Глава 7

— Конечно! — не смутилась я, хоть сама знатно струхнула.

Правда, задуматься об этом так и не удалось, потому что со двора вдруг донёсся женский вскрик. Не успели мы с Дивиславом и переглянуться, как в светелку вбежала пожилая светловолосая женщина в льняном платье с ухватом наперевес.

Хотела было кинуться на нас, но, увидев меня, замерла у входа.

— Калина… как же? Что тут происходит?

Матушка Ельки, Алексина Волелюбовна, в отличие от дочки, женщина рассудительная и неглупая, но… немного порывистая. Это ж надо было за ухват сразу взяться. Впрочем, если она воров тут ожидала увидеть, то вполне логично, что она собиралась устроить им страшное.

— Где Елька?

Алексина Волелюбовна уже начала было сердиться. Всё же женщина, больше живущая сердцем, а не разумом, когда дело касается дочери… и хозяйства. Кстати, надо бы выведать, где она была, когда Елька рыдала у меня под дверью.

— Это мне хочется спросить, где вы ходите! — холодно сказала я, заставляя её опешить. — Хорошо, что я с товарищем шла мимо, заметили, что у вас дверь распахнута. А Ельки и близко нет! Зовём — никак не дозовёмся!

Дивислав кивнул с самым серьёзным видом. Молодец, поддерживает моё представление. Главное, чтобы Алексина Волелюбовна не заинтересовалась, что это у меня за товарищ такой. А то не меньше Ельки поговорить любит. А я тут одна-одинёшенька, многим жития это спокойного не даёт. Всё замуж пытаются пристроить. И как ни поясняешь, что спешка тут ни к чему, от судьбы всё равно не уйду, — до дуба-дерева просто. Поэтому поздно сообразила, что сказала лишнего.

Впрочем, слава богам, Алексина Волелюбовна думала о дочери:

— Как нет? — искренне изумилась она. — Дома же оставалась. Я нарочно наказала ей нас с отцом дождаться. В лавке помощь нужна, новый товар понавезли. Вдвоём не управимся.

Я несколько секунд поколебалась, говорить ли правду. По идее, надо бы. Да только ведь потом не успокоятся. Народ переполошится, паниковать вздумает. А не сказать, так всё равно плохо будет.

— Я шел немного впереди, — неожиданно подал голос Дивислав. — И видел, как из вашего дома вылетело нечто странное, похоже на густой черный дым. Калина подоспела попозже.

И тоном-то каким сказал! Аж нехорошо сделалось. Судя по всему, у Алексины Волелюбовны реакция была аналогичная, потому что она только охнула, а в глазах промелькнул страх.

Дальнейший разговор много времени не занял. По сути, наказав ей выпить успокаивающего отвара и наложив заклятие спокойствия, сообщила, что поеду в город, искать ворожку, к которой намедни ходила Елька. Дивислав попытался было аккуратно выведать, не известно ли Волелюбовне ещё что-то о дочкиных походах, но та лишь покачала головой. Ай да Елька! Значит, проворачивала всё действо тайно от матушки! Точно дурёха.

Под конец беседы Дивислав осторожно взял меня под локоток и вывел из дому. Задумавшись, я даже не сразу сообразила, что мы идём практически под руку. Но когда попыталась высвободиться, то ничего не получилось — держал он на удивление крепко.

— Не сейчас, Калинушка, — прошептал, считай, одними губами. — Люди смотрят.

Допустим, про «люди» — это он, конечно, хватил, но вот Алексина Волелюбовна и впрямь смотрела нам вслед. И по-доброму или не очень, сказать я не могла.

— Улыбайся, — шепнул он. — Сделай хотя бы вид, что говоришь со мной о чем-то приятном.

— А не много ли ты себе позволяешь? — стараясь сохранять дружелюбие, прошипела я.

— Хотелось бы больше, — признался Дивислав.

При этом в интонации не было ни ожидаемой насмешки, ни ехидства. Он был искренен. И что самое интересное, даже немного смутился. Не то чтобы там покраснел или опустил взгляд, но посмотрел с таким непроницаемым лицом, что и впрямь стало ясно — ему немного не по себе.

Хм, вот уж чудно так чудно.

— И куда же мы идём? — спросила я, когда мы свернули с главной дорожки.

— Домой, — усмехнулся он. И, увидев моё немое возмущение, добавил: — К тебе.

— А я тебя разве приглашала? — почти ласково уточнила, невольно отметив, что путь он знает прекрасно.

Дивислав только притворно вздохнул:

— Нет, конечно. Всё самому приходится. Не напросишься — не погостишь. Но вот поговорить о наших делах и впрямь стоит без лишних ушей.

Про уши он всё-таки загнул. Тишка, Мишка, Васенька… Народу полный дом. Правда, при надобности могут прикинуться ветошью и по возможности не издавать лишних звуков.

— О наших — это о каких? — тут же поинтересовалась я.

Ибо колкости колкостями, а забывать о работе не стоит. Главное, чтобы опять не начал сказки рассказывать, про замужество и прочую чушь.

— О Горыныче, — внезапно спокойно сказал Дивислав, и я позабыла как дышать.

Ничего себе… Неужто его появление тут как-то связано с похищением Леля? Боги, если и впрямь поможет, то… Что? А, ладно, потом разберусь.

— А Горыныч что? — невинно уточнила я.

Дивислав только загадочно посмотрел на меня. Дальнейший путь до дома прошёл в молчании, как я ни пыталась его разговорить. И только возле калитки он вдруг остановился, шумно выдохнул и сказал:

— Не мог он этого сделать. Не крал он твоего друга.

