Глава 5. Женские страсти

Тревожные мысли вредят сну сильнее кофеина. Электронные часы зеленым неоновым светом показывали без четверти пять, а мне так и не удалось уснуть. За эту долгую ночь я успела поразмышлять о многом, но каждая мысль, так или иначе, сводилась к Денису. Мне не давали покоя слова отца, что сосед говорил обо мне. Но что такого серьезного он мог сказать, если родители так переживают? Я не верила, что мой новый знакомый мог плохо обо мне отозваться, поэтому убедила себя, что мама, как всегда, преувеличила, рассказывая об этом отцу. Но стоило успокоиться по этому поводу, я снова стала переживать о том, что будет утром. Вдруг Денис меня выдаст, как тогда я буду общаться с родителями? Нет, я не жалела о поступке, но боялась гнева мамы и еще больше отца. Но и тут я смогла себя уверить, что они ни о чем не узнают. А вот унять сердце, стучащее так сильно, что отдавалось болью в груди, не получилось. Кажется, я впервые влюбилась по-настоящему…

Как и любая семнадцатилетняя девушка, я не понаслышке знала, что такое симпатия к юноше. Правда, это чувство прочно ассоциировалось с чем-то нехорошим. Мне было десять, когда в класс по скрипке пришел Дима. Он был похож на ангела: кудрявые светлые волосы и голубые глаза с огромными ресницами полумесяцами. Тогда я впервые почувствовала, как перехватывает дыхание от одного упоминания его фамилии на перекличке в начале занятия, как приятное тепло разливается на душе, если он посмотрит в мою сторону, как дрожат руки, принимая от него конфетку. Я многого не понимала, но точно знала, что это и есть влюбленность. Тогда я совершила большую ошибку: не имея настоящих друзей, поделилась своими чувствами с мамой. Она не поняла меня, сказала, что я маленькая, чтобы влюбляться, а подобные мысли только отвлекают от нужных занятий. По настоянию отца, меня перевели в другой музыкальный класс, а я еще долго мучилась угрызениями совести, когда встречалась с Димой в коридоре.

Только сейчас, вновь почувствовав симпатию к парню, я поняла, что в чувствах нет ничего предосудительного. Разве любовь может быть чем-то плохим? Правда, то, что я испытывала к Денису, разительно отличалось от детской влюбленности в Диму.

Мне удалось уснуть только к семи утра… Думая о Денисе, вспоминая его лицо, голос, тело, я не могла найти себе места на жесткой кровати. Воздух в комнате казался спертым. Я открывала балконную дверь, но тут же замерзала так, что не спасало даже теплое одеяло. Стоило оставить открытой лишь форточку, я снова задыхалась. Во мне зарождалось нечто новое, не похожее на все изведанное мной ранее и, благодаря книгам, я знала, что это… Желание. Понимая, что поступаю неверно, отвратительно, грязно, я сделала то, что никогда раньше не пробовала.

Слабый свет ночничка осветил душное пространство под одеялом, и я открыла книгу на той самой странице*, которая заставила меня покраснеть, когда я читала этот самый момент…

В монастыре ей, несомненно, не разъяснили, каким разнообразным опасностям может подвергнуться робкая невинность и что именно она должна охранять, чтобы ее не застигли врасплох. Ибо, собрав все свое внимание и все силы на защиту от поцелуя, который был лишь отвлекающим маневром, все прочее она оставила незащищенным. Как можно было не воспользоваться этим! Поэтому я переменил направление удара и тотчас же занял позиции. Тут мы оба едва не погибли: девочка, перепугавшись по-настоящему, подняла было крик. К счастью, голос ее заглушили слезы. Она схватилась также и за шнурок звонка, но мне удалось вовремя задержать ее руку.

Мое воображение рисовало фривольную сцену соблазнения опытным мужчиной наивной юной девушки. Я представляла, как коварный виконт, пользуясь поцелуем проникает под легкую сорочку Сесиль, касаясь ее там, где никто никогда не касался…

Не знаю, был ли красноречив мой тон, но жесты мои, во всяком случае, красноречием не отличались. Какой оратор может притязать на изящество в положении, когда одна его рука — рука насильника, а другая — рука любви? Если вы ясно представляете себе это положение, то согласитесь, что оно по крайней мере благоприятствует нападению. Но ведь я совершенный несмышленыш, и, как вы сами говорите, последняя простушка, пансионерка может обращаться со мной как с младенцем.

Картинка стала до неприличия яркой, а я дрожащей рукой проникла под пижамные штаны, и до боли закусила губу, чувствуя влагу, говорящую о моем бесстыдстве.

