Глава 6.

Я не хочу с ним ехать. И не потому что не хочу, а потому что хочу. Ну в общем, я же понимаю, чем закончится эта поездка. Понимаю, что вряд ли доеду до дома нетронутой. А с другой стороны, я ведь могу включить режим пассажира. Вот прямо сейчас сесть на заднее сидение и не издавать ни звука, просто назвав нужный адрес. Могу, да? Но я все равно сажусь на переднее, очевидно решая поиграть в эти его обещанные игры. Только от одной мысли об этом в теле поднимается температура, а в крови подскакивает адреналин.

Данил садится следом, смотря вперед и улыбаясь только уголком губ. Нет, ну какой все — таки наглец, но как же от него дребезжит все внутри. Словно начальные басы любимого трека, который вот— вот заиграет на всю громкость.

— Музыку включишь? – мне нужно хоть что – то, что заглушит мое сердцебиение. – И, кстати, адрес забей в навигаторе.

Он молча тянет пальцы к радио, включая одну популярную радиостанцию, а потом так же спокойно забивает адрес.

А может я опять все себе придумала? Может быть, он действительно играл в джентльмена, чтобы произвести впечатление на Риту. Хочет, чтобы она вернулась. Чуть ли не задних лапках перед ней ходит.

Я уже расслабляюсь в удобном кресле, просто наслаждаясь тем, как уверено Данил ведет эту дорогу машину, иногда разгоняясь так, что дух захватывает. Я обычно больше пятидесяти в городе не разгоняюсь.

— Кто у тебя умер?

Неожиданный вопрос ставит меня в тупик.

— В смысле?

— Ну ты слишком остро отреагировала на историю про взятку. Вот я и решил.

— Тебе правда интересно, или ты разговор поддерживаешь?

— Мне правда интересно с тобой, Ксюша, — говорит он тихо, почти проникновенно, а его длинные пальцы почти скромно трогают мою коленку. И даже сквозь ткань джинсов я ощущаю ожог и щекотку, а еще почти яростное желание, чтобы не убирал руку. Чтобы сжал ногу сильнее.

— Ладно, — решаю больше не зажиматься и быть более естественной. – Только откровенность на откровенность. Я тебе свою историю, а ты расскажешь, почему Рита развелась с тобой.

— То есть она тебе не рассказала? — с ухмылкой спрашивает он. – Какая ее версия?

— Она сказала, что ты ей изменил.

— А что ты хочешь услышать? Ты же знаешь?

— Ну, то есть это правда?

— То есть это то, что ты хочешь услышать?

— Данил!

— Ксения!

— Не хочешь говорить, не надо… — отворачиваюсь к окну, более того, скидываю его руку со своей коленки. Но тут же чувствую, что он вернул ее на место, а мурашки по телу от его близости не позволили ее убрать во второй раз. А вдруг больше он так не сделает. Не сожмет, вот как сейчас.

— Рита — дочь учителей. Очень приличная. Очень мнительная.

Ну допустим.

— А моя семья — это огромный бизнес, который так или иначе связан с криминалом.

Ой. Я даже икнула и повернула голову. Он поджал губы, продолжая вести машину.

— Наша семья частенько является главными героями газет и новостей. Так вышло, что в тот раз я спасал брата и дядю из передряги. Нас занесло в бордель. Там нас и засекли фотографы. Скорее всего ей на уши присели родители, но уже на следующий день она и видеть меня не хотела, сказав, что ее дочь не нужно купать в этой грязи.

— Так измены не было?

— Не было. Но ей этого не докажешь. Такое ощущение, что она словно и ждала такого исхода, чтобы получить определенную свободу и жить так, как ей хочется.

— А с тобой не получилось?

— Ну так я требовал выполнения супружеских обязанностей, — посмеивается он. – Хотел второго ребенка. А она… И так. Кто у тебя умер?

Я даже не знаю, что теперь думать. О нем. О Рите. В особенности о себе и своем отношении ко всему. Освобождает ли меня рассказ Данила от вины, если между нами случится секс. Да вряд ли. В конце концов кто я такая, чтобы Рита делилась со мной такими подробностями. Что и странно, она вроде делилась, но получается, что подробности были не те.

— Ксююшаа?

— А? – моргаю пару раз. – Отец. Только он не умер, а убил. Тоже пьяный ехал по ночной трассе и тоже откупился от ментов. А потом сбил на смерть человека.

— Жестко.

— Ага. Сейчас в тюрьме сидит.

