Глава 8

Вопрос на миллион. Мне бы тоже очень хотелось понять, себя я слышу или его. Так как общаться с догом при его хозяине было уже за гранью, точно так же, как и разговаривать с самой собой, я решила молчать в тряпочку и не подавать виду, что что-то там слышу.

Вместо этого сделала вид, что с интересом читаю «клубничку», а про наличие в карете собаки и вовсе забыла.

«Издеваешься, да? Ты же меня слышала! Я всё видел!»

«Ты прекратишь ерепениться?»

«Сейчас укушу!»

«Нет, сожру!»

«Грр…»

Нарычавшись, дог обиженно замолчал. Правда, ненадолго, потому что спустя несколько минут у меня в голове снова что-то принялось коротко порыкивать. Но я продолжала держать лицо или банально делала морду кирпичом. Пусть этот день пройдёт под девизом: «Скажем «нет» психическим расстройствам и наглым псинам!».

Поняв, что рычанием меня не пронять, собака жалобно заскулила.

— Что такое, Морок? — приподнял голову железный.

— Какая чудесная у вас собачка, — отметила я, вкладывая в голос как можно больше сарказма.

Мэдок, может, и не понял, но псина точно всё поняла.

— Собачка? — переспросил герцог. — Обычно её боятся.

— Что, правда?

«Ах ты ж хамка приблудная!» — гаркнула животина.

Но я и на это заявление никак не отреагировала. Демонстративно послюнявив палец, перевернула страницу, а потом, разнообразия ради, потянулась к шторке, собираясь приоткрыть её и познакомиться со здешними красотами.

— Я бы на вашем месте этого не делал. — Подавшись вперёд, герцог коснулся моего запястья.

Не знаю, от чего меня прошибло больше: от этого мимолётного прикосновения кожа к коже (его, к слову, была горячей, почти раскалённой) или от вида смазавшегося за окном кареты пейзажа.

Никакой машине не под силу развить такую скорость, разве что космическому кораблю. Но нас ведь лошади несут!

Меня куда-то повело: резко, внезапно. До звёздочек в глазах и оглушительного гула в ушах. Кажется, хальдаг вернул штору на место и, кажется, перебрался ко мне на сиденье.

— Прикройте глаза — будет меньше тошнить. Вот так. А теперь откиньтесь назад. Хорошо, — отдавал он распоряжения. — Сейчас…

— Что… что вы делаете? — Почувствовала, как он расправляется с завязками плаща, но возмутиться как следует не смогла.

— Сейчас вам станет жарко. Очень, — пообещали мне.

Или пригрозили…

— Мне уже жарко, — прошептала непослушными губами и охнула, когда этот не-желающий-на-мне-жениться, избавив меня от плаща, грубо дёрнул за рукава платья, нагло его стаскивая.

На этом моменте следовало уже не возмущаться, а отбиваться, но сил не было ни на то, ни на другое. Только и могла, что стонать и охать. Совсем не эротично, к слову. Карета, лицо этого Му… Мэдока — всё смазалось, стёрлось, исчезло.

Последнее, что услышала, было зловредное:

«Так тебе и надо, цыпа».

И провалилась в никуда, ощущая ладони Стального лорда там, где им точно находиться не следовало.

Очнулась я так же внезапно, как и отключилась, и поняла, что по-прежнему нахожусь в карете. Полулежу, уронив голову на плечо герцога. Оторвав её от каменно-металлической поверхности (даже мех не спасал положение, ну то есть не делал плечо хальдага пригодным для комфортного отдыха), сонно огляделась.

«Всё-таки очнулась. А я уже понадеялся, что мы поедем к леди Девериш», — принялся ёрничать Морок.

Его хозяин тоже завозился.

— Как вы себя чувствуете, Филиппа?

— Как ни странно, отлично. Отдохнувшей и посвежевшей.

Я сладко потянулась, заведя руки за голову и с удовольствием выпятив грудь. Голова и правда была ясной. Вот что значит хорошо выспаться! Даже дышалось легче. Не успела так подумать, как заметила, что мои верхние девяносто с бесстыдно проступающими под тонкой тканью сосками ничего, кроме сорочки, не прикрывает.

Его всемогущество это тоже заметил, потому что на несколько долгих мгновений его взгляд упёрся в две стратегически важные точки на моём теле, и потемнел на несколько оттенков.

«А может, нам и не надо к леди Девериш…», — задумчиво протянуло животное.

Я тут же обхватила себя за плечи руками. Блин, ну вот что за безобразие! Мало мне было жениха, свалившегося как снег на голову, так теперь ещё придётся терпеть его озабоченную собаку!

Нет, ребятки, я так не играю.

— Почему я без одежды? — Схватив платье, кремовой лужицей растёкшееся по сиденью напротив, прижала его к себе.

— Потому что вам хватило ума…

«Или, наоборот, не хватило…», — вставила псина.

— …увидеть в действии магию хальдага. С вашей стороны это было очень неосмотрительно, Филиппа, — пожурил меня мужчина, внимательно разглядывая. — Вы же знаете, что может случиться с непривычки с обычным человеком.

