Глава 5

Казалось, сердце от страха вот-вот проломит грудную клетку и выскочит наружу. Я понимала — бежать мне некуда. Снаружи его люди, а если буду долбиться в окно, то все равно меня никто не услышит. Внизу танцпол, кишащий несколькими сотнями людей, и никому нет дела, что происходит в этих закрытых комнатах, на самом верху клуба.

Мужчина неотрывно следил за мной, словно змей перед броском, медленно приближаясь, а я отходила в сторону от него, вокруг проклятого пилона, и боялась выпустить его из поля зрения и пропустить то, как он кинется ко мне. А я не сомневалась, именно таким будет его следующий шаг.

— Что вам нужно? — не собиралась играть в вежливость.

— Ни “здравствуй, Адам Германович", ни “давно не виделись”, а сразу хамить, — хмыкнул он, следуя за мной. — Нехорошо, Ева Андреевна, — поцокал он языком. — Плохо тебя, видимо, папа воспитал.

— Вы папу моего не трогайте. Вам до него еще расти и расти, — не собиралась выслушивать оскорбления в адрес родного человека.

— А ты меня знаешь, видимо, что делаешь такие смелые выводы? — его глаза потемнели и с губ сползла улыбка, превращая ее в настоящий оскал.

— Я вижу то, как вы действуете и как развлекаетесь, — кивнула на дверь, за которой несколько мгновений назад две девицы готовы были ублажить его прямо там, перед всеми собравшимися в комнате.

— И что же не так с тем, как я действую, и с моими развлечениями, — ухмыльнулся он, так и продолжая преследовать меня вокруг этого идиотского пьедестала с шестом.

— Вы считаете это нормально — тащить человека против его воли куда-то? Это же натуральное похищение.

— Так если человек такой упертый, что противится разговору, — все это время держал руки в карманах брюк. Казалось, будто его все это забавляет. Да и я сама по себе его смешу. Он явно играл мной, как кот с мышкой.

— А вы попробуйте сами попросить, объяснить причины, по которым вам необходим этот разговор.

— Так вдруг мои причины не понравятся этому человеку, и все равно не захочет разговаривать, что тогда? — его взгляд бесстыдно скользил по моему телу, и мне стало еще больше не по себе.

— Просто скажите, что вам нужно, и прекратим этот цирк! — не нравились его игры.

— Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Присаживайся, выпей, Ева, — произнес мое имя растягивая, словно смакуя.

— Я лучше пойду.

Не успела сделать шаг к двери, как мужчина очутился возле меня, отгораживая от выхода и проклятого пилона, продвигая к дивану.

— Сядь, Ева, — в голосе послышались металлические нотки, и я, следуя инстинкту самосохранения, послушно опустилась на кожаную сидушку.

Мужчина смотрел на меня сверху вниз, и у меня холодок бежал по коже. Я смотрела на темно-синие брюки с идеальными стрелками, коричневые блестящие дорогие туфли и боялась поднять лицо вверх, но и молчаливо выполнять все, что вздумается этому самодуру, не собиралась.

— Что выпьешь? — голос твердый, не терпящий возражений.

— Я не пью с незнакомцами, — чувствовала, как медленно захлопывается капкан на моей ноге, и начинала задыхаться.

— Что. Ты. Выпьешь? — давил Адам Германович.

— Мне все равно, — начала отчаиваться.

Смотрела, как опасный брюнет наливал мне в бокал джин с тоником. Взял щипчики и кинул из ведерка со льдом несколько кубиков в напиток. А себе налил чистый виски со льдом. Протянул мне стакан, гипнотизируя взглядом, и лишь когда я забрала его, улыбнулся одним уголком губ.

Адам опустился на подставку для пилона прямо передо мной. Наши колени разделяло всего несколько сантиметров.

— Адам и Ева, — многозначительно смотрел на меня, улыбаясь. — За знакомство, Ева, — приподнял бокал, слегка стукнув о мой.

