Малиновый запах надежды

Лелик был, как обычно, пунктуален: ровно в шесть вечера его понтовый джип, прозванный мной монстром, уже караулил меня во дворе офисного здания. И сам хозяин джипа, обнимаясь с букетом непременно бордовых роз (какая банальность!), терпеливо ожидал в пропахшем туалетной водой салоне. Пунктуальность, розы, прозвище Мартышка, туалетная вода, робкий поцелуй в щеку при встрече – это Лелик за мной ухаживал. Я тоже была в своем репертуаре – опоздавшая, чуть насмешливая и чуть капризная.

– Опять розы, Лелик! Ну, хоть бы раз кактусы подарил! – засмеялась я, небрежно бросая «королевский» букет на заднее сиденье машины.

Мой спутник, не оценив иронии, растерянно захлопал ресницами. «А розы чем хуже?..» – так и читалось на его круглой физиономии. «Обыденностью и шаблонностью!» – ответил ему мой смеющийся взгляд.

– Будут тебе кактусы, Мартышка. Когда нибудь… – вздохнул Лелик и завел двигатель.

«Монстр» с удивительной для его габаритов поворотливостью вырулил из узкого дворика на шоссе.

Лелик был Леликом только для меня. Для всех остальных он оставался Леней, Леонидом или Леонидом Николаевичем. А «Лелик» – это моя месть за «Мартышку». Впрочем, новое имя Леонид Николаевич Туманов принял почти с детским восторгом, видимо, посчитал, что подобные прозвища сближают. Ох, надеялся, надеялся Леонид Николаевич, даже несмотря на мое категоричное заявление два месяца назад: «Лелик, между нами возможны лишь дружеские отношения, и точка!»

– Ты сегодня очень красивая! – сказал он, как обычно.

Я приподняла бровь, выражая этим не столько сомнения по поводу комплимента, сколько то, что считала начало разговора избитым.

– Стараюсь, – ответила ему и картинным жестом завела длинную асимметричную челку за ухо.

– Что нового на работе?

– Да так… – пожала я плечами. – Ничего. Пик спроса на путевки прошел, дела понемногу идут на спад. Сезонная закономерность!

– А как же бархатный сезон? – с удивлением спросил Лелик. – Люди ведь продолжают ездить на отдых!

– Продолжают, но уже не так массово, как в июле – августе. Вот за что я разлюбила лето! Все отправляются на курорты, а ты пашешь как проклятая в три силы, обеспечиваешь чужой отдых.

Я работала менеджером в турагентстве и, несмотря на несерьезные стенания, работой была довольна. Настолько, что, увлекшись, иногда могла рассказывать о ней часами. Лелик знал это, а потому поспешно перевел разговор, не дав теме из маленькой искорки разгореться до большого пламени:

– Куда поедем?

– Ужинать! Куда – мне все равно. Лишь бы вкусно и быстро, – торопливо попросила я и мысленно помолилась небесам, чтобы Лелику не взбрело в голову отвезти меня в какой нибудь экзотический ресторан. Мне хотелось нормальной еды.

Леонид был консервативен, предсказуем и банален во всех проявлениях жизни, но только не в выборе еды и ресторанов. Покушать он любил – об этом простодушно ведало наметившееся брюшко, которое Лелик умело маскировал под ладно скроенными пиджаками, на скромных бирках которых значились нескромные имена дизайнеров, и задался целью перепробовать все кухни мира, включая экзотические. И видимо, считал, что я тоже разделяю его «хобби».

Однажды, еще в начале нашего знакомства, из желания произвести на меня впечатление Леонид отвез меня в некий ресторан, где с заговорщицким видом заказал одно из самых дорогих фирменных блюд. Что это было, я так и не поняла. Но до сих пор с содроганием вспоминаю нечто, извивающееся на зеленом листке салата в моей тарелке.

– Лелик, если ты опять вздумаешь порадовать меня экзотикой, то лучше уж вези в «Макдоналдс». По крайней мере, гамбургеры не бегают. И уже не мяукают.

Леонид громко захохотал. Видимо, тоже вспомнил тот случай в ресторане и мой истошный визг, под аккомпанемент которого «еда» благополучно покинула тарелку. Собственными, между прочим, ножками.

– В обычный ресторан отвезу, Мартышка! Не волнуйся.

– То то же.

