Не ходите дяденька в лес, там метель крепчает.

Олег Романович Стальский жил незатейливой жизнью. От младенчества и до пенсии ничем примечательным не выделялся. Все как у всех: семья, детский сад, школа, ПТУ, армия и жизнь после нее. Вернувшись из армии, он два года поныкался по разным незначительным работам, сошелся с хорошей женщиной, с которой они прожили некоторое время, практически душа в душу. Но все было не то и не так. В какой-то момент он понял одно: гражданка. Она тяготила его. Настолько, что не выдержал и подался в армию. Опять. Но в этот раз служба стала и работой, и домом, и будущим. Отдал ей много лет, уволился по состоянию здоровья: в одной из горячих точек был ранен. Выбило колено, хорошо приложило по голове, но не до контузии, и на том спасибо. Последствий для головы, как таковых, тогда не было, но вот нога уже не давала покоя. Пришлось ставить протез, потому как коленная чашечка постепенно деформировалась и доставляла хлопоты, болела, не давала нормально ходить. последствия для головы... о них пока рано говорить, либо ему реально повезло. О дальнейшей службе пришлось забыть. С такой ногой в действующих войсках да по конфликтам не набегаешься. Вот и пришлось отказаться от оперативной деятельности и переходить на кабинетную должность, которую он не особо любил, и заниматься инструктажем молодых кадров. Как человек, прошедший горячую точку, он знал многие детали и мог легко подсказать, что стоило брать с собой, куда и как упаковывать, чего брать побольше, а от чего лучше отказаться сразу - занимает место под патроны. Лишний патрон - чья-то жизнь, или окончание мучений. Попадались такие товарищи из числа подопечных, которые не понимали, что пустые карманы надо набивать патронами, а не носовыми платками.

Вышел на раннюю пенсию, пролечил ногу, но остался хромым до седин и проплешины на макушке. С протезом ему повезло - не халтура, работал хорошо, не беспокоил более. Но, спустя время и кабинетная работа, инструктажи перед сборами, дело сделали - больше не хотелось в поле, с оружием и приказом выполнить поставленную задачу. Охладел Олег, потяжелел морально и чуть оброс ленцой бегать по горам и болотам. Да и женился.

Женщина, с которой он ранее жил, стала супругой. Она пошла за ним, по гарнизонам, военным городкам, став женой мужчины, дважды женатого - на ней и на армии. Осталась подле него, только умерла рано. Еще и сорока лет не было: воспаление легких, осложнения. Увы, родить детей они не успели. Да и после того, как по врачам прошлись, оба просто решили: не дает Боженька деток – значит так надо. Супруга была набожной, а Олег так, пофигист. Что означало это слово, он не слишком-то и знал, нравилось, как звучит, и не более. А как жена скончалась, так и вообще отдалился от социума и веры. Продал имущество, перебрался ближе к лесу. Так и прожил двадцать лет, домик свой улучшая, заведя скотину, разводя пчел и ходя на охоту. Вот охота его и погубила.

Была зима. Он, как и ранее, собрался пройтись по округе, проверить свои капканы, да и воздухом просто подышать. Все пошло с самого утра не так, как хотелось. Сначала он провалился в сугроб — поспособствовала старая нора какого-то зверя. Пока вылезал, снег то за шиворот попадет, то под низ забьется. Как итог, он вспотел, и растаявший под одеждой снег намочил его. И нет бы домой вернуться! Так нет же, он прикинул, что шлепать ему до места расположения капканов минут десять, столько же нужно на их осмотр и дорогу обратно - передумал возвращаться и переодеваться. Отряхнулся, продолжил путь. Силки были пустые. Не тронутые. Покачав головой, пошел назад, и, как всегда, свернул огибая каменную насыпь. Но тут его ожидала неудача: снег сполз по склону и потащил за собой, как пушинку. Пара минут кувырком и он оказался в распадке. Лыжи поломал, ногу подвернул, весь в снегу и опять промок — на дне распадка была речушка, куда он и угодил, разбивая лед. Выбирался долго, часа два, потому как снег рыхлый, при каждом шаге норовил вниз утянуть. Когда же добрался до вершины косогора, по которому ранее весело вниз скатился, свернул чуть в сторону от холмика, показавшегося подозрительным. И тут подвернутую ногу пронзила резкая боль. Да такая, что он вскрикнул, чуть не описался от ее силы. Капкан. Не его.

