Не мой отец

Тихонечко проворачивая ключ в замке, я даже вспотела, ничтожно искусывая губы в кровь. «Хоть бы он спал, хоть бы спал», — повторяла про себя, словно заученную мантру.

И каким же облегчением оказался выключенный свет в коридоре! Устроив себе маленькую передышку, на носочках прошла к шкафу с верхней одеждой, только скинула осенний плащ, как позади меня щелкнул выключатель.

Че-е-ерт!

— Ну, привет, — холод и сталь разлились по моим венам каким-то жутким страхом. Видок у мужчины был, мягко скажем, не располагающим к веселью. Злобный прищур с примесью сжатых губ оказывали отрезвляющий эффект.

— Ну, привет! — с издевкой повторила я, поставив руки в боки. — А ты чего не спишь в пять утра? О, да я ведь забыла… Пенсионеры с петухами просыпаются! Забот выше крыши: челюсть вставную почистить, три седых волосины расчесать…

Мужчина зашипел сквозь зубы и, прищурив свои серые глаза, по слогам отчеканил:

— Мы в центре столицы, какие петухи? Совсем уже перепила? Может, «не отходя от кассы», сразу в наркоконтроль позвонить?

— Ха! Мне нравится, что про челюсть и волосы ты не споришь. Умничка, смотришь реальности в лицо. Но… В пенсионный фонд лучше позвони, — рявкнула я, глядя на него с укором. Никого и никогда не ненавидела так, как этого чертового самоуверенного сноба. — Разберись, почему тебе до сих пор ничего не выплатили. Пфф! Тебя даже пенсионный фонд игнорит. Вот потому и злой такой.

В общем-то, этому человеку, бесящему меня одним только своим существованием, было не больше тридцати пяти, но с нашей первой встречи он носил густую бороду и длинные волосы, затянутые сзади в тугой жгут. Чем не дед? Он бесился, когда я его так называла, но ничего с этим не делал. Сам виноват! Какой плацдарм для шуток, ух!

— Марина, — только он умел цедить мое имя так, будто это его персональное проклятие. Хотя все было совершенно наоборот. — Пять, мать твою, утра! Какого хрена ты где-то шляешься с выключенным телефоном, еще и в… — поморщившись, он брезгливо осмотрел мое микроплатье-резинку красного цвета. — В этом! Не обижайся, но выглядишь ты, как пробник шлюхи.

— Пробник?! — ужаснулась я. Вот же урод! — Какой еще пробник?!

— Ага, именно пробник! — он издевательски кивнул, изогнув губы в подобии улыбки. — Шлюхи хотя бы вкус имеют. А ты – так, начинающая... У которой все еще впереди. Романтика: первые задержания, первые передозы…

— Ах, ты! — рукой нащупав позади свой же сапог, я запулила им в голову мужчины. Увы, прогнулся. Благо имелся еще и второй. К несчастью, и тут этот придурок оказался более ловким. — Никакая я не начинающая шлюха! Понятно? Тьфу ты! То есть, вообще не шлюха… И не смей мою мамочку вспоминать! Она была святым человеком!

— Твоя мать? Естественно! — рявкнул он. — Жаль, ты не в нее пошла.

Все, это был финиш. Конец моего ангельского терпения... Два года я терпела его в своем доме, но вот именно в тот момент что-то щелкнуло внутри. Пусть это по-детски, но его просто требовалось выжить с чужой территории. Раз и навсегда.

— Точно обдолбанная, — закатил глаза этот придурок, когда я снова кинула в него теперь уже тапок. Ни-че-го! Он там что, упражняется в мое отсутствие? — Давай-ка в больничку по-быстрому, а?

— А давай, — согласно закивала, — швы тебе наложим, раны обработаем.

— Мне не нужны швы. И ран тоже нет, — процедил он по слогам. Стоит признать, властный тон ему давался прекрасно, до мурашек по коже.

— Пока скорая приедет, нужны будут, — торжественно пообещала я, вооружившись каблуком. — А рана у тебя пожизненная – в голове.

Видимо, три бокала шампанского, выпитые на дне рождении Оли, дали свои плоды и выпустили наружу всех демонов, обнажая чувства. Моя мама на самом деле была прекрасным, самым лучшим на свете человеком. Мой отец бросил ее еще до родов, и она сама, в отместку ему, основала свой успешный бизнес в столице, обзавелась квартирой с видом на главную площадь! Мама была моим примером, моей гордость! Именно равняясь на нее, я училась, как вести себя, а потом случилось страшное…

Врачи поставили ей диагноз – неоперабельная опухоль головного мозга. Как будто бы злого рока не было достаточно, мама привела в дом этого Женю и представила, как мужа. Даже штамп в паспорте показала. Не прошло и месяца с трагического события, как наступило новое – ее скоропостижная смерть.

