Глава 4. Старые знакомства

Начальник от подобного заявления побледнел, позеленел, а потом схватил несчастного омегу за шкирку и рванул с ним в кабинет Тира.

— Уволю нахер, — рычал он, — нет, сначала убью, потом уволю!

Эрик благодушно кивал. Кая он помнил невысоким круглолицым мальчиком в очках, с которым потрясающе проводил время и которого считал своим другом. Кай из его детства тоже на него всегда сердился, называл дураком и сопел над его домашкой. Эрик же никогда не обижался, наоборот, он в своём очень-очень умном и крайне непривлекательно пухлом друге души не чаял. Так что был уверен, что с начальником ему повезло.

Потому был очень удивлён, когда Кай на полном серьёзе стал кричать на Тира, требуя избавиться от нерадивого секретаря, который его «отвратительно унизил перед очень важными клиентами».

— Так, для начала Эрика уволить нельзя – он мой младший брат и проходит тут практику.

Кай на Эрика взглянул с неприкрытой ненавистью и снова рыкнул:

— Тогда уволюсь я!

— Этого я тоже позволить не могу. И хочу напомнить, что у вас контракт на пять лет. Я вас купил, господин Слеттен. Уйти вы можете лишь по истечении срока, либо если выполните все условия. В противном случае вам придётся выплатить огромные отступные.

— Тогда я буду работать сутками, — зло подытожил Кай и вышел, хлопнув дверями.

— Чем ты так его обидел? — недовольно посмотрел на Эрика брат.

— Мы с ним в средней школе учились, помнишь, я тебе рассказывал про Кая-пончика? Он меня на четыре года старше, но помогал по некоторым предметам. Я его узнал, а он рассердился, — признался омега.

— Так это тот самый Кай? — на лице у Тира появилась шкодливая улыбка. — Ты его обожал и пытался к нам домой привести. Но он вроде был толстяком и коротышкой.

— Не толстяком, а просто пухлым, — обиделся за старого знакомого Эрик, — и да, ростом был невелик. Но сколько ему тогда было? Мы учились в школе. А теперь? — Эрик глупо улыбнулся. Его маленький друг стал таким взрослым и таким красивым, только почему-то очень сердитым.

— В его резюме написано, что ему двадцать семь, — уже забрался в сеть Тир, а заодно стал искать детские картинки Кая. — Он старые фотки удалил, а у тебя дома не осталось?

Эрик сначала кивнул, а потом, заметив игривый огонёк в глазах дорогого братца, с подозрением сузил глаза.

— А тебе зачем?

— У нас на фирме скоро новогодняя вечеринка, кстати, подбери себе карнавальный костюм, так вот, там будут дружеские шаржи и карикатуры, если бы была старая фотография Кая, можно было бы его...

— Не-не, — Эрик сразу отмёл эту идею, — он так расстроился, что я его вспомнил. И явно не обрадуется, если ты с него что-то нарисуешь.

— Ладно, — смирился Тир, хотя было заметно, что Кай ему чем-то не нравится.

Эрик покачал головой – и кто тут после такого ребёнок? Тир, несмотря на возраст и очень серьёзную должность, временами впадал в детство и вёл себя как мальчишка.

Впрочем, успокоился он рано, Кай явно вознамерился изжить его со свету, и очень лёгкая работа внезапно превратилась во что-то безумно суетливое и нервное. В первый же день Слеттен заставил несчастного Эрика составить базу всех небольших логистических компаний, съездить в несколько контор для передачи важных бумаг и назначить два десятка встреч. Стараясь не опростоволоситься, Эрик крутился, как белка в колесе и под вечер был выжат словно лимон. Каю же всё нипочём, и, когда взмыленный омега покидал офис в седьмом часу, тот заметил, что работа только начинается, и он на полном серьёзе собирается выполнить условия контракта и свалить подальше.

Почему от него хотели сбежать, Эрик не понял, но первый запал возобновить старую дружбу поутих. Чему тут возобновляться, если альфа его на дух не выносил? Хотя и раньше он так себя вёл.

Эрика в десять лет отправили в очень престижную среднюю школу, где учились только обеспеченные детишки или по-настоящему умные ребята, которые смогли пройти сложный отбор. Тогда же Эрик решил заняться каким-нибудь спортом – ведь все его братья так или иначе были увлечены: занимались боксом, карате, вольной борьбой. В общем, были очень развитыми молодыми людьми, у Эрика же ни к чему подобному душа не лежала, и он решил заняться шахматами. Ему показалось, что это совсем не трудно - двигать фигурки по разноцветным квадратикам. Оказалось, для этого ещё и думать приходилось.

