Глава 5.

— Здравствуй, — протянула руку блондинка, а я перевела взгляд на Бориса.

Мне нужны ответы. Мне нужен хоть знак, что эта женщина не принесет разлад в мой дом.

— Нина, познакомься, эта моя дальняя родственница Элеонора и ее сын.

Я поворачиваю голову на сверх милое лицо бывшей жены и, сдерживая негатив, с улыбкой протянула руку ответ. Надо успокоиться и узнать о ней побольше, прежде чем закатывать истерики.

— Ярослав, поприветствуй хозяйку дома, Нину Леонидовну.

— Добрый день.

Меня пронзил взглядом маленький мальчик, и тут мою руку трогает нежная ладошка.

— Мама, это тоже гости?

— Да, — сквозь зубы процедила я. – Это тоже гости.

— Это тебе, Мира. С днем рождения, — протянул Ярослав пакет, а я снова руку в кулаки собрала, чтобы не отбить подарок.

У меня стойкое ощущение, что там могут быть только черви. А иначе зачем им портить нам такой праздник? Почему они не объявились вчера! Завтра! Почему в день, который должен стать для Миры идеальным?!

— Спасибо, - Мира вся раскраснелась и достала небольшую коробку, перевязанную лентой. И первую за весь день начала открывать под взглядами взрослых. Остальные подарки мы просто убирали на специально приготовленный стол, чтобы распаковать потом и каждому написать письма с благодарностью, но этим людям "спасибо" говорить желания нет.

В коробке лежала не дорогущая барби, или брендовый пупс, которыми скорее всего забиты остальные коробки, там лежала обычная тряпичная кукла, сделанная своими руками.

Это я увидела по неаккуратно пришитым пуговицам и торчащим ниткам.

Мира в восторге, таких вещей у нее никогда не было. Но меня подобный подарок пугал больше всего произошедшего за эти несколько минут. И кукла меня насторожила. И мальчик этот, такой милый, что тошнит. Даже улыбка Элеоноры, которая поднимает взгляд с немым призывом умилиться деткам.

— Хочешь попрыгать на батутах? – пригласила Мира мальчика, и я резко была против, о чем и выразила всем своим существом, но при этом не посмела бы перечить Борису.

— Пусть идут, охрана за ними присмотрит.

— Борис! – в тревоге прокричала не сдержавшись, на что он только нахмурился, но все равно пошел в дом, а Элеонора с неловкой улыбкой за ним. Дрянь... Просто... – Нина, за ними присмотрят, пойдем.

Меня разрывали противоречия. Я не хочу оставляться детей вдвоем и меня напрягло, что этот Ярослав уже взял так нагло дочку за руку, словно один подарок дал ему на это право. Но и оставить наедине собственного мужа и эту женщину я не могла.

— Нина, что происходит? — подоспела мама, и я облегченно выдохнула…

— Мама, присмотри за Мирой! Глаз с нее не спускай! И отцу скажи. Я потом все объясню, — бросила последний взгляд на залезающих на батут детей и побежала в дом за Борисом. Он, проявив уважение, первой пускает меня в кабинет и предлагает мне встать за ним, когда сам садится в свое кресло.

Охрана располагается внутри кабинета, а Элеоноре ничего не остается, как сесть в кресло для гостей, но по факту в кресло для допроса.

— Можно кофе? – спросила она вежливо. Так вежливо, что свело зубы. – Горло пересохло.

Борис кивнул одному из людей, и тот вышел выполнить просьбу.

— Рассказывай. И если ты начнешь врать, — требовательно заявил Борис, чуть наклоняясь, — Я напомню тебе, чем закончилась наша прошлая встреча.

У меня мурашки по коже побежали, ведь однажды Борис и меня выкинул на улицу. Но это была постановка, чтобы отвести внимание «Генерала" его дальнего наставника и врага, сейчас сидящего в Питерских крестах.

Но я все равно не сразу простила Бориса, ведь он меня не посвятил в свои планы. И в тот момент я была уверена, что все по-настоящему.

— Вы сделали ремонт, — начала она не с того, и меня новое напряжение охватило, словно канатами за горло. – Помню, как портьеры сюда заказывала…

— Элеонора. Это, конечно, лестно, что ты помнишь портьеры. Но давай от них сразу к тому месту, где ты якобы рожаешь сына…

— Он похож на тебя, да? – спросила эта мразь. – Он даже по характеру твой.

— Об этом мы поговорим после экспертизы. Как ты выжила?

— Ты не представляешь, как мне было плохо. Я ведь так тебя любила, даже несмотря на твой сложный характер. Нина поймет меня.

— Нина Леонидовна, — уточнила, на что получила очередной приторный взгляд.