— Теперь вали нахрен, — поставила я перед фактом этого Женю, но мужчина решил меня удивить:

— Твоя мама переписала все ваше имущество на меня, Марина.

Мое сердце в тот момент разбилось на миллионы осколков. Просто вдребезги. В миллионный раз изучая бумаги, не могла поверить, как родной человек мог сделать такую подлянку? Еще и на кого?! На первого встречного!

— Но, хочу тебя успокоить. Мы с твоей мамой заключили личный договор. Если до двадцати шести лет ты останешься вменяемым, достойным и здравомыслящим членом общества – все перекочует обратно к тебе.

***

Помню, как в тот момент закатила глаза и подумала, что Женя никогда мне ничего не вернет. Дурак, что ли? Я просто могла остаться на улице. Но вместо этого ОН остался рядом со мной и теперь вел себя, как мамочка в квадрате. Два года под надзором – самый худший кошмар в жизни. Уверена, мужчина делал это, чтобы выжить, а не из-за заботы. С чего бы моя судьба его хоть немного волновала?

— Ненавижу тебя, — прорычала ему прямо в глаза.

— Знаешь, Марина, — с каким-то неожиданным удивлением хмыкнул тот, — полностью разделяю твои чувства!

— Так вали с моей квартиры! Я тебя не держу! — процедила по слогам, на всякий случай указав пальцем на дверь. Вдруг забыл, где она. Деменция и все дела. Пялился он на меня, во всяком случае, так, будто на какое-то время забыл о сути разговора. Особенно, когда на губы смотрел.

— Может, ты забыла, но она теперь моя, — от низкого бархатного тона с нотками хрипотцы внутри меня просыпался самый настоящий демон. Как я его ночью не придушила? Не знаю! Пока я боролась с криминальными желаниями, Женя подошел вплотную, внаглую сжал мои кисти одной рукой, пока другой рылся в МОЕЙ сумке и доставал из нее ключи от машины. Коварно покрутил ими перед моим носом: — Это тоже мое. Больше ты ее не увидишь. Не хочу опознавать твое тело по моргам. Увы, у меня нет черного костюма.

— Но, — на глазах появились слезы. Как же я любила свою «вишенку». Последний подарок от мамы на восемнадцатилетние. Она сидела в ней, она сама ее выбирала. Самое дорогое, что было в моей жизни! И речь вообще не о деньгах. — Ты не можешь… Она моя. Моя!

Женя вдруг замер, лицо его вытянулось. Не готов был к женским слезам? Ха, получай, идиот. Сам напросился! А потом он медленно наклонился к моим губам, и я опешила от шока.

— Что ты?.. Гхм… — мысли сбились, слезы высохли, сердце в груди забилось в бешеном ритме.

— Как и думал, — едва слышно хрипло прошептал он, отчего я услышала запах табака и кофе, — пила. И села за руль, идиотка!

Он резко отстранился, будто бежал от чего-то. Только тогда я смогла дышать.

— Не я вела машину. Не ве-ла! — самой было мерзко, что приходилось оправдываться, но… Что поделать? На кону стояло нечто более ценное. И, увы… Женя был прав. В своем же доме теперь гость именно Я. Он тут босс. Он устанавливает правила.

Женя замер на месте, по лицу его прошла тень:

— А кто вел?

— Парень мой, — многозначительно подмигнула. Пусть знает, что я теперь не одна. Есть, кому постоять. — Но это не твое дело, ясно?

Мужчин окаменел, словно статуя, что-то странное с ним творилось в тот момент. Не став дожидаться, пока Женя очнется от коматоза, быстро побежала в свою комнату и заперла дверь изнутри. И только когда упала на кровать, услышала голос в коридоре. Как злой рок, блин:

— Я входную дверь запер изнутри, ключи спрятал. Чтобы ты не сбежала… Нам надо поговорить, Марина. Серьезно. Завтра утром. Или днем?.. Когда ты проснешься. В общем, это важно.

Зарывшись лицом в подушку, я сдавленно застонала. За что мне этот персональный ад? Может, в прошлой жизни я была Гитлером? Как будто сглазил кто-то!

***

После странного предупреждения Жени мне совершенно не спалось, а ему вот – отлично. Мне так хотелось отомстить ему за незаконно конфискованную «вишенку», что я придумала коварный план. Детский? Да! Но оттого не менее веселый!

