Глава 3
Скашивая глаза на часы, выбегаю из салона красоты. Ух и невеста досталась! Нет, я свою работу очень люблю, обожаю личные встречи и обсуждения. Но люди попадаются разные, а сидеть с кислой миной не вариант. И своим раздражением заливать тоже.
Жаловаться не привыкла, но иногда смотрю на девушек, и мне заранее женихов жаль, сочувствую ребятам. А эта дамочка очень уж своеобразная. В кафе на обсуждение тратить время она не хочет. По телефону ей неудобно, приехать ко мне в офис — упаси бог! Где это видано, чтобы барыня сама к крепостным ездила?!
Пришлось мне лететь в салон. И пока будущая мадам соизволила ногти красить-с, я перед ее носом листала на планшете варианты оформления зала. Ну а что? Ей же на досуге самой просмотреть сброшенные мной материалы некогда. Она уже четыре раза передумала насчет места проведения церемонии. Дважды отменяли бронь.
Как треснула бы ей этим самым планшетном по голове! Но нельзя — БАРЫНЯ же…
Вообще с утра весь день наперекосяк: планы неумолимо сдвигаются, а я продолжаю мечтать о том, чтобы в сутках появилось ещё хоть полчасика.
Одно радует: Женя сегодня в кои-то веки обещал забрать Кира из сада и отвезти на тренировку. Это прям вау! Я даже слегка переживаю: сады-то наш горе-папаша не перепутает?
Вообще, мысли о Жене навевают уныние и режут самооценку под корень. Но я стараюсь отстраниться от безрадостных дум. Решил — пусть валит на все четыре стороны. Получить такой удар от родного человека, ну это уж простите! Я в ожидании следующего идти супругу навстречу не намерена. Да и почти смогла уговорить себя, что у него все же есть другая женщина. И давно. И плевать, что он отрицает.
И только где-то в глубине души раздается тихий настойчивый шепот: «Кого ты обманываешь? Не знаешь, как жить дальше без него»….
Самый мой вопиющий страх — это признаться Киру, что папа теперь будет жить отдельно. Не представляю, как сын отреагирует. Паника внутри дезориентирует.
Вновь гляжу на время. Хм… В принципе, если Женя немного погуляет с Киром после тренировки, то я, в общем-то, и совсем не опаздываю.
— Алло, — не глядя отвечаю на вибрирующий телефон.
— Кать, — голос мужа бодро льётся из динамиков. — У меня завал. Начальство пожаловало с проверками. Я никак Кирюху не заберу. Давай завтра, ладно?
Торможу резко, каблуки впиваются в асфальт. Вздох отчаяния срывается с губ. Ну что?! Как?! Время уже! Да блин!!!
— А раньше предупредить никак нельзя было?
— Ну извини, форс-мажор.
— Шикарно, что сказать.
Надо замочек дома поменять, а потом выдать: «ну извини, форс-мажор».
Отключаюсь, не слушая продолжения. Мгновенно перекраиваю планы.
В сад, естественно, опаздываю.
Сын тут же начинает возмущаться, что папа обещал забрать его сам.
— Кир, у папы на работе форс-мажор. Только сейчас выяснилось, — кратко проясняю и тут же переключаю тему, передавая сыну толстовку.
— А что такое форс-мажор?
— Это когда все идёт не по плану, — вот как у меня сейчас!
— Ааа, понял, — тянет разочарованно.
— Поэтому мы сейчас пулей летим на тренировку, потом по мороженому, — и тут же строго добавляю, — после ужина.
— Ну он же обещал! — Кирилл со злостью натягивает толстовку, лениво обувается. А я бессмысленно отсчитываю в голове уплывающие секунды.
— Форму взял?
— Забыл, — виновато вздыхает.
— В рюкзаке. Забывашка.
— Ну мам, — ноет сын уже на выходе, — ну папа хоть после футбола приедет?
— Нет, он будет поздно ночью. Когда приедет, обнимет тебя, договорились?
Заобнимает аж! Как же.
Кир расстроенно цыкает и тяжело вздыхает. А я чувствую себя обманщицей. Но пока не знаю, как лучше признаться. Кирилл очень любит отца. Каждой минуте, проведённой вместе с Женей, он радуется, как чуду.
В спорткомплекс летим на всех парах. Переодеваемся, не сбавляя чемпионского темпа. Мы и тут припоздали, потому что в раздевалке ни одного мальчика из команды сына.
— Давай-давай! — подталкиваю моего футболиста.
— Мам, а вещи?!
— Я сама сложу. Пошли!
Прохладный металл под ладонью слабо покусывает кожу. Дверь здесь тугая, каждый раз приходится налегать. «Ничего, подкачаюсь», — самокритично добиваю себя в мыслях.
Черт, надо как-то взбодриться!
Просачиваемся… и замираем. Орет музыка, раздаются взрывы мужского хохота. Четверо амбалов меняют оградительную сетку. На поле никого, только два мужика разминаются с мячом.
Ну здравствуйте. Приехали.
— Мам, а где все? — Кир указывает ладошкой на это безобразие.
— Ну как где? — начинаю не вовремя ёрничать. — Разошлись. Не дождались тебя ребята. Отменили тренировку…
И тут голова резко дёргается, а я чувствую острую пробирающую боль в скуле. Осекаюсь, не понимая, что происходит.