— Конечно. Мы еще на ты не перешли, но мне бы этого хотелось, ведь наши дети будут расти вместе.

— Борис! – вскричала я, не веря своим ушам. Она не может верить в эту чушь! Не может быть, чтобы и Борис допускал эту мысль. Кто она такая?! Дрянь, решившая поиметь денег?!

— Нина, успокойся. Элеонора горячится. Без теста она даже мечтать не будет.

— То есть ты допускаешь, что она не лжет? – не выдержала.

Меня просто затрясло, но один острый, словно лезвие у горла, взгляд Бориса успокаивает лучше любого наркоза. Я села в кресло у камина и взяла оставленную накануне книгу.

– Я просто посижу здесь.

— Рассказывай, — уже громче требует Борис, и именно в этот момент несут кофе на подносе. И следующую минуту тянется пауза, заполненная глухим стуком посуды. Горничные у нас тихие, почти незаметные, но сегодня каждое движение новенькой девушки отбивается у меня в мозгу рукояткой ножа. Как же бесит. Как же все бесит. И Элеонора такая возвышенная и вежливая бесит. И даже прическа, состоящая из обычной косы, бесит. Рядом с ней я ощущаю себя просто истеричкой. И даже сильнее сжимаю пальцы на корешке «Кинга», чувствуя, как они немеют.

— Я не умерла тогда, — начала она свой рассказ. – То есть почти умерла. Меня даже привезли в больницу, но оказалось, что я беременна. Они накачали меня какими-то препаратами, и я впала в кому, но ребенок развивался. Меня прокесарили, и его отдали в дом малютки. Ведь отца у него не было. У меня никого больше не было.

Господи, я сейчас расплачусь.

— Я пришла в себя только через четыре года. Представляешь? — рассмеялась она, допивая кофе и продолжая рассказ. – Мне сообщили о ребенке, и я тут же отправилась в дом малютки. Но у меня даже документов не было, и я отправилась работать там санитаркой, чтобы быть ближе к моему сыночку.

— Он был здоров?

Что? Это что за вопросы? Борис верит ей? Верит в эту историю сценариста Санта-Барбары под бутиратами?

— Болел часто, но развивался хорошо. Он уже умеет играть в шахматы, представляешь, — улыбнулась она, и я прикрыла глаза. Как же она бесит. Господи, как же хочется вцепиться ей в волосы.

— Дальше, — потребовал Борис, и я продолжаю слушать эту ложь.

— Мне дали общежитие два года спустя. Я продолжала там работать и воспитывала сынулю.

— Почему мне не сообщила?

— Я же помнила наше расставание, ты бы не поверил в свое отцовство и это понятно. Мне показалось, что малышу не нужны такие потрясения.

— Так что же изменилось7 — подала я голос и встала. Я успокоилась, потому что все, что она скажет, проверят. Каждое ее лживое слово будет разобрано на косточки, а она со своим сыном предана забвению.

— Ярослав захотел узнать своего отца.

Вот так? Серьезно? Мальчик изъявил желание узнать отца и они здесь. Может быть это, конечно, и логично, но как же хочется заговорить замогильным голосом Станиславского «не верю»

— Это все?

— Борис, — запела эта птичка, расправив плечи, выставляя на обозрение свою большую грудь. И почему мне захотелось на свою посмотреть. – Я должна сказать тебе, что ничего от тебя не жду и не прошу. Мы живем небогато, но вполне сносно. Пообщайся с мальчиком. Ведь каждый ребенок должен узнать своего биологического отца. Как вы считаете, Нина Леонидовна?

Как поет, как рвется в бой. Но почему каждое ее слово мне кажется выученным, а каждое движение отточенное, словно клон бывшей жены появился.

— Наверное, да...

— Почему нового отца ему не завела?

— Ты будешь смеяться, — елозит она, но глаз с Бориса не сводит. – После той измены я поняла, что вообще мужиков ненавижу. У меня был лучший, но я его потеряла.

Господи, вручите кто-нибудь этой женщине Оскар. А лучше нож в черное сердце.

— Тебя проводят в твою комнату, — поднялся Борис, и я застыла, захотела открыть рот, но он пресек это движением рукой. — Пойдем к Мире. Наверняка она нас потеряла.

Я поджала губы и иду за Борисом, скрещивая взгляд с бывшей женой. И мне так хочется увидеть в ее взгляде хоть каплю лжи, но она все такая же до тошноты милая. И губы ее эти пухлые, глаза зеленые, волосы до плеч лучатся светом солнца. Никогда еще я не ощущала такой тошноты по отношению к человеку. Это нормально вообще?

И как только мы приблизились ко входной двери, я сквозь густой шум толпы расслышала крик Миры.