Провозился он с ним долго, но смог разжать, скрипя зубами, смахивая непроизвольные слезы боли и матеря браконьеров. Вот только сил до дома вернуться уже не было. Он промок, а пока пытался освободиться от капкана, вымок еще больше. Ветер усилился, поднялась вьюга. Да такая, что буквально через двадцать минут вытянутой руки видно не было. Он шел, опираясь на сломанную ветку. Пострадавшая нога подводила, но Олег продолжал двигаться неизвестно куда, понимая - остановится и просто замерзнет насмерть. Спрятаться от пронизывающего ветра со снегом было некуда. В какой-то момент пути просто упал без сил. А потом стало все равно: сознание отключилось, он засыпал замерзая.

***

Первое чувство, которое осознал в этот момент, была боль. По всему телу. Такая боль возникает, когда часть тела переохладится и ее после этого помещают в тепло: зудит, чешется, колет, болит. Вот так и Олег ощущал все эти прелести, да по всему телу. Глаза слезились, в ушах гул, во рту сухость. Паршивое чувство, если честно. А еще складывалось впечатление, что его держат либо на руках, либо на чем-то подвесили. Все мелькало, плыло перед глазами, так что определить, в чем дело и кто рядом с ним, не представлялось возможным. По крайней мере в его состоянии.

Чувствуя больше чем видя, Олег понимал, что его били, куда-то тащили, на что-то сажали, делали больно, после чего что-то спрашивали на неизвестном языке, после чего карусель повторялась заново. Менялась только последовательность, но не исчезало ни одно действие. Когда пошел пятый круг, он просто отключился, и, что с ним делали, он не знал. Просто потух свет, и эта надоевшая карусель закончилась, даруя отдых уставшему мозгу.

Продрав глаза, чувствуя жажду, он медленно поднялся и осмотрелся. Небольшая комнатушка, из мебели только кровать у стены, где он сидел, и еще раковина, ну, и конечно же прелести уборной. В полу некое подобие писуара или что это такое? Стены серые, потолок белый, пол черный. Сам Олег сидит в темно-зеленом комбинезоне, болотного оттенка. На ногах ботинки, мягкие, как тапочки, но на подошве в три сантиметра протектор. Похмыкав, рассматривая обновку, он шмыгал носом, чувствуя простуду. Правда это было фантомное ощущение, как воспоминание о метели и диком холоде. В носу заложенности нет, сопли не текут, и температура нормальная. А фантомные воспоминания, они такие, имеют место быть - прошел через нечто подобное, когда колено лечил.

И ведь промерз в метель, очень сильно, что даже наваждение в виде насморка мучает. Чихнув, замер. Ухо, уловив непривычный звук, настороженно вслушалось. Минуту просидел молча, обдумывая, что именно его кольнуло. Вроде все как всегда, в плане физики, а не помещения, но что-то волнует. Затем, крайне медленно, до него стало доходить — он сидит поджав одну ногу. Это была та самая, у которой протез коленного сустава. Не так давно начал барахлить и плохо сгибался. Сейчас же согнутая в колене нога, что послушно разогнулась, выглядела не так, как он привык. Олег был мужик в теле, имел мощные икры, хоть уже и возраст у него не мальчика молодого, но сейчас…

Это были не его ноги! Свои, с широкими стопами, немного загнутыми по суставам пальцами, он узнает и в темноте: всю жизнь с ними прожил. Плюс, после операции на колене шрамы. Ему не только врачи резали кожу. При ранении были существенно поражены кожные покровы вокруг самого колена, благо картечь прошла вскользь и всю кость не вынесло, дав ему время добраться до базы. Тогда наложили шину, через боль шли, туго перебинтовав раны. Вот эти следы он и начал искать на ноге, где под тканью, при всем его желании, ничего найти не удалось. Кожа была гладкой на ощупь. Шрамы настолько заметные, что под тканью прощупываться должны были, так же отсутствовали. Подумав, грешным делом, что ноги перепутал, ну мало ли как память заклинит? — начал ощупывать колено второй ноги. И тут, не найдя ничего похожего на старые шрамы, замер в удивлении рассматривая пальцы. Руки. У него были другие руки!

