Глава 3

Джей

Следующее утро

– Милорд, ваша матушка желает вас видеть, – донельзя занудный голос камердинера вырвал Джея из сладкого утреннего сна.

Джею снилась девушка, так и не назвавшая своего имени. Про себя он окрестил ее Рейнбоу – за ее желто-красный лонгслив, рыжие волосы, голубые джинсы и зеленые кеды. Когда он раздевал ее в баре, был уверен, что белье окажется сиреневым, но ошибся. На ней было целомудренно белое кружево. Мокрое, прилипшее к торчащим соскам, ровным счетом ничего не скрывающее…

Джей со стоном отвернулся от ударившего в глаза солнца и накрылся с головой. Разбудить его в такой момент! Святые каракатицы, как она кричала, когда он брал ее на чертовой барной стойке! Еще бы минута – и он бы кончил во сне, словно ему пятнадцать.

– Милорд, я позволил себе сделать для вас двойной эспрессо с перцем, – напомнил о себе Мак.

– Который час? – неохотно высунувшись из-под одеяла, спросил Джей.

– Восемь тридцать две. Завтрак через двадцать восемь минут.

То-то спать так хочется. Он вернулся в пятом часу, совершенно счастливым и почти трезвым, даром что уезжал из дома с твердым намерением нажраться до свинячьего визга. Такое с ним случалось редко, но намного чаще, чем хотелось бы – каждый раз, когда в его лондонскую квартиру наезжала погостить матушка.

Но вчера как-то разом расхотелось. Нажираться в компании такой девушки – святотатство. С такими, как Рейнбоу, надо гонять на байке под дождем, танцевать на столе и заниматься любовью – где угодно и когда угодно.

Черт. Надо немедленно в холодный душ. Разговаривать с матушкой следует с ясной головой.

– Кофе, – сев в постели и взъерошив и без того лохматые волосы, велел Джей.

Серебряный поднос с кофейной парой веджвудского фарфора (семнадцатый век) и серебряным кофейником (восемнадцатый век) очутился перед ним ровно через секунду. Рука в белой перчатке тут же потянулась к кофейнику, налить милорду кофе.

А то милорд, бедняжка, не справится сам.

– Благодарю, Мак, – сказал он, принимая хрупкую чашечку, наполненную ровно на три четверти.

– Приятного аппетита, милорд, – склонил голову камердинер.

Отпив кофе, Джей с ностальгией вспомнил, как в шестнадцать лет устроил бунт. Он пошел в универмаг для нормальных людей, купил себе керамическую кружку с Человеком-пауком и потребовал, чтобы утренний кофе ему подавали исключительно в ней.

Мак, разумеется, ни слова не сказал против – он же камердинер в седьмом поколении, а не какой-то там гастарбайтер. Но какой у него был вид, когда он утром принес кофе! Святые каракатицы, Джей чуть было не спросил, не умер ли у Мака любимый дядюшка. Но увидев, как тот льет кофе из серебряного кофейника (восемнадцатый век, Флоренция) в кружку (двадцать первый век, Таиланд) так, словно под дулом пистолета оскверняет драгоценности короны, все понял.

Осознал.

Проникся.

И ни разу не спросил Мака, куда пропала та кружка. А пропала она ровно в тот же день. Зато дядюшка Мака воскрес, а сам он «забыл» о распоряжении миледи подавать юному лорду исключительно кофе с молоком и не более двух печенек.

Джей уже десять лет как перебрался жить в собственную квартиру в Найтсбридже, но его личный Мак, подаренный матушкой веджвудский фарфор и привычка к утреннему кофе с печеньем перебрались из семейного особняка вместе с ним.

Сегодня к кофе прилагалось пять особенно крупных печенек с цукатами и рюмка с антипохмельной дрянью. Рюмку Джей проигнорировал, чем несказанно удивил Мака – тот даже приподнял бровь на миллиметр, невиданное проявление эмоций. А вот печеньки зашли на ура. Правда, им очень не хватало вкуса салями и запаха дождя…

М… кто бы мог подумать, что женщина, зверски расправляющаяся с салями, это так эротично!

