рычало.

– Сальва! Мы не одни!