Орешек

Краткое пояснение к миру.

Когда численность населения в городах превзошла все разумные пределы, а жилье стало баснословно дорогим, было принято оригинальное решение продолжить рост городов не вширь по поверхности планеты, а под землю, вглубь.

Первыми спустили дороги. Внизу под землей были проведены удобные широкие скоростные магистрали, которые с учетом программирования бортового компьютера и с GPS-навигацией позволяли водителям просто задавать конечный пункт следования. А уж машина сама выбирала оптимальный маршрут и четко следовала ему, огибая всевозможные пробки и заторы, соблюдая правила движения и заботясь о безопасности пассажиров. Были, конечно, любители самостоятельно управлять своим транспортом или малолетние экстремалы, вносящие определенный хаос визгом шин и резкими перестроениями. Но водители все чаще и чаще отдавали предпочтение автопилоту, берясь за руль только при поездке за городом.

Автоконцерны вовсю рекламировали небольшие, полностью автоматизированные городские мобили «омежьей» комплектации, лишенные руля, как такового, но взамен с дополнительным комфортом сидений и высоким уровнем безопасности. Альфы полностью поддерживали такую идею транспорта для омежек, а вот многие омеги воспринимали эту идею в «штыки», крича о дискриминации по половому признаку. Кроме этого, на минус первом уровне были автоматические стоянки, которые перемещали машину в любое место по требованию владельца. Воздух в городах очистился и стоимость наземного жилья еще больше возросла.

Далее, под землю «ушли» небольшие коттеджи. На минус втором уровне располагались небольшие домики с лужайками, деревьями, хорошим освещением и чистейшим вентилируемым воздухом. В воздухе пахло цветами, которым очень нравилось такое оранжерейное жилье, поэтому практически каждый домик старался выделиться замысловатой клумбой перед входом. Многие корпорации с удовольствием создавали корпоративные поселения для своих работников среднего звена, соединяя их внутренними лифтами непосредственно с офисами. Когда на поверхности шел дождь, здесь с «неба» тоже мягко моросило, позволяя тем самым климат-контролю поддерживать максимально приближенные к натуральным погодные условия.

С каждым уровнем дальше вниз степень комфортности понижалась, становясь все экономнее, но ведь стоимость проживания каждый выбирал по собственному достатку. Везде очень жестко контролировалось качество воздуха, воды и утилизация отходов, ведь иначе было не избежать эпидемий. На каждом уровне была своя инфраструктура со своими супермаркетами, больницами, детскими садами и школами.

Минус восьмой уровень обеспечивал все население подземного мегаполиса очисткой и фильтрацией воды и воздуха. На минус девятом перерабатывались отходы, работали теплостанции. На минус десятом и одиннадцатом были парники и различные фермы, стоящие, казалось бы, вперемешку, но на самом деле экономически продуманно. Минус двенадцатый и тринадцатый задумывались как резервные и складские помещения, но реальная жизнь внесла свои коррективы, заполнив их незаконными мигрантами, бывшими заключенными, которые не могли или не хотели вписаться в жестко регламентированное общество. Иногда общественные или благотворительные организации пытались навести там порядок, но, как правило, быстро сдавались, сведя всю свою деятельность к разовым мероприятиям.

***

Ольдар насухо вытер слив душевой кабины, вставил такую же блестящую хромированную пробку, и после этого удовлетворенно кивнул головой. Теперь все хромированные поверхности блестели, как новенькие. С этими краниками секрет чистоты был прост. Достаточно было их отмыть и вытереть насухо, и тогда на них гарантированно не было белесых разводов от воды и моющего средства, и ванная комната выглядела чистой. Омега проверил еще раз углы за унитазом и на всякий случай протер ножку сзади, там, где было крепление крышки. Ну, теперь все. Уборка палаты закончена. Омега нажал кнопку на роботе-уборщике, отправляя его в кладовку, и еще раз проверил взглядом, что он мог забыть… вроде, все в порядке.

