Глава 1. Вторая жизнь Киры Чиж

Труднее всего было привыкнуть даже не к имени. Что ей имя, если в основном все эйкают да нукают? Хоть горшком бы прозвали – без разницы. И всеобщая ненависть, смешанная со страхом, тоже приелась быстро. Как и дурацкие гильдии, безумные истории о богах, магические фокусы и бесконечные изнурительные тренировки.

Как ни странно, даже изображать бесчувственную куклу Кира научилась без особых проблем. А вот на собственное отражение до сих пор не могла смотреть без содрогания. И не потому, что пугалась незнакомки в зеркале – наоборот. Очень уж нынешнее лицо походило на то, прежнее. Да, чуть грубее и смуглее, но разрез глаз, разлёт бровей, выступы скул, даже ямочка на подбородке…

Разве такое возможно?

Ведь Кира знала, что это тело родилось и выросло совершенно независимо от неё, в другом мире, в другой реальности, в другой жизни. А её, родного, уже не существует. Точнее, гниёт оно где-нибудь в земле, оплаканное и позабытое.

Так откуда же такое сходство?

Шуточки Торна, не иначе.

Айк, единственный посвящённый в тайну Киры, твердил, что в том нет ничего странного. Чуждое к чуждому не липнет, вот и притянула оболочка подходящую ей душу. Дескать, не удивляет же её, что у столь разных внешне эвертов, элоргов и эсарни рождаются такие похожие друг на друга и не похожие на собственную расу девочки. Они отнюдь не одинаковые, но будто сёстры родные. Так Торн помечает своих воспитанниц. А может, каждой из них предназначена определённая душа, вот и лепит бог пустышек не просто так, а с оглядкой.

Кира бы и хотела сказать, что её многое тут удивляет, да толку-то.

А когда Айк погиб, и говорить стало некому, и вообще жизнь заметно осложнилась.

Не то чтобы он сильно помогал или поддерживал. Не выдавал, и на том спасибо. Но от осознания того, что хоть кто-то знает о тебе правду, на душе становилось легче. К тому же, теперь и с вопросами идти не к кому, а они всё не иссякают, наоборот, прибавляются день ото дня.

Хорошо хоть ночные истерики прекратились ещё в первый месяц. Здесь его называют «треть», в смысле, треть цикла, осеннего, зимнего и так далее, но тогда Кира этого ещё не знала. И как в старых фильмах о заключённых делала зарубки под кроватью, отмечая смену дня и ночи. За этим делом её как-то и застал Айк. Переполошился. Взъерошился. А увидев слёзы в глазах пустышки, едва сам не впал в истерику, и только чудом удалось его удержать, успокоить, уговорить.

С появлением такого… поверенного Кире перестали сниться родители. И больше не просыпалась она от фантомного ощущения, будто кот Паштет улёгся на грудь и не даёт вдохнуть свободно. Не сгоняла его, приговаривая: «Уйди, лохматый», не плакала потом от очередного горького разочарования.

Будто последняя ниточка, связывающая Киру с домом, оборвалась.

Впрочем, не знай она наверняка, что умерла, то перевернула бы этот клятый Э-мир вверх тормашками, но вернулась. Нашла бы лазейку, вызвала бы самого Торна, голыми руками бы туннель прорыла. Ладно, может, не так глобально, но без дела бы точно не сидела. Не потому что дома вела такую уж яркую и насыщенную жизнь, а потому что там осталось сердце, без которого здесь было очень больно. И тошно.

Но она знала. Знала, что возвращаться некуда. Разве что это новое тело с собой прихватить, но кто ж её отсюда с таким оружием выпустит?

За полгода, то есть два цикла, Кира неплохо изучила местную историю, географию и фольклор, познакомилась с представителями всех четырёх гильдий и спасла Сарнию от жуткого потопа. Тогда-то и выяснилось, что вымуштрованное жрецами тело не нуждается в руководстве души и разума – лишь в твёрдой руке хозяина.

На данный момент Кирой владела гильдия парящих.