Бровь Мака приподнялась еще на миллиметр, достигнув отметки «крайнее изумление». Не привык, бедняга, видеть Джея в таком лучезарном настроении перед очередным «серьезным» разговором с миледи. Джей и сам не привык. Обычно матушкины внушения о долге настоящего лорда вгоняли его в тоску почти так же, как отцовские высказывания о позоре рода и неудачном сыне, к величайшему сожалению отца, единственном.

Ну что, Джей ему сочувствовал. Честно. От всего сердца. Но ничем помочь не мог. Он и так сделал все, что было в его силах: закончил Оксфорд с отличием, получил магистерскую степень, завел тысячу полезных знакомств, десять лет проработал на благо семейной корпорации… О нет, ему никто не дал места главы финансового департамента сразу после университета. Первая его должность называлась «младший помощник менеджера», и приняли его на работу не как Джеймса Лафайета Руперта Карлайла, а как Джея Лафайета. Его настоящую фамилию в «Карлайл инк» узнали ровно в тот день, когда директор департамента, собираясь на покой, предложил его кандидатуру на свое место.

Так что Джей сделал все для того, чтобы семья процветала и могла им гордиться. Все, кроме самого главного.

Он не желал быть настоящим лордом.

Именно не желал.

Он одевался как лорд. Разговаривал как лорд. Вел себя как лорд. Но все эти приемы, оперы, клубы небожителей и тайные ложи снобов навевали на него бесконечную тоску. Так же, как и вереница идеальных невест, которых постоянно подбирала матушка и к которым рекомендовал присмотреться отец.

Почему-то ни одна из них не вызывала в нем желания увезти куда-нибудь… да неважно, куда, лишь бы вместе и подальше. С каким бы удовольствием Джей посадил Рейнбоу на байк за своей спиной и смотался из Лондона!

Он так ярко представлял себе эту картину, спускаясь к завтраку, что не сразу заметил, что его ждет не только матушка. За столом был и отец, который сейчас должен был находиться в Швеции на переговорах. Встретив его хмурый взгляд, Джей напрягся: в воздухе отчетливо запахло неприятностями.

– Утра, милорд, миледи, – поздоровался он, садясь на отодвинутый Маком стул.

– Утра, Джеймс, – кивнул отец и тут же, без паузы, заявил: – Через месяц вы женитесь.

– Э… именно через месяц?.. почему не через двадцать девять дней? – от удивления Джей нес какую-то чушь.

Но долго нести чушь ему не дал отец. Он внезапно приподнялся на стуле и рявкнул, как не вовремя разбуженный медведь:

– Потому что я так сказал! Хватит!..

А в следующий момент рухнул на место, побледнев и схватившись за грудь.

– Опять вы довели отца, Джеймс. Сколько же можно! – Матушка приложила к сухим глазам платочек, но не двинулась с места.

Под ее страдальческим взглядом Джей ощутил себя неблагодарным ублюдком. Правда, ненадолго. В тридцать один год родительские манипуляции воспринимаются несколько иначе, чем в шестнадцать, хоть и по-прежнему задевают. Сильно задевают.

– Мак, виски, – коротко распорядился Джей, вставая и подходя к отцу.

Он сам пощупал ему пульс, заглянул в глаза и налил на два пальца в поданный камердинером бокал.

– Не виски, а врача! – возмутилась матушка. – У Руперта больное сердце, а вы!..

– Мелисса, перестаньте, – поморщился отец, передумавший умирать.

– А мне крайне интересно, милорд, отчего вы вернулись из Стокгольма на день раньше? – спросил Джей, едва отец хмуро пригубил виски.

– Вы забываетесь, Джеймс! – Лорд Руперт снова гневно сверкнул глазами, но леди Мелисса успокаивающе тронула его за руку. – Вот когда станете председателем совета директоров, тогда и будете спрашивать отчета, – на полтона спокойнее добавил он.

– Если вас не устраивает моя работа в компании, отец, вы всегда можете нанять другого финансового директора, – совершенно ровно парировал Джей и взялся за чашку с кофе. – Приятного аппетита.

– И найму, если вы продолжите дерзить. Не заставляйте меня жалеть о том доверии…

– Хватит этого спектакля, отец. – Джей со звоном поставил чашку, едва не расколотив драгоценный фарфор. – Говорите по-человечески, что случилось. Ларсен отказался от слияния?

