Глава 1

Наступающий день снова обещал быть очень холодным. Серега Пащенко, беспрестанно зевая и спросонья теряя тапочки, нехотя прошаркал к огромному замерзшему окну. Слегка отодвинув плотные запыленные шторы, сомнительным образом украшавшие его холостяцкое жилище, он некоторое время внимательно всматривался в единственное прозрачное пятно среди толстого слоя серого льда и инея, покрывавшего окно с наружной стороны. Совсем открывать шторы не имело смысла, по крайней мере, ближайший месяц. Увиденное не прибавило оптимизма. Большое здание автовокзала, расположенное всего в сотне метров, сегодня вновь исчезло за стеной плотного белого тумана, а за тройным стеклом бился, пульсировал, негодовал жестокий, беспощадный, неумолимый мороз, будто вызванный некими потусторонними силами.

Нынешняя зима выдалась чересчур суровой даже на вкус коренных северян, к которым, без сомнения, причислял себя Сергей Пащенко, журналист одного из местных ежедневных изданий, выходящих на русском языке, а с недавних пор и заместитель главного редактора.

Туман, казалось, пришел в этот город навечно. Еще в конце ноября установилась температура минус 47 и ниже по Цельсию, и вплоть до позавчерашнего дня весь этот ужас был щедро заправлен густым молочным соусом, то есть туманом. Больше месяца без единой передышки. И только вечером 6 января, в православный сочельник, неожиданно прояснилось, и стало вдруг видно, как огоньки проезжающих машин весело перемигиваются с далекими звездочками на черном праздничном небе, а голубоватый свет мощных уличных фонарей наконец-то пробился в этот мир сквозь зазвеневший от счастья воздух. Такое великолепие продержалось весь следующий день. Город подумал было, что обещана передышка. Секретарша Леночка, в генах которой, казалось, могла бы жить устойчивость к любым природным катаклизмам, когда позвонила вчера, чтобы поздравить с праздниками, робко предположила: «Может, хоть недельку так простоит, а?». На что Сергей, будучи скептиком и пессимистом по натуре, только неопределенно хмыкнул. И сегодня утром, не доверяя прогнозу погоды по пейджеру, который без вариантов обещал этому городу вместе со всеми его жителями перманентный белый Апокалипсис в течение трех зимних месяцев, бросился к окну, как мальчишка. Уу-упс. «А счастье было так недолго… но возможно…» И опять все снова. Впрочем, на Рождество всегда ясная погода – интересно, почему? Спасибо и на этом. Если серьезно, надо будет заняться исследованиями на эту тему. Надо поручить этой… как ее, ну новенькой, племяннице главного, Инне или Инге, все время путаю, впрочем, какая разница? И кто дает детям такие имена?

Сергей опаздывал на работу. Обрывки этих, почти праздных, мыслей скакали в его голове, пока он брился, умывался и торопливо одевался. Кофе он решил попить на работе, посему, тщательно укутав свое чувствительное лицо мягким шерстяным шарфом, покинул квартиру, быстрым шагом спустился по мрачной темной лестнице и без колебаний нырнул в непроглядный туман и вечный, вечный пятидесятиградусный мороз.

Дом Печати его встретил, как всегда, шумом и суетой. Холлы и коридоры все еще сияли мишурой. Журналистский люд приходил в себя после долгих праздников. Впрочем, праздники еще продолжались, впереди ведь еще новый День Печати и старый Новый Год. Но главное – предстояло избрание народных депутатов в Ил Тумэн, местный парламент, и предвыборная лихорадка сейчас была в самом разгаре. «Тоже ведь праздник». Сергей едва успел заскочить в свой кабинет, крича: «Привет всем, Леночка, кофе, сейчас умру!», как зазвонил телефон. «Сергей Анатольевич?», – вежливо осведомилась трубка солидным баритоном. – У меня для Вас любопытный матерьялец. Про Сатырова. Весьма актуальный именно сейчас. Мы уверены, он вызовет огромный интерес. Проверьте свой мейл». Трубка скоропалительно дала отбой. Сергей поморщился и глубоко вздохнул. До чего противный голос. Вкрадчивый, неестественно вежливый. Так и сказал ведь – «матерьялец». Пащенко задумчиво потер лоб: «Ну что, проверим информацию…» Для начала он решил открыть не общий редакционный, а свой личный ящик, и не ошибся. После введения сложных паролей компьютер весело и бойко звякнул. Да, действительно: «Сергей Пащенко, для Вас одно новое сообщение». Сергей углубился в чтение минут на пять, затем откинулся на спинку кресла. «Матерьялец» почти ничем не отличался от тех, которыми в последнее время забрасывали редакцию, как гранатами, бойцы выборных технологий. Разве что нехарактерная приписка в конце письма: «По факту публикации на Ваш личный счет, номер такой-то, будет переведено 30 000 рублей». Брови Сергея поползли наверх. Рекламная полоса под выборы стоит в два раза меньше. И деньги обычно не переводят на личные счета журналистов, разумеется. Кстати, откуда они знают номер его банковского счета? Что бы это значило?

