2

Карат просто издевался, делая вид, что не слышит моих слов, но не собираясь отодвигаться и выпускать из плена своего тела и этого жуткого, темного, непередаваемого обаяния.

— Нет! — рявкнула я в ответ, понимая, что там, где ярость и смятение, там масса ошибок.

В том числе в бою и самообороне.

— Вре-е-ешь, — Карат обладал не просто завораживающим тембром, а музыкальным голосом. Таким, которому невозможно было не покориться, когда он окутывал тебя сладостно и терпко.

— Вы не можете ощущать мои эмоции! — прищурила я глаза, видя, как его в ответ полыхнули жаром.

— Я всё вижу в твоих глазах, детка.

— Боюсь, что в вашем возрасте зрение может подводить!

Он рассмеялся. Низко, чувственно, но весело, пока я начинала злиться еще сильнее, оттого что он не воспринимал меня равной себе, а продолжал играть и развлекаться, разнообразя свою жизнь и, казалось бы, совершенно не думая о том, что в этот момент могу чувствовать я, зажатая им без права на спасение.

Прав был папа, когда называл его хитрожопым жуком, тюленьей язвой желудка и королем членистоногих! Точнее просто и не скажешь!

Он умело выводил на эмоции любым способом, не гнушаясь совершенно ничем в своем стремлении познать чью-то душу себе в угоду. Вороша ее, словно гнездо, чтобы разорить и оставить в нем пустоту и ярость. А ярость сбивала с толку. Она толкала на неправильные поступки и действия, которые не всегда были во благо.

«Если ты зол — значит, ты проиграл» — так говорил мой старший брат Свирепый, когда учил меня тактике боя. И как же отчаянно я не хотела проигрывать Карату! Но чувствовала, что уже на пороге этой огненной бездны, над которой он будет стоять победителем, глядя своими проклятыми лукавыми глазами на то, как я лечу вниз.

Он ждал этого.

Своим отточенным чутьем втягивал жадно мое низкое поражение, отчего его глаза начинали полыхать ярче и задорнее, заигрывая, насмехаясь, подталкивая меня сделать последний шаг к бездне, где я сорвусь и позволю ему стать победителем.

А я отчаянно пыталась сохранить ясность ума и твердость в каждом движении, мысленно прикинув, хватит ли мне скорости и прыти, чтобы выскользнуть из-под его рук.

Первый раз был провальным и зажал меня в тисках его рук, даже если они касались не меня, а холодной стены за моей спиной, но сдаваться так просто я не собиралась.

— Ну так что дальше? — промурчал Карат, склоняя голову к плечу, глядя на меня через пелену своих черных ресниц и словно наслаждаясь тем, что мог видеть в моих глазах или на лице. Мои тщетные попытки убраться от него как можно дальше.

— Прошу вас в последний раз уйти с моей дороги, — тихо и твердо проговорила я, заранее зная, каким будет ответ, когда мужчина улыбнулся томно и очаровательно, молча покачав головой и глядя теперь с тем прищуром, в котором расплескалась ядовитая зелень ожидания продолжения игры, которая была для него такой увлекательной.

Может быть, я бы тоже любила играть, если бы знала наверняка, что благодаря своей силе и уму всегда буду победителем, но пока я была взбешена тем, что чувствовала, как только сделала еще один шаг к пропасти и скатываюсь неизбежно вниз, как бы ни пыталась сопротивляться этому.

Разве теперь у меня был выбор?..

Я дернулась вперед, пытаясь ударить его в мощную грудь и краем глаза видя шальную улыбку, в которой читался восторг. И победа.

Да, он получил то, чего хотел.

Вот она, моя точка срыва, где тонкий лед выдержки трещал по швам, позволяя его яду пробраться еще ближе к моей душе.

Когда Луна учила меня драться и держать оборону, первое, что она говорила каждое занятие: «Как только тебя поймали, твой бой проигран! Ты можешь быть быстрее, сильнее и выносливее людей! Но ты никогда не сможешь сравниться в этом с Берсерками! Твоя сила в хитрости, в ловкости, в том, чтобы не идти на прямой контакт! Не позволяй схватить тебя, не позволяй касаться руками! Пока ты на расстоянии — ты будешь свободна!..»

