Глава 4.

— Нет, нет, что вы, — успокоил меня Виктор Александрович и даже рассмеялся. – Методика работает, дети действительно заинтересованы предметом, да и посещаемость улучшилась. Я просто хочу вас предостеречь, чтобы вы не велись на их провокации.

— Не буду конечно.

Внешне я конечно оставалась спокойной, но если бы собеседник, да и вообще кто-угодно заглянул в мою голову, то они бы увидели скачущую от радости маленькую меня.

Именно так я радовалась, когда с работы приезжал папа. Это было редко, так как он работал на вахте в другом городе, но всегда очень радостно. Пока в какой – то момент не перестал приезжать. Он прислал короткую записку матери, что остается с той своей, другой семьей. И ни одного слова мне. Ни одного слова о дочери. Наверное, именно в тот момент в мои двенадцать все изменилось, в тот момент я потеряла не просто ориентиры в жизни, а разучилась визжать от радости. Может быть поэтому так долго не уходила от мужа, боялась снова быть брошенной. Боялась сойти с ума от одиночества как мама, резко ударившаяся в религию.

— Ну и отлично, — декан уже хочет пройти мимо, как вдруг мы оборачиваемся оба на шум. Из моего кабинета наконец выползает это чудо. Нет, он конечно идет на своих ногах, но ощущение, что он как тля, пытается зацепиться за стену.

Я не успеваю отвернуться, как он цепляет взглядом меня. Да так крепко, что я с трудом могу пошевелиться.

— Распутин, вам нужна помощь? –спрашивает Чернов. Какая помощь. Ему нужен отрезвитель. А лучше капельница и честный труд. Судя по его виду тяжелее смартфона он ничего в руках не держал.

— Себе помоги, красавчик, — парень улыбается, и я вижу ровный ряд белых зубов, только в моем воображении они уже заострились и впились мне в шею. Пойду ка я от греха.

В этот момент слышу грохот и вздох Чернова.

Ругаю себя, но торможу и смотрю как декан факультета лучшего вуза страны помогает поднять богатую пьянь.

Он усаживает его на диван, которые расставлены в каждом коридоре, а тот тут же засыпает.

— Это нормально? — не выдерживаю я. — Все мои студенты балагуры и идиоты, но все они приходят трезвые и уважают так или иначе это место или себя, А это… Может быть стоит его отчислить.

Чернов поднимается и чешет затылок.

— Ну будь это обычный вуз, а Распутин сын обычного бизнесмена, тогда да, можно было бы и отчислить.

— А что, отец у мальчика необычный бизнесмен? — складываю руки на груди. Я на многое готова, чтобы этот парень не учился на моих занятиях, чтобы не мелькал перед глазами и не лез ко мне под кожу. И я сама не могу понять своего страха и отвращения перед ним.

Тут я вскрикиваю, потому что что – то, а именно клешня этого парня, грубые пальцы дергают ткань моей юбки, что была в зоне его доступа.

— Давай я сниму с тебя эту уродскую тряпку и покажу какой у меня в штанах мальчик.

Я пытаюсь вырвать ткань, но кажется проще ее отрезать, так он в ней вцепился. Чернов приходит на помощь, а Распутин тут же засыпает.

— Давайте оставим его здесь, — уводит меня Чернов, придерживая талию. Но все то время, что мы отдаляемся от наглого мажора, я чувствую спиной его прожигающий взгляд, буквально секущий и рассекающий одежду плетьми позора.

Невольно оборачиваюсь перед самым поворотом, а он не спит, а делает бедрами волнообразные движения, явно имитируя что – то крайне неприличное. Я тут же отворачиваюсь, стараясь не поддаться панике. И это пошлое чудо будет на моих парах?

— Виктор Александрович, вы же видели!

— Я все вижу, Аврора Михайловна. Но Распутин наследник самого крупного металлургического комбината в стране. По факту он самый богатый папенькин сынок в нашем вузе, а его отец довольно частый наш спонсор.

— Ну все. Теперь все ему должны кланяться в ноги только за то, что он родился в удачной семье?

— По факту да, но скажу вам по секрету, что его отец настоятельно просил быть с парнем построже, и сделать все, чтобы он начал по-настоящему учиться. Не знаю насколько это реально, учитывая, что за четыре года, он появлялся здесь раз десять, но вдруг случиться чудо.

Единственное чудо, которого я желаю, чтобы на следующее занятие этот наследник не пришел.