Кай был тренером в их секции, разбирался в шахматах как бог и покорил юное сердце Эрика, несмотря на непрезентабельную внешность толстячка, огромные очки и шепелявый выговор. Кай, как казалось омеге, знал всё на свете, и вскоре любознательность Эрика привлекла занудного парнишку. Он приносил журналы о знаменитых шахматистах и сложных комбинациях, показывал, как выстраивать партии и как решать задачи. Постепенно их дружба окрепла и помогла Эрику многому научиться. До сих пор омега был уверен, что за свою хорошую успеваемость и поступление в университет он должен благодарить Кая.

Под конец учебного года они по-настоящему сдружились, Кай рассказывал ему обо всём на свете, помогал с уроками, и они даже смастерили планер на какой-то конкурс. А раз в неделю мальчишки ездили пускать самодельных воздушных змеев в горы. Но при этом Кай на него неустанно ругался, злился по любому поводу и был недоволен. Эрик его ворчания всерьёз никогда не воспринимал, восторгался своими достижениями, глупо шутил и сочинял частушки про пухляка-Кая.

Кончилось всё это печально. Кай окончил среднюю школу и ушёл в старшую. Эрик, пытаясь его удержать, наделал глупостей, подпортил их и без того странные отношения и окончательно потерял с Каем связь. А теперь этот пухляшка-кругляшка превратился в шикарного, просто неотразимого мужчину, который по какой-то причине его ненавидел.

— Вообще-то есть причина, — поделился Эрик с младшими сынишками, выныривая из своих воспоминаний, — я был глупеньким и надеялся, что Кая можно оставить ещё на один год. Подставил его – разбил стёкла в выставочном зале, свалил на него и, счастливый, ожидал новостей. Но Кай заплатил штраф и ушёл. Вот так-то. Никогда не делайте ничего, не подумав...

— Ням-ням, кашка, — выдали детишки, и Эрик поспешил выполнить их пожелание.

Дальнейшая работа от первого дня мало отличалась. Кай гонял его не жалея, не давал ни минуты отдыха и при любой возможности ругал из-за нерасторопности. Чем-то его ворчание напоминало детство, но Эрик уже давно вырос, и слушать, как его ругают, больше не желал. Со времён их первого знакомства прошло более десяти лет, и Эрик стал папой, обзавёлся высшим образованием и престижным, пусть и бесполезным, рабочим местом, потому очень скоро на вопли начальника стал отвечать тем же.

Незаметно подошло время подписывать развод, и у Эрика на душе становилось всё горше и горше. Суета на работе помогала забыть о горе, но как о нём забыть в окружении детей и на постели, наполненной ароматом любви к мужчине, который больше никогда не будет ему принадлежать? Иллюзии развеялись, одиночество давило нещадно, и хотелось либо повеситься, либо написать слезливый роман. К счастью, дома лишней верёвки не было, а писательские таланты закончились на детских частушках о пухлом Кае.

В назначенный срок Эрик приехал в регистр браков и нерешительно направился в указанный кабинет. Кристофер и Эдвард его уже ждали, скомкано поздоровались и указали на свободный стул. Работник магистрата разложил перед ними бланки и подождал, пока они их заполнят. Бракоразводный процесс не должен был занять более получаса, но когда работник спросил, какую фамилию Эрик хочет взять, у него всё оборвалось.

Почему-то вспоминалась свадьба, счастливая и яркая, с сотнями гостей и литрами шампанского. Свадебное путешествие в Париж и отдых на Мальдивах. Вспомнилось, как Крис вносил его на руках в новый дом, и как они вместе, играя и шутя, красили стены в детской. Жизнь тогда казалась такой простой, солнечной и бесконечной. Разве мог он подумать тогда, обнимая единственного и самого прекрасного человека во вселенной, что он решит уйти, разорвать связи, бросить детей и Эрика...

Он бы хотел оставить фамилию Криса просто на память об этом счастье. А может, это была глупая, всё ещё потаённая надежда на то, что Кристофер вернётся. Он отчаянно посмотрел на серьёзное лицо некогда очень близкого человека и разрыдался. Плакать в последнее время у него выходило много и часто, но сейчас в его слезах было столько отчаяния, что работник магистрата забегался, принося ему платочки и воду.

— Простите, простите, — шептал Эрик, не в силах справиться со своим горем, — я не специально, просто... просто...

Слёзы ему не подчинялись. И как бы ни хотел он закончить этот фарс поскорее, регистратор назначил им срок в ещё один месяц, чтобы всё обдумать и решить. Только решать было нечего...

— Простите, — повторял он, когда Крис и Эдвард вывели его из здания, — ничего не могу с собой поделать. Я так сильно люблю тебя, Крис, столько лет любил, а теперь не могу даже обнять. А так хочется просто тепла, просто понимания. Как же я соскучился по тебе! Эти две недели одиночества словно сердце из меня вырвали, не могу ничего и не хочу. Вернись ко мне, вернись, — отчаянно, шёпотом попросил он.

— Я не люблю тебя больше. И уже год не любил...