Перед нами упорно мельтешил изношенный «Фольксваген», и Леня раздражался: ему не нравилось то, что эта ржавая «жестянка», как он обозвал автомобиль, «путается под ногами».

– «Поцеловать» его слегка в зад, чтобы знал, – проворчал он и посигналил, требуя от «Фольксвагена» перестроиться в правый ряд.

– И ты же виноватым окажешься. Оставь его в покое.

– Не оставлю! Мы торопимся кормить тебя. Ты, когда голодная, злая.

Против того чтобы меня накормить, я не возражала. Лелик посигналил во второй раз, и «Фольксваген», почти докатив до пешеходного перехода, послушно вильнул в сторону, но в то же мгновение истерично взвизгнул тормозами и резко затормозил прямо перед нами. И следом за этим так быстро, что я не успела вскрикнуть, последовал удар – звонкий и обещающий громкие разборки. Это Лелик, как и пожелал пару минут назад, «поцеловал» таки «Фольксваген» в зад.

Не стесняясь моего присутствия, Леонид громко выругался, решительно распахнул дверь и вылез из салона разбираться.

Я помедлила и тоже вышла из машины: испугалась, что Лелик разнесет водителя «Фольксвагена» в пух и прах. Может, мое присутствие не даст ему разойтись? Но, оказавшись на проезжей части, застала неожиданную для меня картину: перед «Фольксвагеном» с разбитым лобовым стеклом лежал человек, а оба водителя, Лелик и хозяин легковушки, растерянно над ним замерли.

– Дела а, – забыв о разборках, удивленно присвистнул Леонид и беспомощно оглянулся на меня.

Я отпихнула обоих мужчин и присела над сбитым пешеходом.

– Жив хоть? – Водитель «Фольксвагена» опустился рядом со мной.

Голос у него оказался несчастный, нервный, готовый вот вот сорваться на истеричный визг. Видимо, его воображение уже ясно рисовало картину наказания, которое он понесет за сбитого пешехода.

– Не знаю, – покачала я головой и боязливо тронула пострадавшего за плечо.

Тот никак не отреагировал.

– Да что ты стоишь?! – оглянулась я на все так же растерянно почесывающего затылок Лелика. – Аптечку тащи! «Скорую» вызови!

Наверное, в другой ситуации – обычной, мой командный голос, которым я отдавала указания, удивил бы и Леню, и меня, но сейчас мы с ним словно поменялись ролями: он так некстати растерялся, во мне же проснулись способности командира. Лелик, не переча, послушно потрусил к «монстру».

– Откуда он только взялся?.. Дорога была свободная… Выскочил, я даже затормозить не успел… Жив хоть? Вот беда то… А я уже почти к дому подъехал… И надо же…. – по бабьи причитал водитель «Фольксвагена», в то время как я осторожно осматривала пострадавшего.

– Жив, – с облегчением выдохнула я, когда парень застонал.

Но действительность тут же лопнула, словно продырявленный шарик, стоило мне внимательней всмотреться в его залитое кровью лицо.

– Господи… Ты же ведь…

Я закрыла ладонью рот, испугавшись, что закричу. Резкая перемена в моем поведении оказалась слишком заметной, и кто то рядом, но будто издалека тревожно спросил:

– Девушка, вам нехорошо?..

– Саш, ты чего?

И без того несчастный водитель «Фольксвагена», и Лелик с аптечкой в руках испуганно смотрели уже не на сбитого пешехода, а на меня.

Я медленно приходила в себя.

– В порядке.

Губы онемели и стали чужими.

В порядке, если не считать шока, который я испытала, узнав в этом парне любимого мной человека. Тима. Погибшего четыре года назад.

– Саш, отойди, – Лелик, обняв меня за плечи, заставил подняться на ноги и легонько оттеснил в сторону. – Зрелище не для слабонервных. Ты вон побледнела как.

У меня не хватило сил возмутиться. Очутившись за спинами мужчин, я в немом отупении смотрела, как они вдвоем пытаются оказать посильную помощь: Лелик куда то названивал по мобильному телефону, второй водитель дрожащими руками копался в аптечке в поисках бинта.

– Саш, как ты там? – бросил на меня через плечо встревоженный взгляд Леонид.

– Нормально. Помощь нужна?

– Нет. Сейчас «Скорая» подъедет.

