Клиника пластической хирургии

Клиника, к которой мы подъехали, оказалась совсем не такой, как я ожидала. Вместо мрачных стен и запущенности я увидела современное здание со свежим ремонтом. Светло-голубые стены, яркие, почти стерильные, как будто этот цвет мог заставить человека почувствовать себя лучше. Но для меня это была просто новая обстановка, не более того.

Внутри клиники меня осмотрела женщина, которую было сложно точно определить по возрасту. Она не была молодой, но и старой ее назвать было нельзя. Ее лицо казалось почти идеальным — правильные черты, аккуратные линии, но взгляд ее был проницательным и цепким, словно она видела все, что происходит у меня внутри, каждую мысль, каждое переживание.

— Ну что же ты так сжалась как ежик? — произнесла она с легкой улыбкой, от которой я не почувствовала ни тепла, ни спокойствия. — Меня зовут Ангелина Александровна. Не бойся, я не кусаюсь.

Ее голос был удивительно мягким, как будто она говорила с ребенком. Но за этим спокойствием пряталось что-то еще — контроль, уверенность. В ее руках я была просто объектом для дальнейших манипуляций. Она знала, что со мной делать, и знала, что я буду подчиняться.

— Твои анализы в норме, — добавила она, пролистывая какие-то бумаги. — Сегодня мы все и сделаем. А пока отдохни немного, телевизор посмотри. Это поможет отвлечься.

Она провела меня в одноместную палату. Комната была уютной, такой, какой не бывает в обычных больницах. Здесь не было запаха лекарств, везде стояли цветы, а кровать напоминала обычную, домашнюю. В комнате был телевизор, и Ангелина Александровна включила его, вручила мне пульт, как будто это могло спасти меня от надвигающихся мыслей.

Я попыталась сосредоточиться на экране, но это было бессмысленно. Мои мысли витали где-то далеко, где клиника, врачи и вся эта обстановка казались чем-то нереальным. Я смотрела, как кадры мелькают на экране, но ничего не запоминала, словно это было просто фоном.

Не прошло и десяти минут, как дверь снова открылась. Меня пригласили в операционную. Внутри меня всколыхнулась тревога. Операционная была слишком многолюдной для такого места. Я остановилась в дверях, оглядывая несколько молодых людей — парней и девушек, все они были не намного старше меня. Их лица были настороженными, взгляд их скользил по мне, как по объекту изучения.

Я невольно подумала: «Может, они действительно собираются использовать меня как пособие для изучения внутренностей?» Эта мысль была абсурдной, но в тот момент она казалась вполне реальной. Словно все эти люди пришли сюда, чтобы разобрать меня по кусочкам. Паника вспыхнула внутри, но я не могла ничего сделать. Страх был, но тело не слушалось.

«Надо бежать», — мелькнула мысль, слабая, едва уловимая. Но я не побежала. Я стояла, как послушная кукла, и делала все, что мне говорили. Меня одели в белую сорочку и положили на стол, как будто это было частью какой-то неизбежной программы. Я чувствовала себя пустой, словно моя воля давно уже была подчинена чему-то большему, чему-то, чего я не могла контролировать.

Когда к моему лицу приблизилась пожилая женщина со шприцем в руках, я почувствовала, как страх вновь поднимается внутри. Она ввела мне укол в вену, и я поняла, что времени у меня почти не осталось. Сон приближался, тяжелый, как одеяло, которое накрывает меня все сильнее. Я знала, что если засну, все закончится.

— Сосчитай до десяти, — мягко сказала Ангелина Александровна, держа меня за руку, словно пыталась успокоить.

Я начала считать про себя, отчаянно борясь с навалившейся усталостью. Один. Два. Три. Мир начал расплываться перед глазами. Четыре. Пять. Мое тело словно погружалось в воду. Шесть. Семь. Я пыталась не смыкать веки, но силы уходили. Восемь. Девять. Я чувствовала, как сознание медленно ускользает. Десять.

Все исчезло.

Очнувшись, я первым делом схватилась за уши, словно проверяя, все ли на месте. Потом рука непроизвольно метнулась к носу. В голове до сих пор крутились те странные слова про нос, которые мне наговорил Борька перед операцией. Мое тело словно само по себе двигалось, проверяя, не случилось ли чего странного. Но, задев повязку на щеке, я почувствовала резкую боль, которая заставила меня замереть. Все это время страх оставался со мной, даже когда я находилась под наркозом. И теперь он просыпался вместе со мной, острым всплеском боли и непонимания.

Вскоре в палату вошла Ангелина Александровна — та самая женщина с цепким взглядом, которая встретила меня в клинике.

— Ну что, все хорошо, смелая девчонка? — спросила она, чуть насмешливо, но без злости. — Оклемалась?

Я только кивнула, не зная, что ответить. Ее уверенность в том, что все прошло, как надо, слегка сбивала с толку. В моем теле все еще оставались отголоски тревоги, но я не понимала, откуда это ощущение.

— Завтра мы тебе снимем повязку, — продолжила она, чуть приподняв одну бровь, — и сама увидишь, какую красоту мы тебе сотворили.

Красоту? Я едва удержалась от смеха, но только слегка поморщилась, чувствуя, как повязка натянулась на щеке, вызывая еще больше боли.

— А пока отдыхай. Недельку полежишь, думаю, — добавила она, осматривая меня профессиональным взглядом, будто я была ее очередным произведением искусства, которое только что покинуло операционный стол.