Но как обхитрить того, кто был дьяволом во плоти?..

Сделав резкий выпад влево, показывая, что пытаюсь бежать под его рукой, я добилась и выпада Карата, когда он, конечно же, дернулся тоже в попытках не пустить, но тут же сменила свое движение, прорываясь вправо и с силой отталкивая от себя.

К счастью, это сработало!

Такой прыти мужчина явно не ожидал, расхохотавшись, когда влетел плечом в стену, не сумев поймать меня на лету.

Вот только эйфория свободы была недолгой.

Я сделала лишь один упругий прыжок вперед, стремясь пушечным ядром вылететь из весьма замкнутого пространства коридора и оказаться в одном из залов, где были люди и где он явно не станет позволять себе ничего подобного, дабы не привлекать и без того лишнего внимания к нам, как поняла, что мой полет закончился полный провалом, потому что Карат успел поймать меня за косу.

Он не дергал ее в попытках вернуть меня на место, только широко улыбнулся и подмигнул, демонстративно намотав ее себе на кулак, когда мне казалось, что в его взгляде появилось то, от чего следовало бежать.

Страсть. Такая же ядовитая и безжалостная, как вся его темная звериная сущность.

В моих венах билась только одна мысль: не даваться ему в руки!

Если бы в моих ладонях был хоть один режущий предмет, я бы не пожалела своих волос и отрезала косу, чтобы вырваться!

А пока я, выворачиваясь под собственными волосами, отскакивала от него каждый раз, когда Карат делал выпады вперед. Махала ногами, чтобы отбивать ладони, тянущиеся ко мне. В буквальном смысле забиралась на стены, чтобы оттолкнуться от них в прыжке, напоминая кошку, которая шипела и огрызалась, но не давалась в руки, с ужасом понимая, что для него это всего лишь забава, которая только возбуждает.

— Что вы хотите от меня? — зарычала я в конце концов, приземлившись на ноги и пригнувшись к полу в ожидании любого его самого неожиданного выпада, замечая, что зрачки в ядовито-зеленых глазах стали значительно больше положенного, что не сулило ничего хорошего.

— Какой провокационный вопрос, детка, — его мурчащий голос стал еще вкрадчивее и опасно ниже, когда я понимала, что своими действиями разбудила зверя внутри него, не позволив себе расслабиться и отступить, когда мужчина вдруг опустил хвост моей косы. — Если скажу, что хочу показать тебе кое-что?

Нет, я не верила ему!

Слишком хищно и жарко горели его глаза. Слишком много сладкого яда было в его словах.

— Боюсь, я уже достаточно видела в этом месте, — напряженно отозвалась я.

— Зря боишься, — Карат улыбнулся так, что сам дьявол умер бы от зависти.

Слишком сладострастно и прекрасно, чтобы можно было ему поддаться!

Теперь в бой пошел он сам.

Нет, он не пытался ударить.

Просто подходил с каждым шагом всё ближе и ближе, не давая мне возможности отскочить от него и снова загоняя в зал, из которого я так отчаянно, но безрезультатно пыталась сбежать.

В мои обостренные чувства тут же ворвался вихрь чужого желания, которое обжигало и кусало разрядами кожу, заставляя в какой-то момент даже содрогнуться.

Животная, несдержанная, откровенная страсть парила здесь удушливым, спертым воздухом.

Звучала стонами, вскриками и хлопками тело о тело.

Оседала капельками пота под колпаками стекла, где были эти пары.

Оглушала басами откуда-то сверху, откуда громыхала музыка под стать месту, когда зачастую невозможно было понять — стоны льются из динамиков или из-за стеклянных куполов.

Со стороны, наверное, могло показаться, что он пытается ущипнуть меня за попу, а я всячески уворачивалась и не давала ему прикасаться к себе, отступая назад всё больше и больше с острым кусающим чувством, что хищник загнал меня в западню.

И не важно, что я тоже была хищником.

Против такого, как Карат, едва ли у кого-то могли быть шансы!

Он просто шел напролом, загоняя меня в угол и не собираясь отступать или поддаваться, хотя каждое его движение было играющим и манящим, словно он всего лишь разминался, и не более.