Свои пальцы, большие, на широких ладонях, с мозолями от работы и украшенные шрамами, которые получил как раз в том же бою, где и ногу повредил, в данную минуту девственно чисты от всех меток. Нет, одна была — на правой руке в треугольнике между большим и указательным пальцами расположена достаточно крупная родинка, этакая кнопка размером миллиметров пять. Такого у Олега точно нет. Он даже потрогал это место, сунув указательный палец левой руки в рот и смочив его, после чего попытался потереть: мало ли, вдруг это грязь? Но метка не исчезла. Вторым отличием, если отбросить шрамы в сторону, стала форма пальцев: узкие, длинные, ровные. Ногти аккуратные, пластина однородная, словно по ней хорошо прошлись шлифовкой и отполировали после этого. В сравнении с родной парой изуродованных и неправильно растущих, отдавленных и просто с ребристой поверхностью, Олеговских ногтей, — эти смотрятся идеально. Красивые, продолговатой формы и аккуратно пострижены, даже грязи нет. И кутикулу качественно удалили, никаких следов вырванных задравшихся заусенец, порезов и покраснений. У Олега с детства было много заусенец, и он их просто отрывал-откусывал. Иногда с кровью, иногда без. А тут, ну просто идеальные пальцы. Даже не так, — пальчики. После толстых пальцев, широких ладоней, шрамов, мозолей, эти новые руки могли называться только ручками, пальцы только пальчиками, а ногти только ноготками.

Несколько минут Олег рассматривал свои новые руки, и со стороны он наверняка выглядел как человек, у которого немного нехорошо с головой. Голова! Олег спешно поднял эти «ручечки» и «ладошечки» и прижал их к лицу. Не его лицу. Нет, не его морде! Олег, мужик крупный, ростом почти метр девяносто, весом сто двадцать килограмм, имел округлое лицо, щеки и второй подбородок. При этом толстым он не был, просто массивный, с широкой костью — русский дуб, не иначе. Такой же могучий, ветвистый, основательный и с широкой душой. Этакая круглая рожа обычного мужика, не пятнадцати или двадцати годков, а который привык к работе на свежем воздухе в любую погоду. Лицо Олега имело массивный подбородок, густую бороду и шикарные усы, жирные брови и нос с идеальной грузинской горбинкой, но массивным кончиком, который обычно называют «картошка». Олег не был уродом, но и писанным красавцем тоже. Это простой мужик, обычной внешности. Сочетание отдельных частей лица перетекало плавно из одной формы в другую этаким хорошим и умеренным балансом, не делая из него образину, но и принца тоже не вышло. Просто лицо, просто мужик.

Сейчас же… как бы так выразиться? — пиздец? Да, он самый! Ощупав все лицо, не имея ничего вокруг себя, дабы его увидеть, он мог сказать только одно: это не его лицо. Увы, руками определить как выглядит, не сможет, такому не обучен. Что почувствовал? Самое первое: гладкая кожа, нет бороды и усов. Даже легкой щетины и той нет. Различие в упругости кожи огромные, ведь свое лицо ощущалось этаким мячиком, а эта кожа была плотная, даже шелковистая, что удивляло сильнее всего. Его массивный подбородок сменился на заостренный, нос стал ровный с острым кончиком, никакой курносости. Это не могло не порадовать, ибо он никогда не любил форму своего. Этакий строгий ровный нос — никаких переломов! А ведь Олег свой ломал и сейчас у него был… вернее еще недавно был, более горбатый из-за переломов. Брови? После его заросших «кустоф», эти ощущались так: аккуратные. Большего он про них сказать не мог, надо смотреть в зеркало, тогда можно описать более полно. О глазах еще сложнее судить, разве что посажены были чуть глубже чем его родные. Уши? Какие-то оттопыренные. Нет, не как у мыша, но не так прижаты к голове, как у него. И… в левом ухе серьга. Самая настоящая серьга, которую снять не получилось. Олег честно попытался, но у нее или замочек хитрый, или она приклеенная, увы не понять, так что атрибут новшества остался на своем месте. Этот атрибут обхватывал мочку, как клипса, но при этом с места не сдвигался.

И тут до Олега вдруг дошло! Руки миленькие, рожа маленькая, а вдруг?! Одна рука суматошно обшарила грудную клетку, а вторая сунулась в самый низ.

— Фух! — выдохнул Олег и осекся. Голос был не его. — Что за наха? — проговорил он. — Это… эм… моё?

