Глава 3

Ночь выдалась тихая и жаркая. Я уснула почти сразу, едва голова коснулась подушки. Только шикнула на болтунов-домовых, которым только дай языками почесать. А то, что хозяйка за день по хозяйству накрутилась и набегалась, так это их не волнует. Правда, не буду скрывать: Тишка и Мишка — ребята понятливые. Если я говорю, что хочу спать, то ворчат совсем недолго и отправляются сторожить дом от всякой напасти, которая любит у нас гулять по ночам. Ведь жилище чудесницы — лакомый кусочек. Сила тут чародейская, земля волшебная, яблоня — и та принесена из садов тайного благодетеля, только не знает об этом никто из полозовчан.

А я знаю. И Тишка с Мишкой знают. Как и Васька. Но о нём, паразите, лучше без надобности не вспоминать, а то явится, даже если не звали. Такой уж характер, неугомонный да непоседливый.

Все звуки внезапно смолкли: ни шелеста листвы, ни шепота ветерка, ни щелчков и шуршанья ночных зверьков. И сама не могу пошевелиться, будто всё тело сковало. Только не железом, а истомой сладкой. И дышать тяжелее стало, а во рту пересохло, будто от волнения. Я сбросила себя покрывало, вдохнула полной грудью. И впрямь, что это такое? Воздух будто с огнём воедино сплёлся и опаляет с каждым вдохом.

— Ты не бойся меня, Калинка-малинка моя, — прошептал у самого уха голос, от которого сердце забилось пойманной пташкой в клетке злодея-разбойника. — Не обижу тебя. Только не могу прийти, как честный человек, а силы не ходить — нет. Пропадаю без тебя.

А потом вдруг уста обожгло так горячо, что я невольно охнула. Крепкие руки обвили стан и приподняли над кроватью. Я ойкнула и уперлась руками в грудь незнакомца. Только дурман желания закружил голову так, что захотелось самой потянуться к губам незнакомца и…

Я резко вскинула руку, и алый всполох озарил комнату.

— Ай! — совершенно искренне возмутились надо мной, не ожидав такой подставы.

Я упала на кровать, а ставни со стуком распахнулись. Только успела краем глаза заметить, что вылетела из комнаты какая-то птица. И тишина.

Села на постели, пригладила каштановые встрёпанные волосы и покачала головой. Так-так, это тебе, Калинка, уже не приставания на улице. Быстро надо что-то с защитой дома делать.

С улицы вдруг донеслась мелодичная песня дудочки. Такая нежная и мягкая, совсем неземная. И в то же время холодная, словно каждый звук из льдинки сотворили. Я встала с кровати и подошла к окну. На ходу очертила вокруг себя круг силы, чтобы быть готовой. А то мало ли.

Прислушалась. Музыка стала громче и красивее, словно набирала силу, впитывая ночную тьму.

Эх, будь что будет. Не стоять же идолищем деревянным посреди своей хаты, в конце концов!

Я приблизилась к окну и осторожно выглянула. И обомлела. Внизу, сидя прямо на траве и наигрывая на дудочке, находился Дивислав. Завораживающая мелодия заставляла сердце биться быстрее, а взгляд невозможно было отвести от красавца-музыканта. Пусть и чужого, непонятного, обладающего такой силой, что даже в дом чудесницы спокойно войти может.

Я оперлась руками о подоконник. Вот что с этим гостем незваным сделать? Огненный вихрь вызвать али пчелок с пасеки Микулы Радяниновича привлечь, чтобы пояснили, что врываться к девице ночью — нехорошо?

Мелодия стихла. Дивислав поднял глаза к звёздам. На мгновение моё сердце замерло. До того красив и невероятен он сейчас был. Вот уж и правда интересно: откуда такой взялся? Ведь чужак, точно чужак. А ведёт себя так, словно ничего и никого не боится.

— Вот говорят, что Луна-серебряница, — сказал он низким, пробирающим до костей голосом, — однажды поругалась со своим любимым Жар-Солнцем и ушла в вечную ночь. И как ни пытался Свет-богатырь Солнце её вернуть, как ни слал драгоценные дары, только ничего не получалось. Уйдя от его горячих лучей, стала Луна-серебряница холодной и далекой, позабыла, что такое любовь, греющая сердце. А дары бывшего супруга и возлюбленного превратила в звёзды. Так много их было, что усеяла она ими весь ночной небосвод. И каждый раз бегут они друг от друга — Луна и Солнце. Пытается догнать один другую, только никак не может. Вот как думаешь, Калинка, что будет, если Жар-Солнце всё же сумеет поймать ледяную возлюбленную?

«По рогам… точнее, по лучам получит, — молча подумала я. — Учудил же что-то, что Луна решила покинуть его?».

Но вслух мысли не озвучила. Не все молодцы оценят подобную прямоту. А у этого надо ещё выпытать, чего он умеет и какими чарами пользуется, чтобы к невинным прекрасным девицам в дома проникать.

И не стала говорить, что это всего лишь сказка. И на самом деле Луна-серебряница не возлюбленная, а сестра Богатыря-Солнце. А Жар-Солнце – выдуманный в левичьих грёзах златокудрый красавец. Только и всего.

— А что будет — потом узнаем, — хмыкнула я.

Дивислав лукаво на меня посмотрел:

— Сойдутся день и ночь в битве страшной? Или, может, танце брачном?

Ишь, как сладко заливается. Прям Соловушка-разбойник, прям тот охальник, который в соседней деревне людей добрых с пути сводил в чащу лесную, а потом забирал ценности всякие. Только вот долго он так не протянул: поймали его и князю на суд увезли. Больше никто о Соловушке и не слышал, и поделом ему. Нечего у людей честных нажитое трудом отбирать.

Люди могут обидеться и дать в лоб. Больно.