Не самый плохой вариант.

Летуны, как называют их в народе, оказались своеобразными защитниками мира. Небесный патруль, неустанно стерегущий покой материков да отбивающий атаки самых крупных и опасных здешних хищников, что нападают исключительно сверху – астари. Магия в парящих не сильна, но на это её хватает.

А ещё им с небес виднее, где беда. Потому было решено приставить к трём из девяти отрядов пустышек для усмирения стихий, если вдруг. К трём – потому что денег на всех сразу не хватит даже у гильдии, а Торн молчит и не велит своим жрецам поделиться с братьями безвозмездно.

Но у парящих оболочек хотя бы три, разящим вон вообще не досталось, а видящие и знающие всего по одной заграбастали.

Кира же, столкнувшись с остальными тремя гильдиями, порадовалась, что не попала к этим карателям и экстрасенсам. Сомнительная у них деятельность, лучше уж геройствовать по старинке, сражаясь с крылатыми тварями, хотя и этого ей пока не довелось, но Кира не теряла надежду.

Да, на смену унынию пришло рвение. Причём рвение к чему угодно. Лучше, конечно, к тем самым геройским полётам и сражениям, но и любая мало-мальски подвижная работы бы подошла.

В конце концов, должна же быть у её появления здесь какая-то цель.

Пока что существование в новом теле удручало своей бессмысленностью и беспросветностью.

Магия включается сама по себе, когда прикажут. Улыбнуться никому нельзя – не поймут. Даже просто выйти погулять не получится – с чего бы пустышке любоваться красотами города?

Вот и сидела Кира как монашка в келье между тренировками – тело работало на автомате, но душа всё равно изнывала от усталости – и полётами с восьмым отрядом. Если б не библиотечные книжки, которые изредка удавалось спереть из-под носа горбатого Нурла, Кира б и вовсе взвыла от тоски.

Всё чаще в голове стали мелькать мысли о побеге. И планы зрели самые разные и изощрённые, и лазейки прощупывались, и карты копились. Потому что невозможно всю жизнь просуществовать вот так… пустышкой. Полгода уже прошло, куда больше?

Оставалось одно огромное «но». Как быть с подчинением? Какую власть над оболочкой жрецы передали гильдии? И смогут ли хозяева повлиять на неё на расстоянии, когда прознают о побеге?

В чём вообще сокрыта эта власть? Может, в узорах на лице? Ну так их содрать получится только с кожей. Или в каком-нибудь заклинании, которое как наложили, так и снимут? Или вместе с пустышкой храмовники вручили гильдии какой-то предмет, что ею управляет?

Кира пыталась выведать подробности у Айка, но тот молчал как рыба. Возможно, со временем сломался бы, разнежился, но зубастая астари ему этого времени не дала, разорвав совсем юного летуна пополам.

В день его гибели Кира тайком плакала, впервые с того первого истеричного месяца – не то по какому-никакому другу, не то по собственной судьбе. А когда слёзы высохли, решила, что час настал, и если за ближайшие дни не удастся ничего выяснить о подчинении, она всё равно попробует сбежать.

Вот только Торн, или кто там ещё правит этим безумным миром, рассудил иначе.

* * *

Беда пришла, откуда не ждали – от чёртовых эвертов. Странно, Кира их ни разу не видела, хотя знала, что и среди летунов они есть, и в других гильдиях, да и простые путешественники на остров заглядывают, а восьмой отряд её даже пару раз в таверну таскал, где этих ходоков пруд пруди. Но вот как-то не довелось с эвертами пересечься. И в книжках местных картинок не было. Впрочем, и без личного знакомства Кира почему-то всегда представляла их тупыми качками. Ну а что? Коли эсарни – это разум, элорги – чувства, а эверты – сила? Как есть, тупые бесчувственные качки.

Кто ж ещё мог додуматься отказать парящим в плате за защиту.

Мол, они и сами в состоянии о себе позаботиться, и ни астари им не страшны, ни стихийные бедствия. И плевать, что Верния погрязла в междоусобицах, того и гляди ещё один материк на несколько частей расколется. Главное, чтобы ни одного парящего над их землями больше не пролетало.