Опробовав голосовые связки, неприятно понял: баритона нет. Олег умел и мог красиво петь низкими тонами, а под гитару так вообще заслушаешься, но то что он услышал сейчас, увы и ах, далеко не баритон. Это скорее ближе к тенору. Голос был мягкий, не девичий, нет, но бархатный, с небольшой хрипотцой. И этот голос, он чувствовал нутром, может подниматься на очень и очень высокую ноту. Сглотнув, пощупал шею, так как дышать что-то не совсем легко стало, и осознал еще одну неприятность: отсутствовал кадык. Напрочь! Хвала Богу, что в штанах имеется. Кстати об этом...

Он опустил глаза вниз и скептически осмотрел то место, где должен быть хороший такой бугор. Именно на эту свою часть тела Олег никогда не жаловался. До сих пор в деревеньку соседскую бегал, с хутора своего, да Аленку радовал. Бабенка она хорошая, только вдова, вот и повадился к ней вдовец захаживать. Так никогда родной не подводил…

Хмыкнув, неприятно поморщившись на странный отголосок, вместо привычного смачного «хм», этакого грудного и глубокого, взялся за проверку, так сказать, визуальную. Увы, для этих «ручек», размерчик-то нормальный. Но это же «эти» ручки! Штаны не имели ни ремня, ни ширинки, да даже резинки на них не было. Привычной Олегу, по крайней мере. Просто ткань на уровне пояса более эластичная, прорезиненная, наверное. На ощупь такую ткань Олег знал, и, прикасаясь к этой, сказать с уверенностью не мог, хотя мало ли текстиля в мире? В общем, он аккуратно оттянул ее и посмотрел на то, что из себя представляло его белье. Ядовито желтые зауженные трусы, гульфика нет, что странно, но вот хозяйство лежит достаточно удобно. Места, где должны быть резинки, дабы бельишко не потерять, прилегают к телу и нигде не тянут. Вообще. Покачав головой, он вдохнул-выдохнул: с виду тут не хозяйство, а детский садик какой-то. Второй рукой оттянул край белья и с видом специалиста мясокомбината стал разглядывать аккуратное хозяйство. Это был не его красавец, вольный жеребец, знаток техники и прочего, а что-то… даже как-то обидеть побоявшись, Олег тихо прошептал:

— Ну вот и познакомились…кнопка.

Отпустив белье, штаны, неприятно осознал, что в глазах защипало. Обидно было до ужаса. Имея агрегат, умея им управляться так, что Аленка была довольная донельзя, в данную минуту увидеть четвертинку от былого богатыря…обидно. На некоторое время он выпал из новой для себя реальности. Чувствуя себя усеченным где-то на три четверти, — рожа, голос, кадык, руки, ноги…член, — Олег пытался осмыслить происходящее. Даже в молодости он таким не был. Мальчишкой себя помнит, но и тогда у него такого тела не было — толстый паренек до пятнадцати лет. Потом пошел в рост, причем так пошел, что за год вымахал сантиметров на десять! У него в роду такие все, до пятнадцати примерно метр шестьдесят-шестьдесят пять, а после пятнадцати быстро нагоняют до метр девяносто. Никто не был ниже или выше среди мужчин рода, но вот женщины у них были миниатюрные, до метр семидесяти. Так что он не стал подростком. Тем более с таким лицом! У них в роду остробородых нет. И никогда не было. Как говаривал батя, кровь сильная, даже девки пацанов рожая чужую кровь не брали. У двоюродной тетки муж узбек, жгучий брюнет, а сын такой же шатен, как и Олег. Дочери все как мать — миниатюрные, русые волосы, светлые глаза. Ничего от узбека не взяли. Ни-че-го.

Волосы! Он суматошно поднял руки и наткнулся на… выругавшись самым забористым матерным выражением, перебросил со спины на плечо длинные патлы. А как иначе их назвать? Олег мужик основательный и раз в два-три месяца дает голову обкорнать под короткий ежик. Две недели назад как раз сходил в деревню, его коротко остригли, а вот сейчас сидит и смотрит на светлые, почти белые волосы, несколько плетеных косичек, несколько перевязанных какими-то странными побрякушками и остальная масса распущенная. При этом сам волос мягкий, как шелк, и нисколько не спутавшийся. Ощупав голову более внимательно, Олег понял, что его грива начинает свой рост над висками, где гладкая кожа, а основную массу волос сдерживают специальные заколки(!), которые выстроились по краю, как состав поезда, и заканчиваются на затылке. Прекрасно удерживают волосы, а еще и плетение локонами в виде сетки, поверх гривы, не дают тем распадаться и мешать, не лезут в лицо.