Сегодня был последний день практики, и было немного грустно. За последние два месяца он уже успел привыкнуть к людям, которые работали здесь. И к чопорному старшему медбрату Мациусу, которого за глаза все звали Масик, и к остальным омегам и бетам младшего медперсонала больницы. И даже немного познакомиться с санитарами-альфами. Но, самое главное, в этой больнице в свое время работал отец Ольдара. Он был здесь ведущим кардиохирургом и его до сих пор помнили и врачи, и младшие медработники. Ольдара, или как его все звали, Дара, единственного со всего курса их медучилища, пригласили на практику в эту больницу.

У Дара была весьма приметная фамилия Маши, и внешне он был похож на отца больше, чем на папу. От папы ему достались только припухлые, мягко очерченные губы сочного карминового цвета. Поэтому, стоило ему появиться на практике, и все увидели фамилию Маши и неоспоримое фамильное сходство с некогда грозным хирургом. На него навесили ярлык «профессорский сынок» и стали давать самую грязную работу, не забывая тыкать носом во все огрехи и ошибки, ожидая скандала или истерики. Но Дар только улыбался уголками губ и работал, как проклятый кролик Энерджайзер. Он оттирал блевотину в приемном покое, там, где не мог достать робот-уборщик, и спокойно намывал унитазы до чистоты фарфоровой чашки.

Если надо было задержаться после смены или выйти взамен заболевшего, то Дар всегда соглашался без жеманности и капризов. И буквально через месяц все успокоились и приняли омегу в коллектив, как своего. Перестали коситься на него во время обеда и даже стали рассказывать время от времени истории об его отце. О том, какой он был требовательный к персоналу и терпеливый с пациентами и их родственниками. О том, что мог ради операции находиться в больнице сутками и всегда контролировать послеоперационный период. А не так, как некоторые хирурги – не умер на операции, и ладно… И почти все истории заканчивались словами, что у профессора Маши было большое сердце и светлая голова.

Дар только согласно кивал головой. Да, он помнил, что отец почти всегда пропадал в больнице и мог сорваться с любой вечеринки ради своих пациентов. Ольдар рос с папой и отца помнил как сильного, властного альфу, бесконечно любящего свою работу и своего прелестного супруга. И, причем, именно в этой последовательности. Работа была на первом месте, а на втором и всех остальных местах – папа. Сам Дар заслуживал только кивка и внимательного взгляда, когда папа старался похвастаться успехами единственного ребенка. Но Дар прекрасно понимал, что хвалиться особо нечем. Он был обычным. Середнячком в школе без особых талантов, свои оценки «выше среднего» он получал исключительно из-за своего трудолюбия и усидчивости.

И внешность у него была тоже средненькая, в нем не было ни миловидности и хрупкости папы, ни харизмы отца. Так, что-то маленькое и серенькое за спинами родителей… Но он не переживал по этому поводу, поскольку ему хватало любви папы и его рассказов, какой замечательный у него отец. Папа принимал одержимость отца работой, и всю свою ласку отдавал бесконечно любимому ребенку. Потом папа стал себя плохо чувствовать, но старался не огорчать мужа, и поэтому скрывал и головные боли, и легкие судороги, и тремор ног. Потом папа стал рассеянным, стал забывать, куда шел и что надо сделать. И вместо того, чтобы обратиться к врачам, завел записную книжку, куда записывал все, что надо сделать и ни в коем случае нельзя забыть.

То, что папа болен Альцгеймером, выяснилось неожиданно, на вечеринке у знакомых, когда папа четыре раза поздравил именинника, а потом отправился искать Дара среди маленьких детей. Болезнь миниатюрного супруга подкосила такого сильного и мощного отца. Он забросил работу, бросил учеников и со всем своим фанатизмом взялся за лечение супруга. Но все было бесполезно. Болезнь была запущена и уже необратима. Отец не собирался так просто сдаваться и бросился в экспериментальные разработки и дорогостоящее лечение. Когда официальная медицина не смогла помочь, отец кинулся к целителям, шаманам, магам и остальной «вненаучной братии», над которой потешался всю свою жизнь.