И ни единой сэ эверты отныне южному острову не заплатят.

Кира слышала возмущённые разговоры тут и там, но даже представить не могла, чем это обернётся для неё самой.

Покус явился на рассвете. В его присутствии Кира всегда с трудом сдерживала улыбку. Нет, внешне он был вполне типичным эсарни – не слишком высоким, поджарым, бледным, с оттопыренными круглыми ушами и вытянутыми к вискам глазами, что в темноте слегка светились. Но стоило мысленно произнести его имя, Покус, и в груди начинал клокотать смех.

Однако сегодня хмуро сдвинутые брови летуна задавили веселье на корню.

Что-то стряслось.

– Идём, – буркнул он уже одетой и смиренно сидевшей на стуле Кире.

Тело, похоже, запрограммировали – или как это называется в магическом мире? – просыпаться и собираться незадолго до первых солнечных лучей.

Она послушно поднялась и шагнула в дверь вслед за парящим.

Серые коридоры, лестницы, капли дождя по грязным окнам. Сердце вдруг зачастило, захотелось остановиться и прижаться лбом к холодному стеклу. А лучше открыть створку и втянуть утренний воздух полной грудью.

Что-то стряслось.

Кира чувствовала грядущие перемены каждым миллиметром своей-чужой кожи. В затылок будто впивались невидимые иглы, а душа стремилась спрятаться в дальний угол, забыться и позволить оболочке действовать самостоятельно.

Как в самые первые дни, которые, вероятно, спасли ей жизнь.

Кира не сразу осознала, кто она и где. Пыталась кричать от боли, но не могла открыть рот. Потом решила, что после аварии угодила на операционный стол, и анестезиолог облажался, но ощущения мало походили на действия хирурга.

А потом оболочка открыла глаза, и началась её повседневная жизнь. А Кира сидела внутри не в силах даже пальцем шевельнуть.

Жуткие, жуткие дни.

Но именно они помогли разработать план действий. Понять, как вести себя дальше. Получить хоть какие-то знания о новом мире.

Свой первый самостоятельный взмах рукой Кира, наверное, никогда не забудет. Столько радости он принёс и столько страха. Потому что после него уже нельзя было оставаться простым пассажиром в чужом теле. Впрочем, и не хотелось.

До сегодняшнего дня.

Что-то стряслось. Что-то ужасное.

Не для летунов – они, конечно, хмурились, но скорее от досады, чем тревожно.

Не для летунов – для Киры.

* * *

– Не видать ещё? – Покус высунулся за дверь, где под набирающим обороты дождём мокли Крес и Джани – единственная женщина в восьмом отряде.

– Не, – отозвался Крес, – не видать.

– Глупости какие, – проворчала Джани. – Мы бы её уже сами давно доставили. Только срединных жрецов нам тут не хватало.

– Не тебе решать, – пожал плечами Покус и, захлопнув дверь, прислонился к стене напротив застывшей Киры.

Она с трудом удержалась, чтобы не сглотнуть.

Её продавали обратно в храм. И всё из-за клятых эвертов.

Раз один из трёх материков не намерен платить за защиту, значит, нужно вернуть деньги за одну из трёх пустышек. За последнюю. Самую молодую и слабую.

Ублюдки.

Ей там не выжить. Более того – если верить слухам, остров её и не пропустит, ведь она не жрец и с некоторых пор не бездушная.

Будь Кира собой, то уж точно не устояла бы на месте. Она вообще никогда не умела стоять неподвижно дольше нескольких секунд. Сразу же начинала мяться, вертеться, лезла в телефон-книжку-планшет, разглядывала и щупала всё вокруг, напевала, пританцовывала, теребила юбку, ковыряла ранку, наматывала на палец волосы, чесала нос-ухо-шею или шагала из стороны в сторону.

Но оболочке было велено стоять, и она прекрасно выполняла свои функции.

А Кира только шипела про себя.