Во рту словно пустыня. Страх и неизвестность превращали меня в комок оголенных нервов. Жадно выпила половину содержимого стакана, чувствуя, как жидкость стекает по горлу и опускается по пищеводу вниз.

— А теперь я узнаю, почему оказалась тут? — осмелилась спросить.

— Все просто, Голубка, — отпил виски, слизав влажные капли с четко очерченных и немного капризных губ.

В этот момент я залюбовалась им и его суровой, жестокой красотой. Оказывается, он не так стар, как мне показалось в папином кабинете. Около тридцати, наверное. И все же, находиться рядом с ним опасно. Я чувствовала это каждой клеточкой тела, и сердце кричало о том, что это страшный, жуткий человек, и заигрывать с ним опасно. Но что от меня зависело?

— Твой отец отказывается помочь мне. А ты можешь попросить его пойти мне навстречу, — тон сменился на деловой.

— Я не вмешиваюсь в папину работу, — а вот такой поворот мне нравился еще меньше.

— Подумай, Ева. Со мной лучше дружить. Такие враги как я никому не нужны.

— Папа никогда не будет участвовать в незаконных схемах, — отставила бокал обратно на столик.

— Даже если попросит единственная дочь? — прищурился Адам. — Я ведь не обижу. Он будет щедро вознагражден.

— Единственная дочь не попросит его идти против совести.

— Совести, — хмыкнул Адам. — Совесть заканчивается там, где начинаются большие деньги.

— Это не про папу.

— Тогда, когда речь заходит о жизни или свободе, — обострились черты его лица. И теперь я увидела мужчину, не знающего отказов и компромиссов. — Рассуждения о совести перестают быть актуальными. Поразмышляй, Голубка, над моими словами, и если внезапно передумаешь, то позвони мне, — протянул пластиковую карточку.

— Этого не случится, — поднялась на ноги, игнорируя его жест.

— Сядь обратно, — сказал так, что волосы на теле встали дыбом. — Сядь, я сказал! — повторил с нажимом.

Опустилась обратно. Мужчина схватил меня за пальцы, резко притягивая к себе. Ладони горячие, немного шершавые и цепкие, как силки.

— Ты, девочка, совсем не понимаешь с кем имеешь дело, — приблизил лицо к моему. Говорил тихо, но вкрадчиво. — С тебя с самой неплохо бы спесь сбить, — сказал с каким-то отвращением. — Не будь так уверена в том, чего не сделаешь. Если я захочу, ты будешь выполнять любой мой каприз по щелчку пальцев. Будешь моей вещью в то время, как твой папочка на зоне драит унитазы. Этого хочешь?

Яростно замотала головой, чувствуя, как к горлу подкатили рыдания.

— Даю тебе время до понедельника на разговор с отцом. Не сделаешь этого по-хорошему, играть будем по моим правилам, и вам двоим они не понравятся, — вложил мне визитку в ладонь. — А теперь… — приблизился еще, так, что его губы находились всего в нескольких миллиметрах от моих. И я почувствовала запах алкоголя вперемешку с мятой и перечный запах мужского одеколона.

— Пошла вон! — сказал резко, будто пощечину залепил.

Повторять дважды не пришлось. Вырвала пальцы из его захвата и вскочила на ноги, направляясь к двери.

— Даю два дня. И не днем больше, — поднялся вслед за мной.

Подергала ручку, но дверь оказалась заперта. Адам подошел сзади, и, резко обернувшись, я с ужасом зажмурилась, когда он прижался ко мне и дотронулся до моей талии, открывая замок.

— Веселись, Голубка. Это последние деньки твоей свободы, — прижался щетинистой щекой к моей, опаляя горячим шепотом. — Увидимся, — подмигнул, ухмыляясь, перед тем как я влетела в чертову ВИП-кабинку и тут же, зажмурившись от представшей картины полного разврата, выбежала наружу.