Но папе становилось только хуже, он перестал узнавать родных и каждое утро пугался отца и Дара, которые заходили к нему в комнату. Возле зеркала у папы случалась очередная истерика, и в итоге в доме пропали все зеркала и блестящие поверхности. Потом у отца не выдержало сердце и его парализовало после инсульта. И в результате в выпускном классе Дар оказался в доме с двумя пациентами. Отцом, который все понимал, но не мог двигаться, и папой, который мог двигаться, но ничего не понимал. Дар даже носил дома фартук горничной, и каждое утро, когда папа спускался к завтраку, говорил, что он прислуга. Папа это принимал спокойно и интересовался, где его муж и ребенок. Муж, естественно, был на работе, а ребенок в школе. Папа рассеянно кивал головой и начинал рассказывать Дару, какой замечательный у него сын.

Если папа натыкался на отца в соседней спальне, то каждый раз знакомился с ним, как с пациентом мужа, и забывал об этом, стоило закрыть за ним дверь. Папа так и ходил с блокнотом, и Дар сделал там запись «Дождаться мужа с работы. Это важно!» для того, чтобы папа не собирался в магазин или на прогулку. Дар вообще присматривал за папой, как за маленьким ребенком, чтобы он не потерялся. А за отцом он смотрел, как за лежачим больным. Из больницы приходили отцовские ученики, иногда медбратья. Они разговаривали с ним, пытались поддержать и объясняли, какой уход требуется лежачему больному. Надежды, что отец вернется к работе, уже не было, но Дар надеялся, что отец выздоровеет и все будет хорошо.

Однажды утром папа не проснулся, тихо умерев во сне. Пока Дар вызывал медслужбу и полицейских, чтобы те засвидетельствовали смерть папы, пока посторонние люди ходили по дому и подписывали какие-то бумаги, отец тоже умер, не перенеся смерти любимого супруга. У Дара начался истерический смех, его напоили успокоительным, а Дар все не мог объяснить обеспокоенным соседям, что он оказался в конце папиных сказок, когда все жили счастливо и умерли в один день…

Его укололи чем-то через одежду, а утром он проснулся в пустом доме. Вместо выпускного вечера у Дара были похороны родителей, венки, машины, родные и знакомые, заупокойная служба. Поминки, толпа незнакомых людей и гора грязной посуды в итоге. А потом пришли люди в серых костюмах и сообщили, что дом, в котором он живет, заложен и перезаложен банку. И вообще, даже если продать дом с мебелью, машины и даже папины драгоценности, то у него не хватит денег чтобы рассчитаться с банком. Дару показывали бумаги с отцовской подписью и объясняли, что он обязан выплатить долги отца.

Дар вызвал на помощь дядю, который работал юристом и был опытным человеком. Тот пересмотрел все бумаги, долго разговаривал с людьми из банка, в итоге они составили мировое соглашение. В нем все отходит банку, а остаток долга Дар выплатит беспроцентно в течение десяти лет. Дар внимательно слушал дядю и адвокатов от банка. Они все ему очень сочувствовали, но… деньги должны были быть выплачены, хотя ему все пойдут навстречу, понимая его положение.

Дядя помог Дару собрать его вещи и договорился с банковскими служащими, что он может забрать и семейные фото, поскольку они не имеют ценности для посторонних. А потом дядя помог Дару поступить без экзаменов в медучилище, поскольку он так и не окончил школу, а так у него будет и образование, и профессия и, главное, комната в общежитии. Так Дар, совершенно оглушенный всеми этими событиями, оказался вместо уютного родного дома на минус четвертом уровне в студенческой общаге. Вначале было очень тяжело и страшно, но постепенно Дар обзавелся приятелями и жизнь потихоньку наладилась.