– Хорошо, – пространно ответила я и отошла к «монстру», уткнувшемуся тупым носом в зад «Фольксвагена».

Я не знала, куда себя девать, куда пойти и что сделать, лишь бы больше не стоять за спинами мужчин и не искать сходство в чертах лица этого парня и того, другого…

Наши аварийные машины создали «пробку», и вокруг стали собираться люди – пешеходы, водители останавливающихся машин. Зеваки. Любопытные, раздражающие мельтешением, ненужной суетой и бесполезными советами.

Опершись на приоткрытую дверцу джипа, я отстраненно смотрела на происходящее, тщетно стараясь отогнать неясные, как размытый волной след на песке, воспоминания о том, что случилось четыре года назад. Время, как морская вода, сгладило их, лишив острых углов – подробностей.

Впрочем, подробности я не могла помнить, потому что пережила их не видя, уйдя на какой то период в чернильную темноту беспамятства. И поэтому то, что произошло тогда, мне не вспоминалось, а представлялось. Наверное, тоже, как и сейчас, собралась толпа зевак и кто то, как Лелик и водитель «Фольксвагена», суетился, неумело пытаясь помочь…

Очнулась от мыслей я лишь тогда, когда носилки с пострадавшим уже занесли в «Скорую». И, поддавшись непонятному порыву, рванулась к машине.

– Куда?! – опешил бородатый врач.

– Пожалуйста… – срывающимся голосом попросила я и умоляюще посмотрела на доктора. Безумный порыв. Безумный.

– Ладно, садись, – со вздохом сдался он и помог мне забраться в пахнущее лекарствами нутро машины.

– Саш, ты куда?! – услышала я за спиной изумленный крик Лелика, но даже не оглянулась.

По дороге в больницу мне не удалось рассмотреть сбитого машиной молодого человека. Медики закрывали его от меня, и я, не имея возможности видеть его лицо, разглядывала безвольно свесившуюся с носилок левую руку – полусогнутые пальцы, свежие ссадины на костяшках, выпирающие вены, маленькую родинку возле косточки. Воображение затеяло со мной жестокую игру, и мне, купившейся на его обман, казалось, что это рука Тима.

* * *

…В тот пряный, пахнущий медом и яблоками августовский день шесть лет назад я сидела на лавочке, испещренной надписями вроде «здесь был Вован», в сквере отвергшего меня университета и пыталась справиться с первым в жизни серьезным щелчком по носу. Жизнь казалась бессмысленной, пресной и тоскливо безвкусной, как серое выходное платье моей деревенской тетки Нюры.

Конечно, все было не так ужасно, как мне думалось, я просто не нашла себя в списках поступивших на манящий формалиновым запахом препаратов и звенящий тонким стеклом пробирок биохимический факультет областного педвуза. Но в тот момент такой провал казался чуть ли не концом света.

Мне было 20 лет, я носила толстую, с руку толщиной, косу до пояса и еще не красила свои натурально золотые волосы в различные оттенки рыжего. Была немного упитанней, чем сейчас, с мягкими ямочками на щеках яблоках и почти не нуждалась в косметике, поскольку являлась счастливой обладательницей здорового румянца. В одежде предпочитала удобство и комфорт, но иногда позволяла себе туфли на невысоком каблуке и прилегающие платья. Много читала, в основном переводную литературу. Не питала романтичных, свойственных барышням моего возраста иллюзий и была такой же дерзкой на язык, как и сейчас.

Тем летом я окончила педагогическое училище с красным дипломом. И, решив не останавливаться на достигнутом, подала документы в областной педвуз. Но провалилась.

Отличница медалистка и одна из лучших студенток в училище, я никак не могла взять в толк, где же оплошала на вступительных экзаменах. Обиды не чувствовала, скорее безмерное удивление: учеба всегда была тем, что давалось мне легко.

И вот, сидя в сквере на лавочке, я пыталась придумать, что мне делать дальше. Вернуться в скучный провинциальный городишко, откуда я была родом, и устроиться воспитательницей в детский сад? Или остаться в этом городе, в который я приехала поступать в единственный на всю область педагогический университет, найти какую нибудь работу вроде официантки в баре, а по вечерам ходить на подготовительные курсы, чтобы на следующий год вновь подать документы?

Так ничего и не придумав, я собралась было подняться и уйти, но меня остановил незнакомый голос:

– Привет! Если я присяду, не помешаю?