После всех странностей, он решительно встал на ноги, и проделал это очень и очень легко. Хоть тут был плюс. А вот остальное полнейший минус! Заходив по комнатушке, которая явно подходила под определение «тюремная камера», не понимая ни того, где он, ни как сюда попал, ни по какой причине у него другое тело, русский мужик Олег был готов звать на помощь или, хотя бы, узнать что происходит. Начал было в дверь стучать, но она открылась сама.

Замерев на месте, в удивлении рассматривая самых настоящих роботов в движении: этакие пиликающие машины на гусеницах, с руками-клешнями, — Олег пытался понять, что происходит. В какой стране на матушке Земле такое диво сделали, что не просто выглядят как рабочие, но и работают так, словно уже давно в строю - мелке метки на корпусе, царапинки, вмятины. Где и в какой стране имеются такие штуки? Тем более на объекте, что очень напоминает тюремный блок, ну или закрытую зону. Вот второе можно было бы принять в расчет. На закрытых объектах может что-то такое интересное и есть, а в широкие массы не пускают, рано.

Два робота вкатились внутрь, своими щупальцами взяли его за запястья, очень сноровисто надо признать, и покатили назад, на выход. Деваться было некуда, да и попытка остановить роботов успехом не увенчалась — они его просто потянули за собой, ни на мгновение не замедлившись. И Олег послушно пошел, не пытаясь более вырываться или еще как препятствовать.

За дверью располагался длинный коридор загнутый влево, вдоль которого открывались двери, откуда так же, как и он, выходили люди. Не только люди. Вернее… Олег не смог дать определение тому, что видел. Они различались. И их всех можно смело разделить на три типа: мощь, грация и работяги. В первую категорию попадали все широкоплечие бугаи, с лысыми головами, ушами прижатыми к черепу и так, словно их прилепили, а места с мочкой и острие раковины вытянули и сделали ребром. Непонятная форма, если честно. У этих бугаев, при ближайшем рассмотрении, все тело было перевито мышцами, узкий таз и достаточно внушительного вида бедра. Точно бегуны, или те, кто веса тягает. Олег не смог вспомнить слово, но атлеты, что перед ним были, явно из категории тяжелых. Руки, будучи в захвате роботов, имели массивные пальцы, и те заканчивались крупными когтями с закругленным кончиком. Не острый коготь хищника, а такой, какой имел бы травоядный, но способный этим когтем землю рыть или отпор дать охотнику. Вторые, которых он именовал «грацией», очень и очень напоминали ему то, что он ощупал и увидел на себе: аккуратное тело, немного мышц, правильных европейских черт лицо, никаких когтей, волосы от плеч и до лопаток. Ни у кого из них не было длинных патл до задницы! Ни у кого! Третий вид «работяги», они видны сразу: низкорослые, сильные, выносливые, руки в мозолях, покорные, идут своей рабочей походкой. У этих третьих была особенность: большая лобная кость, насупленное выражение лица из-за строения черепа и очень глубоко посаженные глаза. А также наличествовали клыки. Как у кошачьих.

Олег шел и любопытствовал, осматривал таких же, в зеленых одеждах конвоируемых, отмечая: «работяги» шли покорно, куда поведут; мощные, как бывалые воины, идут гордо встречать новое; грациозные же вели себя по-разному — кто-то пытался вырваться, кто-то плакал, кто-то ругался, кто-то шел поникший, ну, а кто-то злобно сверля впереди идущих. В общем, компания была колоритной, и куда их вели по этому длинному коридору неизвестно, а тот с каждым метром и открытой дверью только больше заполнялся народом. И ответы, на роившиеся табунами в голове вопросы, не рождались, даже при тщательном верчении головой. Вернее, на его вопросы ответов не было, да и спрашивать поостерегся. Обычно у любопытных проблем гораздо больше, чем у хорошо слушающих и осматривающихся.

Они шли больше пяти минут, и Олег начал даже скучать, благоразумно помалкивая, так как вокруг него, по какой-то там странной схеме, выстроилось кольцо из «мощи». Нет, они все шли на расстоянии друг от друга, согласно тому, кого и как вывели из комнат, но получалось так, что именно вокруг Олега было больше всего невозмутимых качков, чем работяг или нервных грациозников. Вот эти парни ему не нравились, вообще и никак. Истерики он терпеть не мог, да и его женщины, с которыми он жил, начиная с любимой жены и заканчивая захаживанием к Аленке, никогда не устраивали дурацких психов. Капризничали, как и все женщины, но не доводили криками на пустом месте. Нет, конечно, тут место не пустое, и точно есть предпосылка к нервам и вопросам, для него уж точно, но что толку шипеть на робота, который глух ко всему, кроме программы?