На носочках пробравшись в ванную, я достала из женского шкафчика баночку уже готового к применению окислителя. Мама была крашеной блондинкой, и для подобных вещей выделялась целая полка.

— Я по тебе скучаю, — прошептала, погладив баночку. Когда-то она ее касалась. Как же несправедлив этот мир!

Отмахнувшись от грустных мыслей, я прихватила с собой кисточку и оправилась в комнату Жени. Благо ему хватало ума не спать там, где раньше обитала мама. И на том спасибо!

— Конец тебе, — коварно засмеялась в ладонь, совсем как Доктор Зло. — Будешь ты у меня самым настоящим дедом.

Женя спал сном младенца без одеяла в позе звезды. На нем были лишь белые, почти прозрачные домашние трусы, и я старательно не смотрела на то, что там через них выделялось в свете уличного фонаря. А выделялось кое-что очень… кхем… габаритное. Вот кубики пресса мимо внимания не прошли… Тело – мечта любого атлета! Мне до безумия захотелось провести ладонью по груди, никогда не видела ничего подобного. А потом я резко одернула себя:

— Ты зачем пришла сюда, Марина?! Действуй или уходи!

Словно какой-то скульптор, я выводила окислителем узоры по бороде и волосам. Жаль, что последние у него доставали до плеч, получилось лишь кончики хорошо промазать. Мои страдания увенчались успехом – мужчина не проснулся. И я отправилась спать счастливая и довольная. Жаль только, дверь в спальню на ключ закрыть забыла.

***

— Едрит твою… через твое гребаное плечо! Маа-рии-наа! Ррр! — утробный рев выдернул меня из глубокого сна не хуже ушата ледяной воды. Пока я протирала глаза, громкие раздраженные шаги становились все ближе. Когда села на кровати, дверь с грохотом ударилась о шкаф, посыпалось стекло.

Женя возник на пороге все в тех же скромных трусишках и с очаровательным прессом, умело перетягивающим внимание от его абсолютно седой бороды и волос на голове. Собственно, седыми они не были, но кто об этом знает, кроме меня?

— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА?! — прорычал он, сжимая и разжимая кулаки. При этом грудь его бешено вздымалась, ноздри раздувались, лицо покраснело, и на висках выступили венки. — Я ХОЧУ ТЕБЯ УБИТЬ, ГРЕБАНОЕ ТЫ ОТРОДЬЕ АДА!

— Эмм… А что случилось-то? — невинно заморгала. Правдоподобно, как мне показалось. Женя даже сам стушевался от такой реакции. А я демонстративно в ладошку зевнула. — Что-то поменялось? Разницы не вижу. Пальцем ткни, ага. Не выспался?

— Гхр! Что ты сделала с моими волосами? — десять раз глубоко вздохнув, мужчина попытался говорить спокойно, но глаз-предатель все равно дергался. Раз, раз и еще раз… Может, это шифр? Жаль, разгадывать их я не умела. — Это смоется? Боже, скажи, что это какая-нибудь хна… Как мне, по-твоему, идти в таком виде на заседание?!

— Смоется? Ха! Разве что с волосами, — развела руками я. Вообще пусть спасибо скажет, что он с окислителем ночь проспал и волосы до сих пор на месте. Ему чудом просто повезло! Только счастливым новоиспечённый дедуган не выглядел. Я даже искренне предложила: — Ну, или можешь покрасить в свой любимый оттенок. Тебе, под цвет души, коричневый очень подойдет, ага. — Мужчина до хруста суставов сжал кулаки. Если бы взгляд мог физически воздействовать, то от меня осталась бы одна лепешка. — Ой, да ла-а-адно тебе! Все старики красят волосы. Подумаешь… Привыкай, Женечка.

Он распахнул рот, явно чтобы сказать что-то обидное, а потом, резко его захлопнув, поморщился. Чем очень меня удивил и разочаровал! Прикрыв лицо рукой, мужчина плюхнулся на мой скромный розовый стульчик. Как только его не раздавил? Гигант же!

— Хватит, Марина, — обреченно и устало выдохнул он, буквально вложив в свои слова остатки терпения. — Я тоже не железный. С этим надо что-то делать. Я так больше не могу.

— И, — я почему-то пробежала взглядом по прессу, пока он не видел. А че, нельзя? За рассматривания денег не берут. Должна же быть от Жени хоть какая-то польза? Пусть будет моей тайной усладой для глаз. — Что же ты предлагаешь?