Вопрос был задан не с полагающейся ему вопросительной интонацией, а с утверждающей, будто его хозяин и мысли не мог допустить, что его общество может кому то помешать. Впрочем, веселый, несерьезный и летне беззаботный тон начисто лишал вопрос отталкивающей самоуверенности. Я с любопытством оглянулась и увидела высокого молодого человека в синих джинсах и клетчатой красно белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. В руках парень держал бутылку с газированной водой и булку.

– Не помешаете, – вежливо ответила я и подвинулась, но при этом понадеялась на то, что незнакомец не привяжется с разговором.

Не то чтобы мне не хотелось разговаривать, просто в молодом человеке я интуитивно угадала студента отвергнувшего меня вуза. И если парень заговорит о студенческой жизни, мне такой разговор в свете моего провала приятным не будет.

К сожалению, молодой человек оказался общительным. Нет, он не пристал с банальным вопросом: «Девушка, а как вас зовут?» Он неожиданно протянул мне булку в прозрачной обертке и спросил:

– Хочешь?

Я испуганно покосилась вначале на гостинец, потом – на улыбающегося незнакомца. Булкой на улице меня угощали впервые.

– Бери, не бойся, – засмеялся он. Видимо, выражение лица у меня и в самом деле было испуганным.

– Я похожа на жертву Бухенвальда, раз вызываю у незнакомцев желание накормить меня? – без улыбки осведомилась я.

– Нет, хоть ты и стройная, на жертву Бухенвальда вовсе не тянешь. У тебя лицо грустное, и мне захотелось поднять тебе настроение. В кондитерской на углу выпечка самая вкусная в городе. Попробуй!

– Спасибо.

Я взяла из рук молодого человека еще теплую, видимо, только только испеченную булку и, разломив ее, половину протянула обратно:

– Вот, это – ваше.

Какое то время мы жевали молча. Булка и в самом деле оказалась очень вкусной, я проглотила свою половину и даже не заметила как.

Парень не приставал ко мне с расспросами. Он словно забыл обо мне, витая в своих мыслях и машинально отпивая воду из бутылки. И моих коротких взглядов, которые я украдкой бросала на него, не замечал.

Красивым он мне не показался, скорее наоборот. Во первых, потому что брюнеты никогда не были в моем вкусе. Во вторых, привлекательность профиля парня портил длинный, с небольшой горбинкой нос. В третьих, носил незнакомец удлиненные волосы, которые небрежной волной падали ему на лицо. И пусть такая прическа шла ему и вкупе с двухдневной небритостью придавала богемный вид, мне не нравился подобный стиль. Я всегда была за короткие мужские стрижки и гладко выбритые подбородки.

– Не поступила? – вдруг развернулся он ко мне.

Вопрос застал меня врасплох, и я от неожиданности кивнула.

– Не нашла себя в списках, значит, не поступила, – зачем то добавила после короткой паузы.

– Не конец света, – уверенно сказал молодой человек.

Я могла бы возмутиться, грубо спросить: «А твое какое дело?», усмехнуться или еще как то проявить негативное отношение к подобным утешениям. Но промолчала, потому что слова парня, удивительно, нисколько не задели меня. Наоборот, мне в тот момент, как оказалось, не хватало именно такой короткой и уверенной фразы. Да, не конец света.

– Хотя странно. То, что не поступила, – грустно засмеялась я.

И парень снова угадал, о чем я:

– Отличница?

Я кивнула.

– Значит, не просто «красавица, комсомолка, спортсменка и просто хорошая девушка», но еще и отличница. А ну ка пойдем!

– Куда? – удивленно глянула я на вставшего с лавочки незнакомца.

– Куда куда, – передразнил он меня и усмехнулся. – Еще раз списки поступивших смотреть!

И я, подчинившись, послушно поплелась за ним.

– Как твоя фамилия? – спросил меня парень, когда мы вновь вошли в фойе института, где на доске объявлений были вывешены списки зачисленных на первый курс.

– Кушакова.

– На какой факультет поступала?

Я назвала, и молодой человек обрадовался:

– О! Я тоже на биохиме учусь!

– И поступали в этом году?

– Нет, на последний курс перешел, – ответил он. – Значит, Кушакова?

– Нет меня в списках, чего смотреть, – насупилась я.

