Глава 3

— Я развожусь.

— О, добро пожаловать в клуб. Шампанское? Или… Боже, Оля, ты притащила дочь?

Тоня открыла нам дверь, а через минуту, когда мы поднялись на тридцатый этаж, вошли в просторную квартиру. С Тоней мы знакомы с детства, в школе вместе учились, вместе поступили в университет и переехали в Москву. Правда, я поступила для учебы, а она — для тусовок. За десять лет наши цели не изменились. Я хотела создать семью и построить карьеру, а Тоня — наслаждаться жизнью и просиживать деньги после второго развода, от которого осталась шикарная квартира в центре города и многомиллионное состояние.

И да, она не любила детей, за исключением одного мохнатика, который сразу же выбежал к нам:

— Тяф!

— Мамочка, это корги? — моментально просияла Ритуля.

— Так, детей к Мусе не подпускать!

— Милая, нам пора спать. Где нам можно…

— Что? Уложить спать? Ребенка? Ты же знаешь, я не переношу детей!

Вот поэтому она видела мою дочь впервые, пока Рита вопросительно смотрела на бокал с шампанским в ее руках и на откровенный макияж с акцентом на алые губы.

— Сделай исключение для нас. Мы надолго не останемся. Милая, познакомься, это тетя Тоня.

— Здрасьте, — устала поздоровалась малышка, протянув руку.

Тоня неуверенно ответила на рукопожатие моей Ритули. Надеюсь, они поладят. Хотя бы временно.

— Какая умная у тебя девочка, — отметила Тоня.

— Мама, у меня голова кружится.

— Забираю свои слова обратно, — Тоня тут же отошла от нее к барной стойке посреди гостиной с панорамными окнами.

— Милая, пойдем спать, — я подхватила малышку на руки, и ее головка аккуратно устроилась у меня на плече.

— Мы можете пойти в гостевую комнату, а я налью нам выпить. Без текилы я эту драму не выдержу.

Мы зашли в огромную гостевую с личной ванной, посреди которой находилась… круглая кровать с красным шелковым постельным бельем. Боже… надеюсь, оно чистое.

— Мам… — сонно позвала Ритуля.

— Что, милая?

— Когда мы поедем домой?

Тот вопрос ударил меня прямо в солнечное сплетение. Я боялась на него ответить, когда Ритуля смотрела на меня своими ясными голубыми глазами. Как у своего папочки, который поселил к нам свою любовницу.

— Скоро поедем.

— А та тетя уедет?

— Обязательно.

Малышка закрыла глаза и уснула под шелковым одеялом. Я целовала ее в лобик, поплотнее накрыла и покинула комнату для гостей.

— Ну как тебе ремонт? — поинтересовалась Тоня.

— Круглая кровать? Ты бы еще наручники повесила.

— Они лежат в тумбочке. Никак не закреплю над кроватью, — произнесла подруга, протянув мне бокал Проссеко. — Рассказывай, что у вас произошло.

Я выпила залпом бокал и… меня прорвало по полной. Я рассказала о шуме из кабинета, о побеге под дождь, о заселении новой жительницы в нашей шикарной квартире, за которую мы вместе расплачивались и покупали. Тоне оставалось либо молча поддакивать, либо вставлять красноречивое:

— Пиздец!

— Ну ты представляешь? — я налила еще один бокал и выпила его. — Привел эту курицу Хюрремскую и сказал, что она будет жить с нами. Ритулю воспитывать!

— Так и знала, что этот гондон нечист!

— Он ее отец.

— Хуевый отец, раз притащил свою швабру к вам домой при дочери. Хоть бы подумал головой, а не головкой.

— Да чего уж там. Тонь, не представляю, что мне делать. Я в полном раздрае.

— Ищи новую работу. Такой маркетолог как ты на вес золота.

— Но как? Кто меня возьмет с ребенком на руках? Все крупные компании работают со своими сотрудниками, им не нужна престарелая женщина.

— Мать, тебе всего двадцать девять.

— Мне тридцать.

— Тридцать это не приговор, — Устало вздохнула Тоня, словно это ей стукнул тридцатник. Нет, всего двадцать девять, в отличие от меня. — В тридцать жизнь только начинается.

— Ага, а моя уже закончилась.

— Оль, ты слишком много паришься. Из-за гондонов в принципе не нужно переживать. И вообще, тебе нужно расслабиться. Хочешь, позвоню своему знакомому. Мой бывший любовник, но он ударился в работу, времени на меня не осталось. Его зовут Эрнест Сергеевич. У него своя фирма, я тебя зарекомендую.

— А он…

— Примет, примет. За ним должок числится.

Тоня подхватила телефон и трясущимися пальцами что-то напечатала.

— Прямо сейчас? Но уже поздно.

— Завтра я забуду ему написать. Лучше сейчас. Как ответит, я скажу. Ещё по бокальчику?

Тоня налила нам еще игристого, который более-не успокаивал мою расшатанную нервную систему. Оставалось надеяться, что этот Эрнест Сергеевич поможет мне выжить.