4

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Генри кивнул в сторону ожидающего экипажа. Кристина проследила за его взглядом – и только теперь девушка заметила, как великолепен был транспорт, на котором путешествовал маркиз. Экипаж был сделан из полированного, темного дерева, и представлял собой сочетание надежности и изысканности.

Не сдержавшись, Кристина провела подушечками пальцев по теплой, гладкой поверхности приоткрытой двери.

«Какая роскошь», - мелькнуло в голове девушки, прежде, чем она юркнула внутрь экипажа. Но и здесь все не отличалось скромностью. Сиденья, обитые выбеленной кожей, атласные подушки – для особого удобства путешественников. На окне – бархатные шторы. Кристина потрогала и их.

- Располагайтесь, - Генри, сев у двери, выжидающе посмотрел на Кристину.

Та осторожно опустилась на упругое сиденье. Не сдержавшись, девушка провела ладонями по его мягкой коже. Ощущая некий дискомфорт, в столь роскошном месте, Кристина поерзала на месте.

- Вам удобно? – откинувшись на спинку сиденья, участливо поинтересовался маркиз.

- Да, очень, - Кристина, сложив руки на коленях, выпрямила спину и застыла в напряженной позе. Глядя на девушку, Генри задался мысленным вопросом – как долго продержится Кристина в таком неудобном положении. Следом за вопросом, маркиза посетило понимание, что ему крайне неприятно видеть её такой – словно она была куклой. Где её недавняя эмоциональность? Где та энергия, которая совсем недавно била в Кристине ключом?

Наконец, Генри начал догадываться, что могло стать причиной этих перемен.

- Кристина, - деликатно начал мужчина, чуть ослабляя шейный воротник, - скажите, в чем дело? Почему вы так напряжены? Быть может, я ненароком сделал что-то предосудительное или оскорбил вас?

Синие глаза вопрошающе посмотрели на девушку. Та, сглотнув, нервно поправила юбку платья и ответила:

- Милорд, вы ничем не обидели меня. К тому же, как вы можете сделать что-то предосудительное? – Кристина вздохнула. – Просто, поймите меня правильно – я впервые еду в экипаже, да еще и с самим маркизом.

Она, оборвав речь, взмахнула пушистыми ресницами и послала робкий взгляд Генри.

- Я просто взволнована и опасаюсь нарушить этикет, - смущенно закончила Кристина.

Маркиз, тая в уголках губ улыбку, смотрел на девушку. «Знала бы ты, милая, как много предосудительного я успел сделать и наверняка еще сделаю в своей жизни, - размышлял он, - но ты, конечно, хочешь думать о людях хорошо».

- Кристина, - Генри одарил девушку теплой улыбкой, словно перед ним был человек, которого он знал всю жизнь. – Могу ли я попросить вас об одном одолжении?

Ощущая на своем лице ласковое тепло, исходящее от глаз-сапфиров, Кристина доверчиво кивнула головой.

- Да, конечно.

- Я хотел бы, чтобы рядом со мной вы чувствовали себя непринужденно. Да, когда мы на людях, ради вашего благополучия придется придерживаться правил этикета. Но когда мы вдвоем – я прошу вас – не утомляйте - ни себя, ни меня этими удушающими правилами.

Заметив, как еще больше напряглась Кристина, Генри добавил:

- Я вижу, вы шокированы. Но посудите сами – ваш брат был моим другом. Я слышал столько хорошего про вас от Джереми, что и вы теперь для меня нечужая. Поэтому, прошу, Кристина – когда мы вдвоем, чувствуйте себя так, словно рядом с вами ваш старый друг. Что скажете?

Кристина, робко улыбнувшись, опустила взор вниз. Затем, продолжая улыбаться, искрящимся взглядом посмотрела на маркиза.

- Насколько старый, милорд? – шутливым тоном поинтересовалась девушка.

Генри не сразу понял, что Кристина поддразнивает его, а когда до мужчины дошло это, он поспешил ответить:

- О, вы даже не представляете, насколько я старый.

Конечно, он кривил душой. 33 года – считалось идеальным возрастом для мужчины. Чего нельзя было сказать о женщинах. В 33 женщина, не вышедшая замуж, считалась никому ненужной старой девой. Общество относилось с почтением и некой завистью к пока неокольцованным мужчинам, и с презрением, брезгливость к женщинам, не связавшим себя узами брака.

- Старость – всего лишь состояние души, - философски заметила Кристина, вызывая своим высказыванием удивление у Генри.

- Расскажите о своих родителях, - с удовольствием наблюдая, как прежняя непосредственность и живость возвращаются к Кристине, попросил маркиз.

- Мои родители – благородные и добрые люди. Было время, как рассказывала мама, они путешествовали, теперь, с гибелью Джереми, конечно, многое изменилось, - голос девушки был пропитан тоской и грустью, - родители стали вести затворнический образ жизни. Но их можно понять – пережить гибель сына, это тяжкая участь.

Генри понимающе кивнул головой. Сам он давно потерял своих близких, и хотя их нельзя было назвать в полном смысле этого слова именно близкими, чувство утраты было знакомо маркизу.

- Подскажете, как добраться до вашего дома? – нарушая тоскливую паузу, поинтересовался Генри.

- Ах, да, - Кристина, оживившись, спешно объяснила маркизу путь до своего дома. Когда Генри, отдав приказ кучеру, снова вернулся на место, девушка сидела уже более расслабленно. Нет, конечно, она не позволяла себе каких-либо вольностей, но выглядела, как и хотел маркиз, спокойно.

- Я хотел бы удовлетворить своё любопытство, - вытянув перед собой ноги, произнес маркиз.

- Что именно вас интересует? – Кристина окинула его теплым взглядом.

- Что вы делали на холме? Вернее так, почему вы скатились с него? Вас что, сбросила лошадь?

- Это был Фредди, и он не сбросил, а бросил меня, - Кристина нахмурилась. - Думаю, отец будет крайне недоволен, что я взяла его коня, да еще и упустила. Не знаю, что нашло на Фредди. Он всегда был таким спокойным.

- Думаю, что сегодня вашему отцу будет не до того, чтобы ругать свою единственную дочь, - заметил Генри, мысленно планируя в голове остаток дня.

- А завтра?

- Завтра вы будете уже далеко, - маркиз послал Кристине сверкающий взгляд.

- О чем это вы?

- Скоро узнаете, - многозначительно протянул маркиз.

Кристина намеревалась уточнить, что именно имел в виду мужчина, однако за холмом показалась хорошо знакомая коричневая крыша дома. Через пару минут блестящий экипаж маркиза Хантингдона остановился старого, 2-этажного деревенского коттеджа.

Не успела Кристина выйти из экипажа, как деревянная дверь дома с оглушающим треском, от которого часть краски упала, открылась, и навстречу нежданному гостю буквально выбежала чета Вудвиллов.