Я аж остановилась и недоумённо посмотрела на Дивислава. Правду говорит али шутить изволит? Хм, вроде бы и впрямь серьёзен. Странно, очень странно. Змей Горыныч — вполне себе родственник Змеиного царя. Не то чтобы враг полозовчанам, да только в друзьях особо никогда не был. Возможно, Елька и вовсе неправду сказала? Не было никакого змея.

От таких мыслей и вовсе стало не по себе. Что ж это за такая жизнь пошла, что каждое слово под сомненье надо ставить?

— Откуда знаешь? — строго спросила я Дивислава.

Тот же задумчиво смотрел на крышу моего дома, чуть прищурившись, будто пытался оглядеть защитный контур. Неужто видит? Вряд ли, его моя матушка творила, а она была чудесницей далеко не из последних. Правда, Дивислав полон тайн и загадок. Может, умеет что такое, о чём и я не подозреваю.

— В доме расскажу, — спокойно повторил он. — Не стоит чужим слышать то, что для их ушей не предназначено.

Интересно, зачем ему так необходимо попасть в моё жилище? Ладно, пусть будет по-твоему, месяц ясный. Посмотрим, чего удумал.

— Идём тогда, — улыбнулась я и поманила за собой.

Дверь передо мной распахнулась сама. Юркнуть внутрь — дело секунды. Дивислав, кажется, что-то хотел сказать, но тут же раздался его удивлённый возглас. Но я не обернулась, только прищурилась, глядя на нахально рассевшегося прямо на любимой дорожечке Ваську. Васька лопал ложкой мёд прямо из горшка и вид имел неприлично счастливый. Кто не ест мёд? Филин не ест мёд? Ха! Это если нормальный филин! А если хранитель, которого в птичьем теле сотворили, то он может и всё съесть! Вас в том числе. Правда, потом сильно раскается. Но не факт, что вам станет легче.

Заметив меня, Василий спешно спрятал горшок за спину и попытался принять вид как можно более невинный. Дважды моргнул желтыми глазищами и щелкнул клювом.

— Что, Калинушка, пришла уже? — разве что соловьиной трелью не запел, хотя трель вышла так себе. — А я вот решил подождать тебя тут. Сама понимаешь, дождик вот-вот закапает, так я лучше тут. А то потом залечу мокрый, следов наделаю.

— Ты их и так уже наделал, — проворчала я.

— Хозяюшка, что с этим-то? — подал голос Тишка.

Я повернулась и хмыкнула. Двое дюжих молодцев преградили дорогу Дивиславу. Он только вопросительно приподнял бровь и посмотрел на меня. При этом по выражению лица было понятно, что оценил такую встречу. Ну, так… что ж ты думал, голубь сизый, незнакомого мужчину и так просто одинокая дева домой поведёт?

Мишка посмотрел на меня, сдул непокорный каштановый локон, серые глаза озорно блеснули.

— Так чего велишь, Калинушка?

— Не нравится он мне, — категорично заявил его близнец Тишка. — Я бы не пущал. Тьмой и холодом от него веет, а ещё сыростью земли, будто провёл там не один год. Хозяюшка, ты где такого отыскала?

Я сложила руки на груди, неотрывно глядя прямо в глаза Дивислава.

— Ну, отвечай, гость дорогой, — произнесла ровно и спокойно. — Рассказывай, с какими намерениями в дом к девице-чудеснице одинокой пожаловал, добрыми али злыми? Или, может, затеял чего, раз мои домовые тебя на пороге прямо остановили?

Дивислав осмотрел обоих молодцев, плечистых и ладных, на лицо приятных, с улыбками, как у самого Богатыря-Солнце. Вздумай Тишка с Мишкой по улице в человеческом обличье разгуливать, так все полозовчанки были бы их.

Поэтому Кощеев сын присвистнул и тихо спросил:

— Одинокой? С такими-то домовыми?

Васька за моей спиной издал непередаваемый звук, однако я тут же завела за спину одну руку и погрозила нахалу кулаком. Мало того, что продукт переводит, так ещё и хихикает. Мужская солидарность у него, понимаешь, проснулась. Ничего-ничего, так же быстро и уснёт, когда без ужина останется.

— Язык у тебя ядовитый, наверно, от ума невеликого, — заметил Мишка. — Калинушка, можно его стукнуть?

— И мне? — тут же оживился Тишка.

Дивислав откровенно забавлялся, но соревноваться в острословии с близнецами не спешил. Только смотрел на меня с чуточку кривой улыбкой. Мол, а ты, душа-красавица, чего хочешь? Выпроводишь или выслушаешь?

— Клятву дай, что не причинишь мне вреда, Дивислав, — сказала я, не замечая его улыбки (а хороша, ох, как хороша ж!). — И всем, кто здесь живёт, тоже.

— Вот это я одобряю, — важно сообщил за спиной Василий, подозрительно чем-то чавкая. — Вот очень пра… пра… ням-ням-ням… о чем это я?

«Убью», — решила я.

Дивислав только грациозно пожал плечами. Мол, ты бы ещё сплясать танец заставила.

— Хорошо, как хочешь, Калина-чудесница. Клянусь добрым намерением своим, что ни в мыслях, ни в делах не причиню зла ни тебе, ни домочадцам твоим.

— Родом клянись, — строго вдруг сказал Вася.

И ни намека на былую шутливость и несерьёзность в его тоне не было. Только приказ, которого никто не может ослушаться.

Тишка и Мишка кивнули.

— Родом, — сказал один.

— Да, родом, — подтвердил второй.

В глазах Дивислава словно сверкнула молния, в хате вдруг стало невероятно холодно. Я поняла, что не могу отвести взора, а сердце пропустило удар.

— Клянусь, — хрипло сказал он, — родом своим Ко…

На улице грянул гром, последнее слово утонуло в грохоте. За окном хлынул страшный ливень, а в распахнутое окно ворвался леденящий ветер.