Тогда я обвил ее несмелые руки вокруг своего тела, а своей рукой любовно прижал ее к себе, и поцелуй мой был действительно принят, принят самым настоящим, самым исправным образом, так что даже с любовью нельзя было бы сделать это лучше.

Такая добросовестность заслуживала награды, поэтому я тотчас же исполнил ее просьбу. Рука моя отдернулась, но, не знаю уж, как это получилось, — сам я очутился на ее месте. Вы полагаете, что тут я стал стремителен, пылок — не правда ли? Ничего подобного. Уверяю вас, у меня появился вкус к медлительности. Раз ты уверен, что придешь к цели, для чего торопиться в пути?

Книга соскользнула с моего живота, куда я ловко пристроила ее, чтобы читать. Свет фонаря погас где-то между простынею и одеялом, в то время как я жадно глотала воздух, выбравшись из своего маленького шалашика, и продолжала трогать себя там, где не должна была… Только теперь я представляла на месте литературных героев себя и Дениса, и мысли мои становились откровеннее книжных строк. Вдруг я почувствовала нечто такое сильное, что чуть не вскрикнула в голос. Мое тело, покрытое испариной, выгнулось, а рука замерла.

Никогда раньше мне не было так стыдно. Я чувствовала себя мерзкой, грязной, неправильной. Как я могла? Кто я теперь после этого? Горячие слезы бежали по щекам, а тело словно протыкали миллионы тонких маленьких иголок, но при этом меня одолела такая сильная, но приятная усталость. Я взглянула на часы — шесть пятьдесят две. Через час встанут родители, а я и глаз не сомкнула. Видимо, мои мысли были кем-то услышаны, и почти сразу я заснула.

***

— Алиса! Милая, пора вставать!

Нежный мамин голос будто выдернул меня из какой-то глубокой темной пропасти. Было так тяжело открыть глаза, а голова казалась чугунной. Так случалось, если я заболевала, но в этот раз причиной был недосып.

— Алисочка, уже половина десятого, проспишь дольше — сегодня не ляжешь нормально. Вставай и умывайся, завтрак на столе, — мама стояла в дверях комнаты и уже была собрана к выходу. Это и заставило меня тут же подняться.

— Хорошо, мам, иду. А ты уходишь куда-то? — мне показалось, что мой голос дрогнул, но мама этого не заметила.

— Нет, дорогая, но у нас с отцом есть одно дело. Это здесь, недалеко.

Я прекрасно понимала, о каком деле идет речь, поэтому, невзирая на дикую головную боль и легкую тошноту, рванула в ванную. К сожалению, даже ледяная вода не помогла. Я выглядела так, словно действительно заболела. Темные круги под глазами и мертвенно бледная кожа, на которой даже веснушки казались зеленоватыми, делали меня похожей на чудовище. А сейчас меньше всего хотелось выглядеть плохо, ведь такой меня может увидеть Денис… Хотя не об этом нужно было тревожиться.

Когда я вышла из ванной, родителей уже дома не было, а из подъезда доносились громкие голоса. На то, чтобы переодеться, не было времени, и я в пижаме, за которую потом обязательно влетит от мамы, пошла в коридор и прильнула к глазку.

На площадке стояли мои родители, полицейский и Денис. По разговору я поняла, что соседу не верили, что никакой собаки у него нет, и хотели пройти в квартиру с обыском, но он не пускал.

— Как вы объясните, что ваша собака напала на Елисееву Элеонору Викторовну? — строго вопросил представитель правопорядка.

— Собака не нападала на мою соседку. Это соседка напала на меня, а пес просто вступился. Тем более, он не причинил этой дамочке вреда, — совершенно спокойно ответил Денис.

— Не причинил вреда?! У меня чуть разрыв сердца не случился! — завопила мама, чуть ли не переходя на ультразвук.

— У меня есть справка, из которой следует, что собака неагрессивна, — продолжил парень, не обращая внимания на возглас нервной соседки, — вам показать?

— Справка? Ты о чем, парниша? Какая на хрен справка? — полицейский явно не отличался культурой речи, и даже мои родители поморщились от такого обращения.

— Я вам уже сказал, что этот пес мне не принадлежит. Я работаю помощником заводчика в питомнике, а Пирс неудачный приплод добермана. Мне нужно было отвезти его к ветеринару и временно обеспечить уход. Поэтому собака жила у меня несколько дней.

— Давай справку, — пробасил полицейский, и Денис скрылся в квартире.