Почему то стало стыдно и неловко перед незнакомцем. Видимо, потому что он уже оканчивал университет, а я даже не поступила.

– Действительно, нет.

– Я же гово…

– Погоди! А Ушакова Александра Игоревна случайно не ты?

– Я не Ушакова, я – Ку ша ко ва, – машинально поправила я парня, все еще не догадываясь, что он имеет в виду.

– Но Александра Игоревна – ты?

– Я…

– Ну, значит, поздравляю вас, Александра Игоревна Кушакова Ушакова! – засмеялся молодой человек. – Ты то – отличница, а вот тот, кто печатал этот список, – двоечник. Первую букву в твоей фамилии потерял!

Разволновавшись и боясь поверить в такой неожиданный поворот сюжета, я слепо пыталась перечитать список. И не сразу, но обнаружила свою видоизмененную фамилию.

– Но как… Как ты понял, что я могу быть в списках?

От волнения и постепенно заполняющей легкие горячей радости я перешла на «ты».

– Интуиция! – засмеялся парень. – Со мной тоже произошло нечто подобное. Правда, фамилию мою написали верно, но от волнения я себя не в том списке искал.

Я глупо улыбалась и все еще недоверчиво переводила взгляд с прикрепленного к старой доске листка бумаги, в котором значилась моя и как бы не моя фамилия, на моего спасителя. А вот бы уехала, решив, что не поступила в университет!

– Мне тебя сам бог послал, – расчувствовавшись, выдала я неожиданно смутившемуся молодому человеку.

Знала бы в тот момент, как оказалась права. Но тогда я могла думать лишь о новом статусе студентки.

– А вдруг это ошибка? – спохватилась я запоздало, когда первый прилив шокирующей радости немного схлынул. – И Ушакова Александра Игоревна – вовсе не я, а другая девушка?

– Вряд ли, – уверенно отозвался молодой человек. – Но если хочешь, давай поднимемся в деканат, развеем твои сомнения.

И я безропотно отправилась за ним. Мы шли куда то длинным неотремонтированным коридором по скрипучему, стертому и местами продавленному деревянному полу. Потом поднимались по чугунной винтовой лестнице: парень – уверенно впереди, я – сзади, с интересом оглядывая стены. В тот чудесный момент своего триумфа я не замечала убогой обстановки старого здания, кричащего о ремонте, не видела облупившейся на стенах краски и желтых разводов на бывшем когда то белым потолке. Здание мне казалось прекрасным уже потому, что я собиралась в нем учиться.

– Кстати, меня Тимом зовут, – оглянулся с улыбкой молодой человек.

– Тим – это Тимур? – уточнила я.

– Нет, Тимофей. Но я терпеть не могу свое полное имя, кошачье оно какое то. Все зовут меня Тимом.

– Ага, – из вежливости ответила я, подумав, что вряд ли отнесусь к этим «всем» просто потому, что наша встреча так и останется коротким эпизодом, а знакомство не перерастет не только в дружбу, но даже в шапочное приятельство…

* * *

…Вернулась я домой почти ни с чем: мне так и не удалось узнать что либо о пострадавшем в аварии парне, лишь то, что состояние его оценили как тяжелое. Ни имени, ни фамилии, ни адреса: при нем не оказалось документов. Я просидела в больничном коридоре в ожидании вестей час или полтора, потом оставила медсестре свой телефон и зачем то адрес и, решив про себя, что завтра вновь приеду, ушла.

На мобильном оказалось три пропущенных звонка от Леонида, но я, понимая, что поступаю эгоистично, решила перезвонить позже, когда остынет расплавленная ожившими воспоминаниями лава мыслей.

Однако едва я успела переодеться в домашнюю одежду, как в дверь позвонили. Это был Лелик. Обескураженный, немного сердитый и испуганный. Это ему категорически не шло – быть испуганным.

– Тебе не идет, – так и сказала я, пропуская его в квартиру. Физиономия Лелика, обычно круглая, от удивления вытянулась и напомнила мне продолговатую ташкентскую дыню. Наверное, в другое время это было бы смешно – «дынная» физиономия растерянного Лелика, но не сейчас.

– Что – не идет? – непонимающе переспросил он.

– Быть напуганным. Это тебе не идет.

Я оставила его в коридоре разуваться и отправилась на кухню ставить чайник.