Был вариант всё рассказать отряду, попросить о помощи, но его она быстро отбросила. Нельзя.

И Айк предупреждал, да и сама Кира со временем поняла, что ей повезло попасться именно ему. Никто другой бы не проникся. И мигом бы сдал её жрецам, что могло привести лишь к казни.

Оружие не должно обладать собственным разумом, а уж тем более сердцем.

В этом плане они тут все фанатики.

Хотя, если вдуматься, ну какая же чушь! Совсем они с этими богами мозги растеряли. Стихийников, значит, лишим души, превратим в пустые оболочки, дабы подобной мощью не повелевали эмоции и корыстные цели, но отдадим это оружие в руки тех, кто и разумен, и эмоционален, и корыстен наверняка. К чему это посредничество? В чём суть? Кира, конечно, не до конца разобралась, как тут распределяют оболочки, действительно ли настолько продажны жрецы, и для чего ещё используют ей подобных, кроме усмирения стихий. Но если жрецы – живые и дышащие, то все деяния Торна теряют смысл. Или же мотивы его лежат совсем в иной плоскости, а всё остальное придумали смертные в меру своей фантазии. Или же пустышки – совсем не то, чем их тут считают.

В любом случае, не ей открывать кому-то глаза.

Местные весьма упёрты и даже агрессивны, когда дело касается их верований. И злы: на Сестёр, Брата, друг друга, пустышек и всякого, кто живёт «по ту сторону забора». В общем, всё как всегда.

Айк же был молод, своеволен и, если честно, несколько глуповат. И, конечно, как и все элорги, излишне чувствителен. Он жалел Киру. Возможно, даже слегка влюбился в живую оболочку и придумал для её внезапного одушевления какую-то свою божественную теорию – оправдание, лишь бы ни в чём не признаваться старшим.

Айк бы никогда не помог Кире сбежать, но порой предпринимал попытки убедить, что со временем её судьба прояснится, предназначение откроется и путь расстелется под ногами.

Неужели вот он, этот путь? Прямиком на плаху?

На самом деле, Кира понятия не имела, как тут казнят, но воображение рисовало что-то жуткое и кровавое. Хотя, скорее всего, и в этой сфере задействована магия. Разве не наказаниями занимаются разящие?

Так или иначе, нужно молчать. До последнего. Вдруг истории про остров – всего лишь сказки для доверчивых детишек, и никакой защиты от посторонних там нет. Тогда появится шанс побольше узнать и о храме, и о жрецах, и о пустышках, и о подчинении. Из первых рук, так сказать.

Хмурый взгляд Покуса жёг кожу, но Кира не шелохнулась, не посмотрела на него. Так и пялилась в стенку, хотя глаза щипало, и очень хотелось смежить веки.

– Глянуть бы, что у тебя внутри, – внезапно пробормотал эсарни, и желудок скрутило. – Такая живая и такая мёртвая.

Да уж, хоть и родился летуном, а мозг учёного.

Покус резко метнулся вперёд и впился в щёки Киры жёсткими пальцами. Приблизил лицо вплотную, принюхался, уставился в глаза.

«Тихо… тихо…»

Только бы тело не подвело, только бы губы не задрожали.

– Рано тебя забирают, – сквозь зубы процедил летун. – Кто ж знал…

И вдруг захотелось, чтобы срединные жрецы явились побыстрее. Пусть хоть на остров увезут, хоть к чёрту на кулички – подальше бы от этого психа. Кира впервые осталась с ним наедине и поразилась злобе, плескавшейся в раскосых глазах.

Дверь распахнулась, впуская в переднюю свет и влажный воздух, и Покус отпрянул. Кира заметила, как он вытер руку о штаны, будто испачкался, прикоснувшись к ней. Откуда что взялось? Раньше же не было. Или это она, погрязшая в жалости к себе и в попытках не раскрыться, ничего не видела дальше собственного носа?

– Подъезжают, – доложил Крес, с подозрением оглядывая собрата. – Выводи.

И Киру вытолкнули под дождь.