Слегка прищурившись, Сергей снова уставился на монитор. Несколько строк, которые он еще раз торопливо пробежал по диагонали, не оставили сомнений: да, черный пиар. Ну и что? Мы и не такое печатали. Действительно, странно, за что деньги платят лично ему?

«….кроме того, общеизвестно, что господин Сатыров являлся руководителем этой организации во времена полной бесконтрольности… двадцать семь миллионов рублей повисли в воздухе, так и висят до сих пор, и хоть какие-нибудь следы их невозможно найти…» Сергей улыбнулся, представив висящий в воздухе чемодан, набитый бумажными деньгами, и своего «голубого», как он его сразу мысленно окрестил, корреспондента, обнюхивающего рядом землю в тщетных поисках следов этого чемодана. Хм, раз деньги в воздухе, их и надо искать в воздухе… Кстати, двадцать семь миллионов какими рублями – 89, 91, 98 годов или текущего, 2003? Сергей хорошо помнил времена, когда его родители получали зарплату в миллионах; помнил также, что эти миллионы абсолютно ничего не значили. Стоит огород городить? Читатели опять будут смеяться над ними.

«…известный порок едва не погубил карьеру уважаемого партийного деятеля. Но партия своих не бросает, и в результате многократного упорного лечения верный товарищ был возвращен в ряды номенклатуры… Этот бывший партиец и верный ленинец теперь ратует за демократию…»

То, что человек едва не стал алкоголиком и переборол себя, скорее, станет плюсом в глазах избирателя. А упор на партийное прошлое и вовсе неуместен. Ведь вся страна оттуда… Кстати, видными партийными деятелями становились далеко не самые тупые и даже иногда не самые подлые ребята...

Сергей, прихлебывая мелкими глотками горячий кофе, снова задумался. Этот Сатыров у него уже в печенках сидел. А тысячелетие заканчивалось-заканчивалось, и никак не могло закончиться.

Простой парень из Покровска, городка, расположенного всего в 80 километрах от столицы, что по местным меркам совсем рядом, да еще с ветерком по отличной трассе, Серега Пащенко не мог, конечно, знать, что около двадцати лет назад недалеко от его родного городка, почти в соседнем, можно сказать, улусе, часто затевались крупные партийные мероприятия, называемые охотой. Он еще бегал под столом, уморительно подражая телевизионному Валерию Леонтьеву, самому популярному артисту тех далеких теперь восьмидесятых, уже научился требовать горшок и самостоятельно есть ложкой. Он был спокойным, покладистым и добрым мальчиком, и ничто в его детских повадках не указывало на будущего охотника за сомнительными сенсациями, в которого он быстро превратился за несколько лет работы в полужелтой газетке слегка правого толка. Изданием брезговали серьезные люди, однако простой рабочий люд с удовольствием глотал за ужином и в туалетах «байки быстрого употребления», наспех испеченные в его неглубоких недрах – байки правдивые и не очень. В конце концов, серьезные люди тоже оказались вынуждены считаться с этим бесконечным бредом, где буквально все, даже цвет волос местного руководства, было плохо. А родители Сергея простодушно гордились сыном, первым в их роду человеком с высшим образованием, и искренне восхищались его неожиданными успехами на ниве журналистики. Впрочем, он сам иногда восхищался собой…