Глаза Дивислава сияли серебром, лунным и чистым. Прямо как у Луны из его рассказа. Только вот зрачок внезапно вытянулся черным узким веретёнцем, а черты лица заострились. И жутко стало, словно я увидела дикого зверя в человеческом обличье. Серебро взгляда вмиг померкло, уступив черной бездне, в которой никогда не отразится ни свет звёзд, ни свет солнца.

— Что думаешь, Калинушка? — прозвучал хриплый низкий голос настолько близко, что я невольно вздрогнула.

Однако Дивислав не сдвинулся с места. Только молча сидел и смотрел на меня. Миг — внешность вернулась к прежней, просто красивый молодец. Хотя я прекрасно помнила, как этот молодец обернулся вороном. Следовательно, человеческий облик — просто обман. А каков он на самом деле — неведомо.

Но тут же я собрала волю в кулак. Расслабилась совсем что-то, нельзя так. Будто нелюдей никогда не видела. Ишь какая невидаль, подумаешь! Но всё же не такой он, как те, что приходили ко мне раньше, ох… не такой.

— Да вот… — медленно начала я, — думаю: ты всегда по ночам к девицам в гости захаживаешь? Особенно коли приглашения на то не было?

Уж лучше так, чем смущаться и о красоте его думать. Красота-то, конечно, дело хорошее, только в хозяйстве её не применишь. Да и толку, когда её носитель слишком нагл и явно не собирается раскаиваться в содеянном?

— Вообще-то нет, — неожиданно спокойно ответил Дивислав, и я с изумлением поняла — не шутит. — Но вот в такие ночи, как эта, сдержаться не смог. Каюсь, грешен. Но… когда бы ты ещё в лес пошла, Калинка-малинка?

А вот панибратства не люблю. Где там моя сковородка? Ишь чего удумал! Сдержаться не мог он!

— Ну, коль несдержанный такой, то потом не жалуйся.

Мою руку охватила алая лоза силы, оплетая от кисти до плеча. Дивислав смотрел на это, как заворожённый. Только ни капельки страха в этих глазах не было — лишь восхищение. Хм, огня первородного то ли не знает, то ли не боится. Первое маловероятно, следовательно, второе.

— Хороша ты, чудесница Калинка, хороша, — улыбаясь уголками губ, сказал он.

А потом поднялся с земли, медленно и плавно, будто ни капельки мышцы не онемели да кости не заломило, пока сидел. Хотя сидел немало, хочешь или нет, а удобство то ещё.

Подошёл к окну, остановился в паре шагов. Посмотрел на меня спокойно и чуть лукаво. Словно чувствовал, что не противен, и поэтому можно испытывать моё терпение. О том, что где-то в глубине души мне и самой хотелось, чтобы он побыл подольше, думать не хотелось. Надо бы только разузнать, кто такой и чего желает? А ещё слова Тишки и Мишки из головы не шли. Поэтому проверить всё надо обязательно.

— Ну, в прошлый раз помнишь, чем всё закончилось? — невинно уточнила я, намекая на пощёчину и давая понять, что в этот раз может даже не пытаться меня поцеловать.

Дивислав только хмыкнул. Так-так, по глазам вижу, что всё прекрасно помнит. Вон, даже с ручки в карманы сложил с независимым видом.

— А красна девица должна уметь за себя постоять, — неожиданно выдал он. — Особенно если нет у неё того, кто защитит от охальников всяких.

— Вроде тебя?

— Вроде меня.

— Вот дочке своей и расскажешь, — не растерялась я.

Дивислав посмотрел на меня так, словно только что сделал какое-то крайне смелое предложение, а я возьми и согласись.

Алая лоза на моей руке больше не слепила пламенной силой и немножечко поблекла, горя мягким светом и рассеивая ночную тьму.

— А что… — начал было он.

— Кто ты такой? — ледяным тоном спросила я. — И почему ходишь рядом?

Он было открыл рот, чтобы что-то сказать, но, заметив мой взгляд, чуть нахмурился. Почуял, всё почуял. Вот и славно. Пусть говорит правду, а не ходит кругами.

— Живу я не близко и не далеко, Калинка моя, — заговорил Дивислав тем же низким голосом, от которого мне не по себе делалось. — Среди людей бываю, среди зверей тоже. Умереть не могу, а жить как хочется — не получается.

Складно как говорит. Только глаза — холодные-холодные, будто не любит вспоминать о своём роде, но ради меня почему-то согласился. Не ловушка ли тут?

И тут же поняла — не ловушка. Говорит искренне и правду, это уж чутье чудесницы подсказывает.

— Пока не могу открыться полностью, — продолжил он. — Но это будет недолго, вот увидишь.

Я задумчиво посмотрела на руку с лозой.

— А с чего взял, что захочу это видеть?

— Все хотят, — хмыкнул он. — А ещё… хочешь знать, куда девался друг твой голубоглазый. Вот и узнаешь.

Я резко вскинула голову, пристально глядя на Дивислава. Сердце в груди застучало быстрее прежнего.

— А ты знаешь похитителя? И так просто мне назовёшь его?

Он только молча смотрел на меня. А потом резко склонился, подцепил сильными пальцами за подбородок и шепнул, почти касаясь моих губ своими:

— Назову, Калина. Но не так просто. Дело у меня имеется к похитителю и разговор серьёзный. Но об этом ты узнаешь позже.

Алая лоза метнулась к нему, окутала жаром огня, однако Дивислав не обратил никакого внимания, словно и не чувствовал вовсе. А тело окутала слабость, и не поймёшь: от силы его нечеловеческой или чувства непонятного? Смешно и страшно одновременно.

— А как вернусь — женюсь на тебе, — шепнул он.

И я поняла, что не отступится от своего.