– С Ларсеном все в порядке, он заинтересован, – неохотно ответил отец. – А вот Даниш сделал нам встречное предложение. Весьма интересное предложение. Упустить его было бы сущей глупостью.

Джей поморщился про себя. Аристократичность отца, доходящая местами до абсурда, вызывала в нем изжогу. Вести себя дома, за завтраком с семьей так, словно он на приеме в Букингемском дворце… зачем? Жить застегнутым на все пуговицы – к чему? Если бы отец хоть время от времени позволял себе расслабиться и вести себя, как нормальный человек, наверняка бы и с сердцем у него было намного лучше.

– Я буду очень признателен, милорд, если вы посвятите меня в подробности, – так же церемонно сказал Джей.

Вместо «выкладывай, пап, в какую авантюру ты ввязываешься». Черт. Почему бы милорду Руперту не позволить собственному сыну называть себя папой?! Так, как делают все нормальные сыновья! Даже ее величество позволяет внукам называть себя бабушкой, когда они наедине. Но не лорд Руперт Карлайл, о нет. Он даже собственную жену зовет исключительно полным именем и «леди».

Как будто, если он позавтракает без галстука, их древняя благородная фамилия станет менее древней и благородной.

– Мы с лордом Данишем решили объединить наши капиталы. Даниш дает за леди Камиллой половину своих акций. Вторую половину он отпишет своему первому внуку.

– И вы договорились об этом за моей спиной, милорд, – холодно внешне, но внутренне кипя от ярости, констатировал Джей.

– Вы – Карлайл, Джеймс. Ваш долг – позаботиться о благополучии рода. Итак, раз у вас больше нет вопросов, предлагаю вернуться к трапезе.

– Нет, отец. Я не женюсь на леди Камилле Даниш.

Джей бы сказал «на этой бешеной сучке», но в присутствии отца у него язык не поворачивался. Он же Карлайл, черт бы его подрал.

– Я не спрашивал вашего мнения, Джеймс. Дата свадьбы уже назначена.

– Милорд, я не…

– Джеймс, прошу вас! – Теперь тонкая и сухая рука матери легла на его руку. – Это всего лишь объединение капиталов.

– Всего лишь?..

– Да, всего лишь. Вам не придется менять свой образ жизни, сын мой. Вы ничего не теряете.

– Кроме свободы и самоуважения, миледи.

– Если вам свобода важнее чести рода, Джеймс… – снова нахмурился отец.

– Руперт, прекратите сейчас же! – матушка повысила голос, чего на памяти Джея не позволяла себе никогда. – Не говорите того, о чем пожалеете!

– Да пусть говорит, миледи. Только без благодарной публики. Мне надоел этот чертов театр! – Встав, Джей оперся на стол обеими руками и навис над отцом, благо, его почти два метра роста позволяли. – Можешь лишить меня наследства, можешь публично от меня отречься, отец. Плевать. Мне не пять лет и на дворе не восемнадцатый век.

– Вы… вы… – лорд Руперт снова побледнел. – Как вы смеете!..

– Так, – пожал плечами Джей. – Как обычно. Заканчивайте без меня, у меня дела в офисе.

– Вы уволены, Джеймс. Чтобы сегодня же духу вашего не было в компании. И не рассчитывайте на наследство, вы мне больше…

– Руперт! – в голосе матушки прозвучали истерические нотки, она изо всех сил вцепилась в руку мужа. – Джеймс! Успокойтесь немедленно!

– Все в порядке, миледи. Как видите, милорд принял мудрое взвешенное решение. Видимо, у милорда на примете есть другой финансовый директор и еще десяток запасных сыновей. Приятного аппетита.

Развернувшись на каблуках, Джей зашагал прочь из столовой. Ему зверски хотелось прямо на ходу содрать с себя удавку, притворяющуюся галстуком, но он сдержался. Ему не пять лет, чтобы устраивать детские демонстрации.

Матушка позади сдавленно охнула. А отец…

– Макдауэлл, мой кофе остыл, – идеально ровно сказал лорд Руперт.

Вот так. Его кофе остыл.

Что ж, кому что. А Джею в самом деле пора в офис, хоть он больше и не директор, но кое-какие дела у него там остались.