— Вы должны взыскать штраф за содержание опасного животного в квартире. Если он привел больное животное, тогда это угроза для жильцов, — стала нашептывать мама, но из-за излишней эмоциональности шептать тихо у нее не получилось.

— Хорошо, сейчас разберемся, — недовольно ответил страж закона. Он явно злился, что в воскресное утро его вытащили ради такой ерунды, тем более что вызов оказался ложным.

Денис вышел через пару минут со справкой и мобильным телефоном. Он протянул бумагу офицеру, и тот стал внимательно ее изучать.

— Тут сказано, что животное неагрессивно и не может напасть. Привит. Не является носителем заразы для человека и других животных. Из-за удаления голосовых связок собака не лает, поэтому не будет шуметь, — не отрывая глаз от справки, проговорил полицейский.

— Если вы мне не верите, я дам вам номер заводчика. Позвоните, и вам подтвердят, — Денис стал копаться в своем телефоне, а потом протянул его офицеру.

— Сейчас узнаем. Со своего только позвоню, — мужчина в форме достал старенький, кажется, еще кнопочный, сотовый. — Добрый день, офицер Чаплыгин, УВД Покровское.

Полицейский замолчал, слушая ответ, а я только заметила, что до крови прокусила загрубевшую кожицу указательного пальца. Дурная привычка — грызть ногти и заусенцы, когда переживаю.

— Скажите, у вас работает Власов Денис Сергеевич?

Власов Денис Сергеевич… Красивая фамилия и очень ему подходит. Улыбнувшись своим мыслям, я посмотрела на парня. Казалось, его совершенно не заботило, что происходит вокруг. На его лице не дрогнула ни одна мышца. Видимо, потому, что Денис все просчитал и знал, что офицеру подтвердят подлинность справки, что оправдают содержание собаки в квартире, что мои родители останутся в дураках.

— Чтобы больше от соседей жалоб не получали, — грубо кинул офицер и, отвернувшись от Дениса, нажал кнопку вызова лифта.

Парень ничего не ответил и молча ушел к себе в квартиру, а мои родители стали наперебой извиняться перед полицейским. Я же, почувствовав облегчение, что все закончилось благополучно, пошла на кухню, чтобы не выдать родителям своей слежки. Вот только остывший омлет не вызвал аппетита, а запах фруктового чая снова нагнал тошноту. Завтрак отправился в мусорное ведро. Когда родители вернулись, я домывала тарелку. Они тут же прошли на кухню еще раз со мной поздороваться, но как только увидели меня, замерли на пороге.

— Алиса, детка, ты как себя чувствуешь? — заволновалась мама и, подойдя ко мне, положила ладонь на лоб. — Не горячая.

— Все нормально, — ответила я и слабо улыбнулась, но почувствовала сильное головокружение и негромко простонала.

— Что случилось, дочка? — нахмурился отец.

— Неважно себя чувствую. Голова болит и кружится, — призналась я.

— Наверное, опять давление упало. Идем в комнату.

К сожалению, я действительно иногда мучилась от низкого давления, но сейчас все усугублялось ужасной бессонной ночью, переживаниями и чувством вины за свой грязный поступок. Мама усадила меня на диван, а папа закрепил рукав тонометра. Давление оказалось катастрофически низким, поэтому мама напоила меня крепким кофе и отправила отдыхать, надеясь, что к вечеру полегчает, но мое состояние не изменилось.

— Алиса, хочешь завтра остаться дома? — учтиво поинтересовался папа, словно я не его родная дочка, а чужой человек, которому он предлагает чашку чая.

— Паш, у нее ЕГЭ в конце года, а ты хочешь, чтобы дочь прогуливала? — нахмурилась мама.

— Цыц! — рявкнул отец, не поворачиваясь к жене. — Алиса, ну так как?

— Я бы осталась… — тихо проговорила я.

— Ладно, милая, один день пропустить можно, — сдалась мама, понимая, что осталась в меньшинстве.

На самом деле я знала, что утром мне станет лучше и можно будет идти в школу, но родителям соврала. В голове созрел безумный, отчаянный план заявиться к Денису, как только мама и папа уедут на работу. У меня даже был повод — узнать про Пирса.

Оставшись одна в комнате, я укуталась в одеяло и вышла на балкон, устроившись в своем любимом кресле. Сентябрь все больше напоминал осень и холодным ветром врывался в застекленную лоджию. По Яузскому бульвару, как и всегда, прохаживались люди, а машины толпились, образовывая небольшую пробку на перекрестке. Еще совсем недавно я с любопытством наблюдала за городской жизнью, для меня это было чем-то сродни развлечению, но сейчас это занятие казалось совершенно неинтересным. Все мое внимание сосредоточилось на голом, необжитом балконе с пустыми кашпо, где когда-то Карповы выращивали душистый табак. Я ждала, что на балкон выйдет Денис. Он же курит и, скорее всего, делает это не в комнате. Мысленно я продумывала стратегию поведения, когда это произойдет. Но на улице уже смеркалось, в шестнадцатой квартире зажегся свет, а Денис так и не показался.