Он шел ровно, ничего не пытался сделать из невозможного, что в данном случае являлось простой остановкой, и не психовал. Надо было узнать где он, куда их ведут и для чего. Все вопросы разрешатся, как только они придут туда, куда их ведут. Либо наплодят новые. У него уже есть один большущий вопросец, на который пока не у кого ответ получить. Да и спросить, кажется, не у кого. Все слова, что произносили «грации», резали ухо и никаким знакомым смыслом не обладали. Конечно, он мог догадаться, что говоривший или проклинал кого-то, или жаловался, но точно утверждать не возьмется. Недовольство сквозит, отчаяние тоже, злость, обида, надежда и даже просьбы, но какими именно словами, увы непонятно.

Коридор закончился резко — быстрый спуск по эскалатору. Он не был какой-то отдельной частью интерьера чего-то большого, нет, это был тот же коридор, только уходящий вниз, а пол во всю его ширину имел подвижную ленту, двигающуюся с приличной скоростью, куда вставая, роботы замирали и тут же лихо устремлялись вперед. Толпа впереди поредела быстро, и вот Олег тоже оказался на ленте, причем ему упасть не дали все те же роботы, которые удерживали руки на одном уровне. Езда была быстрой. Заканчивалась она на полукруге, как в аэропорту на выдаче багажа. Роботы сноровисто перемещались в сторону и катили дальше, не создавая заторов. Здесь, после полукруга с лентой, было большое пустое помещение, где на гладком, отполированном до блеска полу показались размеченные круги красным маркером. Много кругов было, но не хватит для всего потока приведенного народа.

Когда же Олег добрался до круга, куда его завели, он вдруг понял — их тут намного меньше, чем было перед ним. И ответ появился сам по себе: впереди него стоявшие роботы отпустили руки человека, откатились за линию круга, резко ушли в пол, словно провалились на опустившейся крышке, а человек, оставшись внутри круга замерцал и исчез. Исчезновение шло волной, после чего Олега отпустили и он почувствовал тепло, затем закружилась голова, и он рухнул на пол. И тут же его схватили за волосы, дергая вверх. В лицо прилетел смачный кулак, заставив отключиться.

***

— Думенэ, ты уверен, что он ничего не вспомнит? — спросил мужчина, глядя в окно.

— Нет. Это очень надежное средство. — Голос принадлежал старшему супругу, уверенному в себе гармеи, который с удобством расположился на комэ, скрестив ноги и откинувшись спиной на спинку.

— Смотри, Вакилем идеальный кандидат, но этот мешает. И если Бан-чау узнает…

— Не беспокойся. — Мужчина прикрыл глаза. — Наследник отправлен покорять свое наследство. При том, какой он неумеха, не думаю, что у него выйдет за первый год призвать вторую волну. Маяк не активируется, если «иноф» не будет иметь степень ниже «приемлемо». Да и точку входа в мир, — он оскалился, — было решено перебросить с заботливого климата на резкие перепады.

— Снежная зима с морозами и удушливое лето с ливнями? — поинтересовался стоявший к нему спиной младший, глядя в окно, рассматривая внутренний сад, перелетающих с ветки на ветку птичек, играющих на лужайке детей и следящих за ними домашних.

— Да, ты прав. Именно так. Наследник Бан-чау здесь-то был растяпой, а там, да без своей семьи, да даже без своих вев, он младенец. Ну, а его супруг, — и тихонечко посмеялся не завершая фразу.

— Кое-кто потрудился на славу и уловка с общим, она даст свой результат в самый нужный момент. — Развернувшись, улыбнувшись, он подошел к Думенэ. — Когда Бан-чау заметит его отсутствие, будет уже поздно менять что-либо. Он ведь за игрушками своего наследника следит не столь пристально, как за его личными промахами.

— Кое-кому в этом повезло, иначе план не сработал бы. — Руки притянули к себе за бедра младшего, — этот «супруг» доделает начатое. Даже не подозревая, что играет и на нашу руку. А когда Бан-чау заметит, уже будет все сделано.