— Ты только Рите эту историю не рассказывай. Скорее всего она прервет ваше общение.

Я даже рот открываю от шока. Не то, чтобы я собиралась делиться такими вещами своей семейной истории, просто он меня очень удивил.

— Плохо конечно, с другой стороны теперь я знаю, как прервать наше общение.

Данил смеется, а его рука с коленки плавно, но довольно уверенно ползет все выше. А я губы облизываю и думаю — насколько это вообще морально разговаривать о подруге с ее бывшим мужем, а потом принимать от него вот ТАКИЕ знаки внимания. Руку, которая уже прижалась к промежности через джинсы, жжет огнем и словно по волшебству увлажняет там все. Торможу руку, только когда она добирается до пуговки, расстегивает ее.

Вцепляюсь в руку, даю знак остановиться, но получается лишь чуть царапнуть кожу, от чего по ней проходит дрожь, а пальцы становятся проворнее. А может быть я уже проиграла в этой войне разума и вожделения. Может быть, я просто пьяна и ничего не могу сделать. Ни с ним. Ни с собой. Ничего не могу сделать, когда его пальцы протискиваются в расстёгнутые джинсы, под резинку трусиков, чтобы достигнуть постыдно мокрой цели.

— Что ты там говорила?

— Что? — я уже реально не соображаю, пока он размазывает влагу по складочкам, пока скользит на опасной грани от входа, пока у меня низ живота огнем горит, пока горло спазмом сжимается.

— Откровенность за откровенность.

Он тормозит на светофоре и тянется рукой к своему ремню, а меня уже несет. Запахи кожи, его одеколона и его мужественности смешиваются в дикий коктейль, который бурлит во мне не хуже Бурбона. Я тяну свободную руку к нему, пока его продолжает истязать меня между ног.

Сама расстегиваю ширинку, помогаю ему освободить зверя, который действительно способен напугать юную девственницу. Да и меня, пусть я была замужем. Все-таки я сравню, потому что у Саши далеко не такой размер. Даже близко. Он ведь еле в руке помещается. А еще он пульсирует и становится все тверже. Я оттягиваю кожицу, смотря, как наливается кровью бордовая головка. Вскрикиваю, когда Данил все — таки вставляет в меня палец, большим скользя по клитору, доводя меня до точки кипения. Моя ладонь сжимается вокруг его ствола, принимаясь скользить по увитой венами поверхности, сжимая у основания сильно, до гортанного стона Данилы и или у самой головки, легонько, от чего он выругивается

— Ох, ебать…

Он трахает меня пальцем, легко, почти не надавливая, заигрывая с клитором, толкая меня к пропасти экстаза. Пока я наяриваю его член, смотря на то, как он твердеет у меня в руке все больше, смотря на то, как напрягается рука Данилы, которая все еще периодически рулит по дороге. Мы мучаем друг друга, задыхаемся. Не говорим и только смотрим друг на друга. Данил тормозит резко, ставит машину на нейтралку и второй рукой жадно хватает меня за грудь. Умеючи находит сосок, врезаясь в него пальцами, доводя меня до предела.

Я накачиваю член все быстрее. Смотрю как он набухает, смотрю, как Данила корежит. Он втыкается лбом в мой, шипит

— Давай, птичка. Давай со мной. Сейчас.

Он словно знает, как добить меня. Вставляет второй палец, большим давит на клитор, ртом находя тот самый ноющий сосок. Я вскрикиваю, чувствуя, как током прошибает все тело. Открываю рот, пытаюсь вдохнуть хоть каплю воздуха, слыша грубый вой в области груди и ощущая, как по пальцам потекла обжигающая влага. Ее столько, что кажется можно захлебнуться.

— В рот.

— Что? – я уже ничего не понимаю.

Он достает свои пальцы, поднимается, смотря мне в глаза и берет пальцы в рот.

Я смотрю на свои и словно под гипнозом следую его примеру, ощущая солоновато — сладкий вкус. Глаза в глаза. Откровенность за откровенность, и вот между нами нет тайн. Вернее, теперь нас связывает одна общая, и, кажется, дороги назад нет.

Секунда и его рука впивается в мой затылок, а губы вдавливаются в рот, требуя открыть его, впустить его, отдать власть над собой целиком и полностью ему. Смешивая вкусы я отдаю ему себя. Сейчас. Стону, просто погибая от смеси адреналина и эндорфинов, которые хлещут меня, вынуждая стать аморальной, грязной, живой.