Одеяло уже не согревало, и ноги совершенно заледенели, несмотря на то, что на мне были надеты теплые носки. Отчаявшись увидеть соседа, я уже собиралась уходить, как все-таки его балконная дверь открылась. Денис вышел в одной футболке, и мне за него стало холодно. Он прикурил сигарету и выбросил вниз спичку. Было так непривычно видеть курильщика без зажигалки…

Меня сосед не заметил. Он вроде бы внимательно смотрел, как гнутся ветви деревьев на ветру, но, казалось, был где-то не здесь. Стало так интересно узнать, о чем он думает… Сбросив с себя одеяло, я высунулась на улицу, надеясь таким образом привлечь его внимание. Мне было стыдно самой помахать рукой, поэтому я надеялась что так, он сам меня заметит. Но Денис даже не повернул голову в мою сторону. Тогда я высунулась еще сильнее и все же помахала, но и это не привлекло внимания парня. Позвать его я не решилась, боясь, что родители услышат, и тут поняла, какая же я глупая: на улице темно, а в моей комнате не горит свет. Денис просто не видел меня в темноте. Я быстро забежала в спальню, щелкнула выключателем и вернулась на балкон, вот только соседа уже не было.

Было обидно, но я лелеяла мысль, что завтра сама приду к Денису, увижу его, мы поговорим и даже договоримся общаться. Конечно, втайне от моих родителей. Да, мне нечего предложить парню, кроме разве что своего хорошего отношения, но разве это плохо? В глубине души я надеялась отнюдь не на дружбу, но о большем могла только мечтать.

Я проснулась рано утром, как обычно вставала в школу. Только родителям не выдала своего пробуждения, чтобы меня не заставили идти в школу. Пока мама и папа были дома, я тихо читала книгу, но стоило двери хлопнуть, как тут же поспешила в ванную. Я умылась и причесалась, но когда стала плести косу, яркой вспышкой в памяти всплыла фраза Дениса, что ему нравятся мои распущенные волосы… И я волнами уложила их на плечи. Но этого мне показалось мало. Как самая настоящая преступница, я залезла в мамину косметичку и достала тушь. Мои пушистые длинные ресницы с рождения очень светлые, поэтому почти не выделялись на лице. Мои глаза стали в миллион раз выразительнее, когда подкрасила их маминой «Шанелью». Такой я себе нравилась по-настоящему. Пусть и не красотка, но точно симпатичная, жаль только одежда была слишком невзрачной.

Говорят, когда девушка чувствует себя привлекательной, она становится увереннее. Возможно это и так, но только не в моем случае. Я долго не могла решиться выйти на лестничную площадку. Отрепетированная ночью речь вдруг вылетела из головы, ладошки от волнения вспотели, а кончики пальцев ног, напротив, заледенели. Набрав в легкие побольше воздуха, я закрыла глаза, веря, что так смогу успокоиться. Жжение в легких сработало катализатором, и я, не медля ни секунды больше, вышла и позвонила в квартиру напротив.

Казалось, что время тянулось бесконечно. Минуты стали резиновыми и вместо того, чтобы кончаться, растягивались в неимоверно длинные нити. Я позвонила снова, но мне никто не открыл. Конечно, я должна была это предвидеть. Ведь Денис говорил, что работает, поэтому вполне логично, что в восемь утра понедельника его не было дома. Только почему-то это объяснение совсем не успокоило. Я расплакалась, как маленькая девочка, напрочь забыв про свой первый в жизни макияж. До вечера просидев в коридоре в надежде, что Денис вернется раньше моих родителей, я так и не дождалась соседа, а когда в половине одиннадцатого ложилась спать, в шестнадцатой квартире свет все еще не горел.

Прогуливать уроки дальше мне никто не позволил, поэтому каждый день, придя со школы, я усаживалась на балконе и наблюдала за квартирой напротив. Конечно, днем Дениса не было, но и вечером он не возвращался. Можно было подумать все, что угодно, но только у меня в голове возникали самые страшные мысли. Я боялась, что мать сдержала слово и выжила из дома нового соседа. В пятницу вечером за ужином, набравшись смелости, я решила прямо спросить родителей про Дениса.