На пару мгновений теряю ориентацию и равновесие, на автомате закрывая лицо руками. Все. Искры из глаз точно повалили. Так больно мне в жизни ни разу не было!
Взбодрилась на все сто!
Рядом валяется виновник происшествия. Охренительно. Мячом по скуле заехали.
Осталось только чье-нибудь торжество запортачить, и все. Своё дно за неделю я скоро пробью.
Перевожу пришибленный взгляд на подбегающего парнишку. Да-да. Того самого, который с мячом на поле гонял. Я так понимаю, это его рук дело. Точнее, ног.
— Простите! Не видел вас!
— Почему-то другого и не ожидала.
Даже не смотрю на него.
— Вас здесь быть не должно, — подходит вплотную. Он что, тут главный? Следом за ним ещё двое взволнованных.
— Сейчас у пятилеток тренировка. Вы вроде как переросли, — сердито.
— Ее отменили вчера с заморозкой занятия. В чате сообщение было.
Я мгновенно сдуваюсь. Какое, к черту, сообщение?! Не видела ничего!
Подошедшие мужчины предлагают сопроводить до администратора. А меня сокрушает мысль: «Все сразу пойдут?»
Я демонстративно лезу в сумку, не сводя разъярённого взора с голубых омутов. Ни разу в жизни таких ярких глаз не встречала. Еще и в обрамлении светлых нереально пушистых ресниц. Вот зачем мужикам такие ресницы?!
Разблокирую телефон, лезу в чат.
Листаю вверх сообщения и меняюсь в лице.
«Отмена тренировки! У Александра Юрьевича соревнования! Подменный тренер присутствовать не сможет, он на больничном!»
Ну и дальше про заморозку абонемента на одно занятие.
Поднимаю сконфуженный взгляд.
Кажется, я ошиблась. Дно уже пробито.
— А пока сетку меняют, — уверенно проговаривает незнакомец. — Давно уже было пора.
— Ладно, извините. Я проглядела сообщение в общем чате, — отворачиваюсь. — Пошли, Кир.
Вновь эта дурацкая дверь! Ну же! Поддаётся она на удивление легко. А я не сразу понимаю, что голубоглазый незнакомец помог мне ее открыть.
— Пойдёмте к администраторам. У них есть лёд.
Вымученно шагаю вперёд. Лицо болит страшно. Кир льёт масло в огонь, не стесняясь:
— Мам, а тебе очень больно?
Чувство, что с меня скальп снимают.
— Да нет, конечно, чепуха, — улыбаюсь сыну. Надеюсь, получилось правдоподобно.
— Но холод приложить нужно, — морщится парень. Виновато косится на ушиб. — Ларис, — обращается к девушке на ресепшн, — дай «снежок».
— Ох, ключи от ящика у Ани, она вышла. Срочно? — хлопает ресницами и поправляет длинные белые волосы.
«Бля-яядь», — одними губами тянет парень и закатывает глаза. На его лице страдальческое выражение.
— Все нормально, я обойдусь. Кир, идём.
Ну вот, даже вещи не пришлось складывать.
Шикарный денёк, ага.
— А про мороженое ты не забыла? — с надеждой уточняет сын уже в раздевалке.
Я прикрываю глаза и медленно выдыхаю. Ещё крохотная искорка, и я взорвусь.
— Нет, родной, зайдём в магазин возле дома.
Кирилл оживляется и начинает быстрее переодеваться.
Из здания выходим уже минут через пять и бодрым шагом устремляемся вперёд.
— Девушка! — громкий окрик заставляет обеспокоенно оглянуться. К нам мчится тот самый парень, который не допросился льда у администратора.
В руках его полупрозрачный пакет.
— Погодите! Нужно обязательно холод приложить! Иначе разбарабанит лицо, — шагает вплотную.
Теперь он стоит так близко, что я улавливаю его запах — слабый пряный аромат. В парфюме я, к своему стыду, разбираюсь плохо и с ходу не смогу определить ни название духов, ни базовые нотки. Но присутствие фруктового сладковатого оттенка чувствую абсолютно точно. Есть запахи, которые взывают у меня неприятие: они тяжёлые, резкие, ужасно горькие, так и хочется зажать нос. А этот аромат тёплый, вызывает ощущение защищённости.
— Я к машине гонял, у меня в аптечке есть.
Вздрагиваю, как только холод начинает покусывать кожу под глазом. А тёплая широкая ладонь обжигает затылок непоколебимостью.
— Ну вот. Уже мне спокойнее. Очень болит, да?
Обеспокоенно заглядывает в мои глаза. Господи, в природе разве встречается такой невообразимо яркий голубой цвет?
— Что? Совсем плохо? Может, в травму сгоняем? Я оплачу, — выдаёт торопливо.
— Да нет. Вроде не настолько все плохо.
Это такое острое ощущение… боль притупляется, а пробирающий холод скользит по скуле. И ещё этот небесный взгляд держит в плену.
— Спасибо. Мне легче, — отрезаю.
— Жуть как стыдно. Я даже близок к тому, чтобы приехать на следующую тренировку к ребятам и удостовериться, что с вами все в порядке.
Улыбка выходит скованной. А Кир возмущённо отжигает:
— Ага! Чтоб ещё раз маме мячом заехать?! Не надо приезжать! Александр Юрьевич проверит!