— Ох, надеюсь опасность не нависнет над нашим домом, Думенэ. Ты ведь знаешь, кое-кто играет с огнем. Это право выбора, это гонка за звание будущего всего улья.

— Не волнуйся, кое-кто все продумал и ошибку не допустит. Ежели и получится так, как ты страшишься, то не наша в том вина, кое-кто все сделал сам. А то, что я знаю про это, оно ведь известно только нам с тобой.

— Очень надеюсь, что у кое-кого хватит ума сделать все так, чтобы план не сошел в вакуум и не стал частью всеобщего порицания. Так и до низложения недолго дожить.

— Милостью кормильца, сбереги его от ошибки. — Думенэ прижал лицо к плечу младшего супруга.

— Завет.

— Завет.

***

Очнулся Олег от того, что его пнули куда-то в районе ребер. Вокруг было свежо и шумно. Открыв глаза, попытался вернуть себе ясность зрения. Ему не дали сделать это самостоятельно. Кто-то дернул за волосы, заставляя встать, после чего полились странные обвиняющие слова, затем в руки сунули какой-то рюкзак и толкнули. Олег упал. Примерно с высоты в полметра, но больно приложился коленом о какой-то камень. Зашипев от боли, различил смех. Что происходит и за что его так невзлюбили, конечно же, не знал, да что там, — понятия не имел! Спрашивать поостерегся, прислушиваясь к окружению. Мало ли, вдруг кто с дисков этих, летающих, спрыгнет на землю, рожу ему бить. При таком гомоне, это первое, что в голову лезет, и как-то не хочется стать убиенным в процессе избиения. Этого хотелось бы избежать.

Медленно сфокусировавшись, сумев овладеть своим зрением, удивленно увидел то место откуда упал. Этакая круглая платформа зависла над землей сантиметрах в тридцати, и ему не показалось, что она летает, так оно и было. Состояла она из странного материала, на металл не похожа. На ней были расположены странные прямоугольные ящики, тоже из непонятного материала, и стоял мужчина, из «грации». Злой взгляд, шипит и рычит что-то на своем языке. Симпатичный молодой мужчина, одетый в зеленые одежды, такие же, как и на Олеге. Волосы длинные, но при его нервных поворотах как головы, так и тела, можно было рассмотреть, что они достают лишь до пояса.

Олег, слыша шум, говор со всех сторон, обернулся и увидел большую покатую вниз поляну, всю сплошь заполоненную такими же платформами, с галдящими на них мужчинами. И не только ими. Здесь были дети. На каждой платформе, что имела на себе вещи, несколько человек были с малышами, которых либо держали на руках, либо они сами держались за ноги или руки мужчин. И никого на земле. И все орут на него.

Обернувшись на того человека, который, кажется, его столкнул, увидел рядом с ним двух ребятишек. Близнецы, примерно лет по десять, не больше. Также на платформе стояли те самые «мощь и сила», которые ранее шли кольцом вокруг Олега. И было три работяги, выглядывающих из-за ящиков. Осмотрев их всех, не понимая, что они ему говорят, но прекрасно поняв жест «иди отсюда», поднял рюкзак, размял плечи и просто пошел прочь. Чего уж тут не понятного? Его прогоняют. И тут знание языка не нужно: ударили в лицо, столкнули на землю, орут и ругают, руками машут — только дурак не поймет смысл всего. Ну, он и понял, после чего сделал вывод и просто пошел прочь. Злить итак злых людей затея плохая, так что пока он еще может, лучше уйти, как попросили. Ну и что что пинком при этом приголубили! Ничего не сломали, и на том спасибо.

Уровень шума повысился. Они кричали на него, махали руками, но смысл для него был понятен, так что он шел просто вперед, к концу поляны. Куда попал? Да кто ж его разберет. За спиной орущие или ликующие личности по какой-то причине еще не спрыгнули на землю убить его, а судя по уровню шума, ему это как раз и грозило, впереди же раскрывал свои крылья диковинный лес. Последнее что Олег слышал за спиной, это слово «тахшай!» и рассудил так: его столкнули с платформы, как только она пришла в движение, они начали орать и бесноваться, а потом орали одно единственное слово. И мольбы в интонации он не слышал, чтобы спутать с другим. Его гнали в шею, а не просили остановиться. Так не просят и Олег мальчик не маленький, рассудил правильно: тахшай — убирайся. Ну, он и убрался.