Я клятвенно пообещала себе заниматься боем каждый день, чтобы дать ему отпор, если такой раз повторится когда-либо еще, когда поняла, что дальше мне некуда отступать, потому что уперлась спиной в один из этих стеклянных колпаков, который, к огромному облегчению, не был никем занят.

Попытка обогнуть его не удалась.

Стоило мне только дернуться в сторону, как Карат обхватил меня рукой, резко разворачивая и зажимая между собой и выпуклым стеклом так, что я, задохнувшись, ощутила каждый изгиб его мощного тела. Огромного тела. Жаркого тела.

Никогда он еще не был настолько близко.

Никогда еще не прижимался так неприлично, давая почувствовать сполна, что эта игра возбудила его и пробудила в глубине черной души нечто очень опасное и несдержанное.

— Такая прекрасная и смелая девочка, — прошептал он, не давая мне вырваться, когда обхватил одной рукой за шею, держа ладонью прямо под подбородком и этим заставляя смотреть вперед, через стекло. Туда, где люди придавались страсти настолько откровенно и безумно, словно были совсем одни в стенах своей спальни.

Секс разливался по этому помещению в каждой фибре горячего воздуха.

Он трещал оголенными инстинктами плоти.

Он заставлял ощущать болезненно каждое прикосновение к себе и терпкий аромат дыхания, когда Карат склонил голову, прижимаясь колючей от щетины скулой к моей щеке, чтобы выдохнуть, едва касаясь горячими губами:

— Ты так умело владеешь своим телом. Но так мало знаешь его.

Я дернулась в безуспешной попытке сбросить его с себя, делая этим только хуже, потому что с довольной ухмылкой Карат вжался сильнее, встав теперь так, что его ноги прижимались к моим, торс давил животом к холодному стеклу, а бедра вжимались в мои ягодицы, заставляя покраснеть от того, ЧТО я ощутила сжавшимися и напряженными ягодицами.

Теперь он был везде, протиснув вторую ладонь между моим животом и стеклом, томно рассмеявшись на мое рычание, когда я не смогла сказать ни слова, чувствуя себя жертвой в паутине хитрого паука, где каждое мое движение вело к гибели и сети сковывали лишь еще сильнее.

Пауки не отпускают.

Они пускают яд своей жертве, обездвиживая ее и наслаждаясь плотью, пока она еще жива.

— Уберите свои руки! — мой голос не дрожал и звучал резко и холодно, даже если внутри сжимался комок. Я никогда не была жертвой. Но в его руках это было особенно унизительно.

— Никто никогда не касался тебя так, — прошептал Карат, игнорируя мои слова и касаясь кончиками пальцев моего живота, мышцы на котором тут же напряглись и застыли в попытке обороны.

Он не спрашивал, просто говорил, словно знал всё наперед, и это злило еще сильнее.

Его пальцы были обжигающе горячими по сравнению с моей кожей.

— Слишком опасно, слишком запретно для примерной, смирной девочки, чью огненную кровь загнали под толщи льда.

Его голос опьянял и буквально вводил в транс, но я сопротивлялась ему, пытаясь отыскать глазами еще один шанс для бегства и свободы от этого яда, который струился, проникая в кровь от каждого его слова и прикосновения.

Его рука проскользнула по моей коже, касаясь бедра и заставляя содрогнуться, перебираясь чуть выше и взяв в ладонь мою руку, что упиралась в стекло подо мной.

Я не понимала, что он задумал, застыв так, что в какой-то момент просто перестала дышать, косясь на сильные длинные пальцы, которые мягко, нежно, но при этом настойчиво раскрыли мою сжатую ладонь из кулака, массируя каждый палец, чтобы положить ее на низ моего живота, накрывая своей ладонью.

— Смотри.

Карат приподнял мой подбородок, заставляя всматриваться в пару, что была в паре метров от нас, под стеклянным колпаком.

Обнаженные мужчина и девушка.

Он — сзади. Как и Карат.

Мужчина с черными волосами, стройный, гибкий. Страстный. Он обхватывал свою девушку за горло широкой ладонью, стоя на коленях и вбиваясь в нее, отчего его ягодицы были напряжены, а тело походило на механизм, работающий на жаре и огне.