— А потом? — вырвался у меня вопрос, который беспокоил больше всего.

— Поживем — увидим, — произнесла она с такой легкостью, как будто это был план на будущее.

На этом она вышла из палаты, оставив меня одну с моими мыслями. Ангелина Александровна оказалась права насчет "красоты". Когда на следующий день она сняла повязку, я увидела, что уродливый, неровный рубец, который раньше выпирал на моей щеке, теперь превратился в тонкую ярко-красную полоску. Лицо еще не избавилось от отека, кожа была натянута, но я уже видела, что результат оказался лучше, чем я могла представить.

Она любовно осматривала свою работу, довольная результатом, как художник, с гордостью глядящий на свое законченное полотно.

— Как тебе? — спросила она, заметив, что я не могу оторвать взгляд от зеркала.

— Лучше, — тихо ответила я, хотя в голове у меня до сих пор крутились мысли о том, зачем все это нужно было. Вся эта странная история с операцией казалась мне чем-то непонятным и оторванным от реальности. Почему меня привезли сюда? Что дальше?

Но Ангелина Александровна, казалось, ни о чем не волновалась. Она была уверена в своем деле и не оставляла никаких сомнений в том, что все прошло как надо. А я, сидя на больничной кровати, ломала голову, пытаясь найти смысл во всем этом.

Через несколько часов после снятия швов, в палату вошел невысокий мужчина, который на первый взгляд показался мне не более чем случайным прохожим. Его волосы уже были тронуты сединой, лицо было из тех, что будто бы застыло в полудружелюбном выражении, но с оттенком усталости. На секунду я подумала, что он ошибся дверью, что это просто еще один врач или, возможно, кто-то из посетителей, который перепутал палаты.

Но не успела я как следует разглядеть его, как в палату влетела Ангелина Александровна. Она выглядела, как всегда, собранно, но в ее взгляде читалось нечто вроде раздраженного укора. Я знала ее достаточно, чтобы понять, что она явно не ожидала увидеть этого мужчину здесь так быстро.

— Феля! — почти выдохнула она, как будто ожидала его появления, но не в этот момент. — Была уверена, что примчишься сразу же. Но мог бы и меня подождать, пока освобожусь. Нет же, как всегда, спешка! Вечно ты хочешь все сразу и сейчас!

Ее слова прозвучали укоризненно, но без настоящего осуждения. В ее тоне, несмотря на недовольство, сквозила некая знакомая легкость, словно она давно привыкла к такому поведению этого человека.

Мужчина, которого она назвала Фелей, не обратил внимания на ее замечания. Он продолжал разглядывать меня, почти изучающе, как будто я была не просто пациенткой, а произведением искусства, которое он пришел оценить. Его взгляд был сосредоточен на моем лице, словно он искал в нем что-то важное, что-то, что должно было подтвердить или опровергнуть его собственные мысли.

— Ну что, я была права? — продолжила Ангелина Александровна, явно обращаясь к нему. В ее голосе прозвучала нотка гордости. — Похож на ангела? Пухлые чувственные губы, ровный нос, голубые глаза… Просто волшебный небесный цвет! И просто идеальное лицо. Это лицо почти Ангела! Пока почти. Пройдет время, и шрам будет практически незаметен.

Я сидела, почти не дыша, ощущая, как напряжение медленно нарастает в воздухе. Мне было некомфортно от этого пристального внимания к моему лицу, от их разговоров, которые словно происходили мимо меня, но в то же время касались меня напрямую. Словно я не человек, а объект для обсуждения.

"Ангел? Серьезно?" — я с трудом сдержала смех, потому что все это казалось настолько далеким от реальности, в которой я жила. Мое лицо, которое раньше было лишь маской боли и страха, теперь превратилось в нечто, что они пытались назвать почти совершенным. Но я все еще не могла осознать, что это значит.

Мужчина замер, как будто весь мир остановился вокруг него, и, затаив дыхание, пристально всматривался в мое лицо. Его взгляд был таким пытливым, что я чувствовала, будто он читает каждую черту, каждый шрам на моем лице, пытаясь разгадать все мои тайны. От этого пристального внимания я непроизвольно начала съеживаться, словно его взгляд давил на меня, становился почти невыносимым. Но я ничего не могла сделать, только молча сидела и ждала, когда это закончится.

— Представляешь, если бы она попала в руки к моим ветеринарам с дипломами хирурга? — наконец выдохнул он, не отводя взгляда, обращаясь к Ангелине Александровне. Его голос был полон ужаса от одной лишь мысли об этом. — Они бы превратили это чудо в чудовище! Разве я мог допустить подобное?

Его слова были наполнены искренним восхищением, но в них чувствовалась и тень самоуверенности, как будто только благодаря ему я избежала чего-то ужасного. Все, что он говорил, звучало словно похвала себе самому, и я только могла наблюдать, как его взгляд скользил по моему лицу с таким вниманием, будто он искал подтверждение своим словам.

Ангелина Александровна рассмеялась, ее смех прозвучал легко, как будто это был обычный комплимент, которым она уже давно привыкла обмениваться с ним.

— Да ты у меня вообще молоток, — произнесла она, немного насмешливо, но с той самой ноткой гордости, которая показывала, что она полностью разделяет его мнение.

Я сидела, ощущая, как эти слова словно проходят мимо меня, обсуждение происходило вокруг, но без моего участия.