– Черт возьми, Александра! – воскликнул раздраженно Леонид, появляясь на кухне. Кажется, он впервые назвал меня полным именем. – Что это за выкрутасы были? Я такого представления от тебя не ожидал! Сорвалась и помчалась. Куда, спрашивается? На кой ляд?

– Туда и на тот ляд, – пожала я плечами. Негодование Лелика странным образом немного привело меня в чувство. – С ментами и водителем разобрался? И что там с машиной?

– Разобрался, – махнул рукой он. – С машиной ничего серьезного, к тому же она у меня застрахована. А мужика водителя немного жаль.

Я промолчала и включила наполненный свежей водой электрический чайник.

– Как там парень, узнала? – спросил Леонид, чтобы получить от меня хоть какой то ответ.

– Узнала. Фигово, – произнесла я, не поворачиваясь, чтобы он не смог прочитать на моем лице весь спектр ненужных эмоций. Он бы не понял.

– М да а, не повезло парнишке! И мужику – тоже. Обоим не повезло. Се ля ви, – Лелик иногда пытался быть философом. – Ты так и не объяснила, на кой дернулась в эту «Скорую».

Я пожала плечами и, потрогав ладонью чайник, спросила:

– Лелик, у тебя есть сигареты?

– Ну, есть…

Он послушно вытащил из кармана сине белую пачку, но тут же спохватился и грозным тоном строгого папочки провозгласил:

– Ты же не куришь!

– Не курю, – согласилась я и повернулась к нему. – Но все равно дай. Одну.

– Мартышка, что произошло? – нахмурился Леня и подался корпусом ко мне. – Ты… какая то странная. Словно заторможенная. На тебя такое впечатление авария произвела?

Я кивнула, хватаясь за этот предлог – увиденную аварию, – как за удобный поручень. И неожиданно почувствовала, как на глаза наворачиваются так и не выплаканные когда то слезы. Вот тебе и «черствая девочка», «железная кнопка» – надуманный имидж, который грозил расползтись клочками, как упавшая в воду бумажная салфетка. Разреветься при Лелике – этого мне еще не хватало.

– Леня, я хочу побыть одна, – торопливо попросила я его. И мысленно помолилась небесам, чтобы Лелик меня послушался.

– Ладно, Мартышка, – сдался он после видимых колебаний. – Оставлю тебя, как хочешь. Надеюсь, все обойдется без глупостей?

Не знаю, что он имел в виду под «глупостями», но я, тихо радуясь тому, что останусь сейчас одна, кивнула. Леня с красноречивым сожалением покосился на чайник и отправился в коридор. Сигарет он мне так и не оставил. Наверное, в отместку за то, что я не предложила ему выпить чаю.

Но побыть в одиночестве мне так и не удалось. В тот момент, когда я уселась с чашкой чая за стол и, зажмурившись, втянула в себя пахнущий бергамотом пар, в дверь вновь позвонили. Решив, что это вернулся Леонид, я с сожалением отставила чашку и отправилась открывать. Но на пороге стояла Лейла – моя подруга и соседка. Поправив на полной, кормящей груди халатик, она застенчиво улыбнулась:

– Добрый вечер, Саша! Извини, если помешала, но у меня к тебе просьба…

– Входи, – гостеприимно пригласила я. – Чаю вместе выпьем!

– Я ненадолго, маленького на свекровь оставила, – предупредила Лейла, но, однако, вошла.

– Ничего, потерпит твоя свекровь, – беззлобно усмехнулась я, доставая из шкафчика вторую чашку и наливая в нее заварки.

Тамара Сергеевна – свекровь Лейлы – была приятной женщиной, с невесткой ладила. По крайней мере, жалоб на нее я от подруги никогда не слышала. Впрочем, Лейла была женщиной восточной, и может быть, в их культуре не принято перемывать свекровям косточки даже с подругами?

– Ко мне брат с женой на пару дней приезжают, – вздохнула Лейла.

И по ее тону я поняла, что все же конфликт со свекровью на эту тему был. Да оно и немудрено. Вряд ли Тамара Сергеевна пришла в восторг от предстоящего приезда родственников своей невестки.

– На несколько дней, потом уедут. Но места у нас мало…

– Ты хочешь сама попроситься на ночлег или свекровь временно ко мне отселить? – с иронией поинтересовалась я.

