глава 4.

Пришёл в себя. В голове звон, во рту привкус крови, в заднице… хм… что это там? Приоткрываю глаза, не сдержав стон. Больно. «Это» двигается, тяжело, сил нет. Пробую пошевелиться, боль обжигает промежность.

— Бля-я-я!

— Ш-ш-ш, тихо, ещё немножечко, сейчас, Тё-о-ом-м-м! — горячий кол внутри моего бедного зада двигается вперёд до упора.

— Блядь!!! Бо-о-льно-о! Хватит!!!

От боли прихожу в себя окончательно. Этот пижонский хмырь нависает сверху, рычит, впивается в губы — не отодрать — и не думает слезать!

— Ш-ш-ш-ш, мальчик мой, сейчас, — и тупые удары в зад, ускоряя темп, обжигают внутренности, словно калёное железо. — Сейчас, малыш! Сейчас-с! Узкий, какой ты узкий, с-с-с-сладкий мой! А-а-а-а!

Этот упырь в меня кончил, я это очень хорошо почувствовал! Блядь, убью гада, если выживу! Пытаюсь ударить и обнаруживаю себя пристёгнутым наручниками, запястья болят, там, наверное, кожа в хлам! Этот звездец, тяжело дыша, разглядывает моё лицо, пристально смотрит в глаза.

— Вот так, теперь ты мой, — облизывает губы и снова присасывается, соль на губах, во рту привкус крови. Я, оказывается, ему губу прокусил.

— М-м-м-м!

Сил нет, слёзы из глаз, по ногам течёт, даже не хочу знать что. Сглатываю, горло сухое, язык — наждачка! Офигеть секс!

— Потерпи, не двигайся, я сейчас, — соскакивает, выходит из комнаты и почти сразу возвращается. В руках стакан, точно не вода.

— А покурить после секса? — вот что за характер, подыхаю, а всё равно плюю ядом. Чёо-о-орт, как больно.

Парень присаживается рядом, наклоняется, заставляя пить лекарство, и молча принимается смывать с меня все прелести анального секса. Его лицо сосредоточенное, явно фигню какую-то думает, и мне так высказаться захотелось. А что, пришёл, блин, в клуб с девчонками, самого выебали, ладно, не групповуха, переживу.

— И что, даже не поинтересуешься, как мне? Дорогой, ты был великолепен. Снимай свои побрякушки, извращуга!

— Раз язвишь, значит, не всё так плохо, — пижон прячет ухмылку и снова поднимает на меня взгляд. И вот знаете, есть в зоопарках предостерегающие надписи «Не подходить близко», «Зверей не кормить», «Клетки не трогать», вот и этому точно такую же надпись на лоб надо поместить: «Опасно — ебун».

— Ты гей?

— Нет.

— Тогда что, по приколу парню в зад свой хуй совать? — забыв о воспитании, рычу я.

— Нет.

— Я тогда вообще не понимаю, что это было. Эксперимент, что ли?

— Нет.

— Да задолбал уже, снимай браслеты, козёл!

— Ты меня не боишься, — мне показалось, или гад доволен этим фактом? Он вдруг улыбнулся и прямо посмотрел на меня. — У меня ни шанса? Ты воспринимаешь произошедшее просто перепихом? Ещё один опыт, я прав?

— А ты ждал истерику с моей стороны, что ли? Да ладно?! Сними наручники, руки болят. Я не девчонка и никогда не носился с девственностью, как курица с яйцом. Я никогда не рассматривал парней, как объект для секса, и вряд ли буду.

— Ты привыкнешь, я сделаю всё, чтобы тебе понравилось, — продолжая улыбаться, произнёс пижон.

Он склонился надо мной, дотягиваясь до наручников, тихонько звякнув замком. Я впервые увидел мужское тело так близко, от него приятно пахло, загорелая кожа манила прикоснуться. Я никогда не разглядывал мужчин, но сейчас почему-то уставился на торчащие темные кнопки сосков и тёмные волоски на мужской накачанной груди. Фигасе, прилетело! Прежде, чем понял, как так получилось, губы сами обхватили сосок, пробуя на вкус. Солоноватый от пота и горьковатый от парфюма вкус чужого тела. Парень замер и выдохнул, тихо простонав.

— Тём-м-м… ещё, — и склонился ниже, позволяя моим губам пробовать на вкус кожу, дразнить языком.

— То есть, я могу тебя трахнуть? — мурлыкнул я, больно кусая торчащий сосок.

— Вот что ты за человек, Тём? Ты хоть понимаешь, куда лезешь? Видимо, нет. Экспериментатор, — он усмехнулся и снова взглянул в мои глаза. — Я сейчас не сдержусь, тебе будет больнее. Давай так, останься со мной, и я подумаю над твоим предложением.

— Так даже? — брови изумленно выгнулись. — То есть, ты, не гей, предлагаешь мне подобное? За свою задницу не переживаешь? Я не внушаю опасений? Считаешь, угрозы для тебя нет? — обидно как-то стало, в общем-то.

Пижон захохотал. Это был не ржач, а хохот. Знаете, у злодеев в фильмах про супергероев нечто подобное: торжество и невменяемость — вот-вот, псих. Он подмял меня под себя, продолжая смеяться, но уже тише.

— Сокровище моё, я боялся, что ты будешь изводить меня ненавистью и злостью, игнором, но никак не атакой на мой зад. Тём, ты чудо, какое же ты чудо! — он принялся целовать мои лицо, руки, плечи, я почувствовал ожившую дубину, упирающуюся в бедро. Бля-я-я-ядь, доигрался, повтора не хотелось, к тому же осознание того, что будет ещё хуже, напрочь убило всякий интерес к продолжению.

— Э-э-э, как-то притормози, что ли. Второго раунда мой зад не выдержит, — попытался отбрыкнуться я. Локомотиву было пофиг. Хриплое дыхание, и горячее тело напряглось, сломив сопротивление. Масляные пальцы скользнули к моей многострадальной дырочке.

— С-с-сука, больно-о-о! — шипение со свистом вырвалось из груди, на меня смотрели чёрные глаза. Я вдруг понял, что парень невменяем, что это какой-то сумасшедший.