Через год был выпуск младшего медперсонала с обязательным трудоустройством, но, на удивление, вместо муниципальной больницы на минус четвертом уровне Дар попал на практику в частную клинику, где раньше работал отец. И вот сегодня практика заканчивалась, и с понедельника он должен был явиться по месту нового трудоустройства.

- Закончил? - в палату прошествовал Масик, - посмотрим, как ты справился…

Масик, показательно рисуясь, достал из кармана белоснежную хлопковую перчатку и натянул на руку, а потом пошел проверять чистоту палаты. Дар внутренне приготовился к очередной выволочке. Масик не прощал оплошностей и всегда находил укромные местечки в, казалось бы, вылизанном помещении. Масик провел рукой по стене, а потом полез проверять углы и закоулки. Но Дар был уже ученый и даже полы не доверял хваленой технике, руками вымывая углы и примыкание плинтусов. Масик, не найдя ничего в палате, отправился в туалетную комнату и в первую очередь выхватил хромированную пробку слива в душевой. Но она блестела и сверху и снизу, и сам слив блестел чище нового.

Масик не был бы сам собой, если бы ушел так просто. Но придраться действительно было не к чему. Он даже проверил чистоту двери с верхнего торца, но и там было девственно чисто. Масик недоверчиво посмотрел на слегка увлажненную, но все равно чистую перчатку и удовлетворенно хмыкнул.

- Я доволен… - Масик снял перчатку с таким видом, будто собирался ударить ей по щеке, вызывая на дуэль, - можешь зайти в отдел кадров и подписать заявление о приеме на работу. Я отправил отчет по твоей практике тебе в училище еще утром, и сообщил, что мы тебя трудоустроим у себя. Так что в отделе кадров получишь расписание по работе и дежурствам, чип-карту от ведомственного жилья на четвертом уровне и завтра можешь быть выходным. Переезжай и обустраивайся… Если нужна помощь грузчиков, то в отделе кадров сообщишь, тебе там выделят пару санитаров в помощь. Но если послезавтра ты опоздаешь или явишься с запахом алкоголя, то я с тебя живого шкуру спущу! Понял?

- Да… - Дар растерялся. Получается, Масик отправил отчет по его практике с утра, еще до этого разговора. И остаться в этой больнице! Это было просто как мечта! Здесь оклады не сравнить с минус четвертым уровнем, а это значит, он сможет рассчитаться с отцовским долгом значительно раньше десяти лет! И сама больница была просто супер, и люди уже приняли его в коллектив. Считай, что в семью… Дар только и успел сказать Масику, который уже почти вышел, - спасибо, Мациус…

Масик недовольно фыркнул и, не оборачиваясь, вышел. Дар улыбнулся ему в спину. Он и не ожидал, что Масик оставит его здесь, после того, как два месяца коршуном бросался на каждое пятнышко, которое он оставлял, и заставлял перемывать одно и то же до идеального (в его понимании) состояния. Стоило Дару выйти из палаты, как он понял, что все в больнице знали, что Масик оставит его здесь. Ему все улыбались, кто-то подмигивал и поздравлял, а кто-то ободряюще хлопал по плечу. Дар даже всплакнул от такой поддержки и ободрения. Раньше только папа говорил ему, что он молодец и у него все получится.

А когда он вошел в сестринскую, где младший медперсонал отдыхал в перерывах и пил кто чай, кто кофе, там его поджидали остальные работники смены. На столе стоял нарезанный на куски большой торт и чашка, к ручке которой была привязана пара шариков. На чашке было написано: «Хвост трубой и выше нос! Ты сумеешь, не вопрос!» и Дар не выдержал и расплакался. Все вначале растерялись от такой реакции, а потом стали обнимать и утешать впечатлительного ребенка.

Дар, наконец успокоившись, получил свой кусочек торта и впервые налил в чашку чай. Жизнь, казалось, ему улыбнулась и вместо черной полосы началась белая. Дар вздохнул и почувствовал себя счастливым. У него теперь есть хорошая работа и ведомственное жилье от больницы. И теперь все обязательно наладится, ведь не может быть все время плохо? К нему подошел Захар, он неоднократно помогал ему и давал дельные советы, и Дар считал его едва ли не другом.

