Часть 7
— Ты что, боишься?
Щеки покраснели, то ли от смущения, то ли еще от чего-то. Такой красивый сейчас.
— Тебе разве не страшно, что нас могут разоблачить? — подпер щеку рукой и посмотрел на меня. Такой спокойный.
— Я люблю тебя. Лучше быть изгнанным, чем жить без тебя.
Он судорожно выдохнул, подался немного вперед и накрыл мои губы своими. Не медля, я притянул его за талию как можно ближе к себе. Перехватил инициативу и начал ласкать его рот своим языком. Медленное движение по нижней губе; проник в приоткрытый рот. Все тело пробила легкая дрожь, я выдохнул ему в губы. Податливое тело под руками только больше распаляет желание оказаться в нем, стать единым целым, довести его до исступления. Перевернулся, подминая его под себя. Спустился поцелуями на шею, прикусывая мочку уха и, очертив кончиком языка ушную раковину, продолжил путь к кадыку. Прикусил слегка кожу, а потом впился в нее на шее. Тихий стон вырвался из его приоткрытых губ. Он дышал через рот, руками зарывшись мне в волосы. Я прикусил его левый сосок и опять услышал стон. Подался бедрами мне навстречу, так, чтобы почувствовал его возбуждение. Раздвинул его ноги коленом, а он слегка потерся об мою ногу. Судорожные вздохи стали почти беспрерывны. Правой рукой я оттянул резинку его трусов, проникая внутрь рукой. Спускаюсь ниже поцелуями. Он отпустил мои волосы и теперь сжимал покрывало. Застонал громко, страстно, когда я обхватил рукой его стоящий член.
— М-м, да...
Голос хриплый, немного режет слух. Но так приятно его слышать... Я проник языком в его пупок. Он нервно захихикал.
— Хочу тебя...
Я пошло улыбаюсь — только и ждал этого момента. Опускаясь еще ниже, добрался до члена...
В этот момент открылась дверь в нашу комнату. Я застыл, как статуя, и не знал, что делать. Паника охватила всю мою сущность. Страшно. Мой брат тоже застыл. Одна секунда, и мать вошла в комнату.
— Ма... — она прервалась на полуфразе, смотря на нас с огромным удивлением в глазах. За ней зашел и отец. И в этот момент я понял, что нам конец. Отец военный. Он соблюдает уставы и закон. Таких, как мы с братом, в нашей стране гонят. Гонят, как заразно больных. Нас презирают. Как-то мне удалось прикрыть собой близнеца, он младший, ему будет сложно. Я уверен, нам этого не простят. Это конец!
***
Плач матери, письма отца, и через час нас увезли из дома. Полный тоски взгляд матери, теплые объятия на прощание. Полный презрения взгляд со стороны отца, пощечина. Выплюнутое: "Вы мне больше не дети!"
Брат рыдал. Я его понимал, но мне нужно было быть сильнее.
Для меня стало неожиданностью, что нас разделяют. Хорошо хоть, мы оставались в одном здании.
После трех месяцев пребывания на лечении для душевнобольных, пришло известие, что наша страна вступила в войну с соседом. Поступил приказ истребить всех "ненужных", то бишь нас: больных. Многие в здании были такими, как мы. Так случилось, что за мной присматривал именно один из нас. Он скрывал свою тайну, конечно, и я его не осуждал за это — если бы не был глуп, в свое время поступил так же. Он мне дал таблетку. Разрыв связи между близнецами — процедура болезненная, а когда умирает часть тебя, то это сравнимо только с кипением заживо в масле. Это адски больно. Таблетка нужна моему брату. Я первый шел на смерть.
У меня получается впихнуть ему втихаря эту таблетку и взять с него клятву, что он ее проглотит.
Он не знал об эффектах. Ему и не надо было этого знать. Нас всех ввели в просторный зал, где ничего не было, кроме алтаря посередине и цепей у стены. Стальные кольца хорошо вогнаны в стену; я помнил, говорили, что они выходят наружу. Пронизывают всю стену насквозь, чтобы удержать узников. Мерзко, больно, обидно.
Здесь держат всех парами. Жуткое место.
Я первый. Кивнул на последовавшему рядом близнецу, и он незаметно проглотил таблетку. Глаза красные, распухший нос. Но его любого люблю и буду любить. Даже если не смогу жить. В другой жизни. Всегда.
— Хотите ли вы сказать что-либо вашему партнеру? — Это право каждого, даже для таких, как мы, сказать что-то на прощанье.
Повернул голову в его сторону. Слёзы текли по щекам, по моим, по его.
— Я найду тебя. Если не здесь, то в любом другом месте. В любое время. Клянусь.
— Клянусь... — раздался еле слышный шепот, но я слышал слово, что сорвалось с его искусанных губ.
Доктор недовольно нахмурился, когда от наших с братом тел словно отрываются маленькие светлячки и с легким звоном исчезают. Клятва принята. Они ничего не могут сделать против.
Руки и ноги прикрепили к креслу. Голову тоже. Магистр прикоснулся белым камнем на длинной цепочке к моему лбу. Вот ты какой: воришка жизней.
Белый свет.
***
История переполнена романтики и чистых чувств. Ее знали все, так же, как и то, что однополые отношения в нашей стране не приветствовали. Никогда не понимал причину отрицания сантиментов. Ведь любовь — она везде любовь, и не важно, какая.
Я даже не заметил, как мы подошли к огромной двери метра четыре в высоту и три в ширину. Позолоченные рисунки растений, животных... Я подумывал, что это традиционный орнамент в Тилэне.
— Тебе сюда нельзя, можешь погулять по академии. Здесь сейчас все равно никого нет — ученики на практике. Только персонал и гиры. — Лекарь потрепал меня по волосам и надел на шею какую-то цепочку. — Это маячок, так я тебя смогу найти. — Улыбнулся мне напоследок, открыл дверь и скрылся за ней. Мельком мне удалось увидеть, что в той комнате находились еще несколько человек. Ради интереса я попытался что-то услышать, но моя попытка провалилась. Абсолютно ничего не было слышно.
Развернувшись, я направился назад, в ту сторону, откуда мы пришли.