— Угу, — промычала я, сокрушаясь, что про это я так и не прочитала. А всё из-за Бобика блохастого, каждую минуту меня отвлекавшего. Это ведь его я всё-таки слышу. Уж лучше его, чем саму себя. — Ну так а одежда моя причём?

Герцог закатил глаза. Потом опомнился, правда, и терпеливо пояснил, медленно, едва ли не по слогам растягивая слова, словно я была маленьким, неразумным ребёнком:

— У вас резко поднялась температура, и вы начали задыхаться. Помочь вам избавиться от корсета и платья — это наименьшее, что я мог для вас сделать.

Ну спасибо, что ли.

— Благодарю, — буркнула, потупившись.

Значит, это он каким-то образом придал лошадям ускорение, а ведь выглядел таким расслабленным, будто и не использовал магию.

Всё, сегодня не лягу спать, пока от корки до корки не проштудирую свой «любовный роман».

— Думаю, вам пора одеваться. Почти приехали. — Подавшись вперёд, де Горт отдёрнул штору. Я было зажмурилась, но потом поняла, что круговерти за окном больше не наблюдается. Зато наблюдалось поле, широкое, бескрайнее, густо укрытое снегом. Под лучами заходящего солнца он сверкал и искрился, контрастируя с оттенявшими линию горизонта обнажёнными кронами деревьев. Пламя заката поджигало кривые ветви, раскрашивало в багряные тона небо. — Сегодня мы остановимся в моём загородном имении, а завтра отправимся в Ладерру.

Одеваться в карете, которую то и дело потряхивало на ухабах, было непросто. Надеть корсет и платье с кринолином — это вам не джинсы натянуть с топиком.

«Так, так, так, ещё и неуклюжая, — наблюдая за моей вознёй, отметил дог. — Очередной минус. Но грудь всё же ничего, пойдёт».

Подавив в себе желание швырнуть в зверюгу корсетом, я обратилась к Мэдоку:

— Не поможете? Раз уж раздели девушку, то как порядочный хальдаг вы просто обязаны…

— На ней жениться? — улыбнулся Истинный.

Я сидела к нему спиной, поэтому не могла видеть этой улыбки, что не мешало мне её чувствовать. Как и прикосновения сильных пальцев мужчины, быстро и в то же время осторожно затягивавшего шнуровку корсета.

— Остановимся на просто одеть. — Я тоже улыбнулась и почувствовала, как мурашки скользят по спине от прикосновений всемощного в районе копчика.

А туда он зачем полез?

— Я уже говорил, что вы странная девушка, Филиппа?

— А вы мужчина, которому пятая наина нужна только для вида. Не забывайте об этом.

Он чуть слышно усмехнулся, но ничего не ответил. Помог мне надеть платье, правда, мы уже подъезжали, поэтому крючки застёгивали впопыхах, абы как. Причёску тоже поправляла на ходу, как и завязывала ленты плаща.

В общем, из кареты я выбиралась слегка помятой, с пунцовыми щеками. Не от смущения (подумаешь, разделись-оделись), как мог бы подумать сторонний наблюдатель, а от злости. Это бронированное животное (не Мэдок, а его собака) снова пошло вразнос: и то во мне не так, и это. И что я даже в служанки в доме его всемогущества не гожусь, не говоря уже о его невестах.

Зла на эту собаку не хватает.

Нас встречали. Возле белокаменного особняка в три этажа, окружённого парком, не уступавшим размерами тому заснеженному полю, выстроилась прислуга в форменной одежде: на девушках блузы и тёмные юбки с белоснежными передниками, на мужчинах чёрные брюки и светлые рубашки.

Но не эти мёрзнущие бедолаги привлекли моё внимание, а рыжеволосая девица в чернильно-синем платье. Когда хальдаг помогал мне выйти из кареты, она как раз, подхватив юбки, сбегала по ступеням лестницы. При виде меня хищно сощурилась, запнулась на мгновенье, после чего решительно подскочила к его всемогуществу, смиренно опуская взгляд. Правда, ненадолго, потому что уже спустя мгновение она висела у герцога на шее, впиваясь ему в губы собственническим поцелуем.

И это при всей челяди и мне, живой, между прочим, невесте.

Какое-то неправильное средневековье, ей-богу.

«О, паучиха нарисовалась. Это которая Паулина. Запоминай, цыпа», — сказал дог, широко зевая.

Не знаю, как у него это получается, но я отчётливо слышала его голос.

Рыжая не спешила отрываться от хальдага, и собака продолжила вводную лекцию:

«Вот как надо территорию метить, а ты всё ерепенишься. Замуж она не хочет… Да всё ты хочешь! Все вы, девки, одного и того же хотите. А таких, как мой Мэдок, на свете раз, два и обчёлся. На всех точно не хватит. Это я тебе по-дружески говорю».

Тут уж я не выдержала, перевела на дога взгляд, и тот ликующе гавкнул:

«Ага, попалась! Слышишь ты меня! Как пить дать слышишь!».

— Лучше бы не слышала, — буркнула я, поправляя сползающий с плеча плащ.