Лейла шутки не поняла и испуганно вскинула на меня оленьи глаза с мягкими пушистыми ресницами:

– Нет, что ты, что ты! Я лишь хочу попросить у тебя надувной матрас! Он ведь у тебя есть?

Матрас у меня действительно был – собственность хозяйки, у которой я снимала эту однокомнатную квартирку.

– Одолжишь? А я для тебя сделаю все, что только пожелаешь! – великодушно пообещала Лейла, заглядывая мне в глаза.

Просить она не любила и не умела.

– Ну, это ты махнула – «все, что пожелаешь»! Забирай матрас и так.

– Ой, спасибо…

– Лейл, а может, погадаешь мне? – неожиданно для себя и для нее попросила я.

Лейла рассказывала, что бабушка научила ее читать прошлое и будущее по картам, и пару раз предлагала погадать мне, но я отказывалась.

– Сейчас? – округлила глаза подруга и испуганно оглянулась на дверь, будто в этот момент на кухню могли войти свекровь или муж.

Как то Серега, муж Лейлы, при мне неловко пошутил на тему способностей жены, после чего Лейла старалась при нем и Тамаре Сергеевне не говорить о картах.

– Сейчас, – твердо сказала я.

То ли благодаря прозвучавшей в моем голосе решимости, то ли в знак благодарности за матрас подруга встала, молча вышла из моей квартиры и уже через минуту вернулась.

– Задай вопрос, – попросила она меня, тасуя карты.

– Не знаю, что спросить, Лейла, – призналась я, все еще удивляясь своему странному порыву, ведь гаданиям я не верила. – Просто скажи, что меня ждет.

– Работа, – ответила подруга, выкладывая первую карту. – Здесь все без изменений, по крайней мере, не вижу перемен.

– Уже на том спасибо, – усмехнулась я. Менять работу пока не собиралась.

– …Дорога дальняя, но лучше не ехать. Дорога ведет в прошлое, а жить надо будущим. Не возвращайся в прошлое, как бы оно тебя ни манило. Два короля около тебя, оба близко. Один из них тянется к тебе, да ты не подпускаешь. Он хороший человек, у вас может что то быть, очень скоро. Второй… Вот второй очень много будет значить в твоей жизни. Или значил? Нечетко вижу. Будет он в твоем будущем, но связан с прошлым.

Сердце мое на мгновение замерло и тут же забилось в тройном ритме, кровь прихлынула к щекам.

– А подробней, Лейла, на этого короля?

Подруга послушно выложила еще одну карту и вздохнула:

– Не желают говорить. Либо еще рано тебе знать, либо вообще знать не стоит.

– То есть как это «знать не стоит»?! – возмутилась я. – Для этого и гадаю!

Лейла ничего не ответила, лишь загадочно улыбнулась, сгребла карты со стола, перетасовала их и вновь выложила причудливый веер. Долго сидела над ним, размышляя, после чего быстро глянула на меня и серьезно произнесла:

– Саш, послушай меня. Я вижу два пути. Один ведет к тихой, без вулкана страстей, но вполне стабильной жизни. Тебе только стоит принять предложение мужчины, который окажется рядом. Второй путь ведет в прошлое. Будет великий соблазн пойти по нему, но не поддавайся на провокации. Я увидела твое прошлое, оно страшное, и, если попытаешься вернуться в него, погибнешь. Считай, карты предупредили.

– Вот так погадали, – растерянно протянула я, в то время когда Лейла торопливо убирала карты в коробочку, а коробочку – в карман халата.

– Как погадали, так погадали, – то ли обиделась, то ли рассердилась она.

– Извини, не хотела тебя обидеть!

– Я не обиделась. Я обеспокоилась. Оставь прошлое в покое, Саша. Ты чудом вырвалась из него. Впереди у тебя другая жизнь, светлая… Я настоятельно рекомендую принять предложение, которое скоро поступит. Это тебя спасет. Спасибо за чай! Пойду я, а то маленький у меня один.

– Не один, а со свекровью, – напомнила я.

– Какая разница. Так Сергей зайдет за матрасом?

– Конечно!

– Спасибо! Скажу ему, – обрадовалась подруга.

Она ушла, а я еще долго сидела на кухне, думая над ее словами. Лейла многое могла бы увидеть в картах, но вряд ли больше того, что я сама знала. Моим горько сладким прошлым, вязким настоящим и разбитым будущим был Тим.