- Я рад, что ты остался с нами, - Захар погладил себя по выпирающему животику. У него была первая беременность, и он очень этим гордился, - будешь брать подработку по социалке? - Поняв, что Дар не очень понимает, стал объяснять, - это патронажная служба социальных служб. Ну, там, одиноких стариков проведывать, давление померить, если надо, укол сделать. Полы помыть, в аптеку сходить или помочь до парка доехать и погулять немного. Там хорошо доплачивают, считают и сколько раз приходил, и как долго был. Мне в декрет скоро, я хотел отпуск взять до декрета, а меня не отпускают, пока я себе смену не найду по социалке. Если ты все равно будешь брать подработку, то возьми моих, а я тебе расскажу о них. У меня хорошие четыре старичка и один ветеран-инвалид. Но так всегда делают, чтобы каждому доставался или лежачий или колясочник. А мой инвалид ничего себе – сам ходит и сам все делает. Он на голову немного контуженный, злой, как сволочь, но это, поверь, не страшно. Было бы хуже, если бы он был лежачий, а этот живчик еще тот, просто ему, как инвалиду, положена патронажная помощь, но он сам всегда отказывается. Я к нему вообще не захожу. Подношу чип-ключ к замку, система считывает открывание, а я ухожу, погуляю где-нибудь, потом через полчаса подхожу и опять чипом подтверждаю, что я как бы вышел. И все в порядке.

- Он что, буйный? - насторожился Дар, - если военный, то значит альфа, а я с буйным альфой не справлюсь…

- Нет, он не в том смысле псих, - Захар засмеялся, - у него нет рук и ног. Так, знаешь, ноги по половине голени отрубило и кисти рук. Он на коленях бегает достаточно шустро и все делает сам, он просто злой и постоянно гадости говорит, ну, типа: дырка с ушами, минетоприемник и всякое такое, - Захар поморщился, - а почему я должен все это слушать? Я к нему в самом начале приходил, там, полы помыть или что… так он каждый раз меня до слез доводил, и я плюнул на него, не хочет, чтобы ему помогали, так и не надо. Поэтому просто отмечаешься, что был, и все. А остальные четверо старичков просто лапочки. С одним я вообще, просто прихожу и разговариваю. Чай попью с печеньем и все. Старенький альфа, такой божий одуванчик, еле ходит, а глазки строит и комплименты говорит. Такой милый!

- И что мне надо сделать? - Дар подумал и решил, что если будет еще и подработка, то это вообще, как подарок небес, - ну, в смысле, чтобы забрать у тебя социалку?

- У Масика оформим! - Захар обрадовался, - он всем заведует. Мой чип-ключ аннулируют, а тебе твой дадут. Эти ключи универсальные – открывают любые замки, но оставляют пометку в системе: кто заходил, в какое время. Потом будешь выходить – ключ опять отметит время, и все. Поскольку ключ будет связан с нашей больницей, то система выдаст в конце недели, где был и сколько времени потратил. Если в парк идешь с подопечным, то обязательно доводи его до дома и отмечай ключом, что был. Масик потом уточнит, сделает пометку и время посчитает.

Дар подумал, что если день такой удачный, то не следует отказываться от того, что предлагают, и они с Захаром подошли к Мациусу и сообщили, что Дар возьмет патронаж над подопечными Захара. Масик, как всегда, манерно покривлялся, но в конце концов согласился, переоформил патронаж с одного медбрата на другого. Так Дар получил в один день кучу подарков: и работу, и подработку, и место в общежитии, и твердые гарантии, что все будет хорошо. А еще чудную чашку! Когда торт доели, Дар выкинул одноразовую посуду и протер стол и пол в сестринской, а потом подхватил шарики и поехал на кладбище рассказать родителям, как у него все прекрасно складывается!