Глава 2. Блин, Жизнь, тебе не кажется, что твои намёки могли бы быть и потоньше?
****
– Можно войти?
Алекс почему-то думал, что все здоровяки разговаривают исключительно басом. И хотя голос Макса действительно прозвучал откуда-то из глубин его живота, кажется, тот специально задал вопрос приглушённо. Словно опасаясь подъездного эха.
Молча кивнув, Алекс отступает вглубь прихожей и косится на верхний косяк входной двери. И когда гость пригибает голову, переступая порог – создаётся отчётливое ощущение, что стены сужаются, а потолок становится ниже. В общем, в прихожей ощутимо уменьшается количество свободного места.
– Эм-м…
Спортивная сумка опускается на полосатую ковровую дорожку, и Алекс невольно бросает взгляд в высокое, почти до самого потолка, зеркало рядом с вешалкой – но даже оно оказывается не способным отразить вошедшего целиком. Что до Алекса… в общем, с некоторой натяжкой можно сказать, что его макушка достаёт гостю до подмышки.
«В прыжке, м-да…»
С каждой секундой всё сильнее ощущая себя моськой перед зашедшим в посудную лавку слоном, Алекс отходит ещё и упирается спиной в закрытую дверь – дверь поддаётся, пропуская его в единственную комнату этой квартиры… а ещё из прихожей по короткому коридору можно попасть на кухню, ну и в ванную – и на этом всё. И даже по самым скромным подсчётам получается, что данное помещение не рассчитано на жильцов с нестандартными габаритами.
– Проходи, располагайся.
Помимо воли в голосе проскальзывает злорадство. Но Алекс ничего не может с собой поделать – единственное, что сейчас способно помочь ему сохранить чувство собственного достоинства, так это мысль: «Давай, мистер брутальность, попробуй развернуться в этом узком коридоре».
Вообще-то у Алекса нет привычки завидовать людям. Да, он родился невысоким, да и красавчиком его не назовёшь, но и не урод ведь? К тому же, втайне лелея мечту однажды превратиться в грозу всех местных клубов, он вот уже несколько лет посещает спортзал. Правда, всего четыре-пять раз в месяц… но за эти годы он всё же сумел избавиться от худосочной тщедушности, преследовавшей его весь школьный период, а заодно и насмотреться на всевозможных качков.
Но ещё ни разу Алекс не чувствовал себя настолько мелким, как сейчас, перед этим громилой…
Однако вот Макс снимает дутую куртку – и плечи его уже оказываются не такими широкими, чтобы не вписаться в поворот на кухню. Да и если смотреть издалека, пропорции гостя вполне нормальны, он не выглядит ни длинным, ни квадратным… обычный парень… просто умноженный как минимум на полтора.
А лицо…
С кухни доносится щелчок. Это выключился чайник.
– Хочешь пить?
Почувствовав, что вопрос прозвучал странно – в конце концов, уже поздний вечер, а в это время принято ужинать, а не просто пить чай – Алекс кивает в сторону кухни.
– Мать оставила котлет и картошку. Составишь компанию?
Почему-то ещё на слове «мать» Макс странно деревенеет.
– Ты живёшь с мамой?
И голос его звучит сдавленно. А ведь в другой ситуации Алекс бы воспринял подобный вопрос как намёк или даже прямой упрёк. Мол, тебе уже двадцать три, а ты всё ещё сидишь на шее у матушки? Но Макс, кажется, о другом…
– Не беспокойся, она на работе, – Алекс кивает на комнату за спиной, – так что хата в нашем распоряжении на пару ночей.
«Стоп. Почему 'ночей'? Почему я не сказал 'дней'?.. И почему вообще вся эта фраза прозвучала так неоднозначно?!»
Но услышав его ответ, Макс лишь выдыхает с заметным облегчением. И проходит на кухню. Только двинувшись за ним следом, Алекс запоздало вспоминает о размерах этой самой кухни. А напоминает ему об этом перегородившая дверной проём фигура гостя – но, слава богам, тот быстро соображает сесть за стол. Впрочем, ноги его остаются беспомощно торчать в проходе. Перешагнув их, Алекс включает огонь под большой сковородой на плите и, пока возится с чашками и заваркой, всерьёз задумывается – а хватит ли этому великану еды? А то, может, он привык уминать содержимое такой сковородки в одиночку?
– Я не особо голоден, – тут же доносится из-за спины.
А сразу следом громкий стук, заставивший звякнуть ложку в сахарнице.
«Похоже, кто-то только что попытался втянуть ноги под стол…»
– Только вот не надо изображать из себя девочку, которая питается исключительно росой и нектаром, – с наигранной угрозой отвечает Алекс, ставя перед Максом самую большую из имеющихся в доме чашек. Красную с логотипом Нескафе. Ту самую, из рекламы более чем десятилетней давности. И чашка эта просто исчезает в двух обхвативших её руках с ухоженными пальцами. Аккуратно подрезанные ногти, ни единого заусенца… Алекс тут же прячет свои за спиной. К тому же на плите начинает шкворчать – а это отличный повод отвернуться и заняться перемешиванием содержимого сковородки. Ну правда, ведь не хорошо будет, если часть картошки подгорит, а часть котлет останется холодной?
– Извини, – снова прилетает в спину. – Мне надо было раньше признаться…
– Что ты парень?
– Что я гей.
Придерживаемая двумя пальцами крышка выпадает из них, но не обратно на сковородку, а с грохотом скатывается на пол. И нагибаться ли за ней – это вопрос, над которым ещё стоит подумать.
Алексу вообще кажется, что он сейчас не способен пошевелиться в принципе. Даже деревянная лопаточка в руке замирает неподвижно.
– Ну… главное, что не вегетарианец, – соскальзывает с языка. – А то мама бы расстроилась, узнав, что ты не оценил её котлет…
– А ты?
– Я тоже не вегетарианец.
Повисает неловкая тишина. Алекс вполне отдаёт себе отчёт, что Макс спрашивал не об этом. И будь они сейчас по разные стороны от мониторов, он бы, возможно, отреагировал по-другому. Но вот прямо сейчас, ощущая зондирующий спину взгляд, он способен лишь возобновить перемешивание картошки.
И ему действительно жаль, что этому занятию скоро приходится положить конец.
Решив не заморачиваться с тарелками (мыть ведь потом придётся), Алекс просто переставляет сковородку на деревянную доску в центре стола, достаёт вилки, режет хлеб… а когда тянуть дольше уже оказывается невозможно – садится тоже. На кухне нет ни одного стула, лишь мягкие сиденья, соединённые в форме уголка, и длинную часть этого уголка занял Макс, Алекс же присаживается сбоку, на более короткую половину, поджав ноги и собственным примером показывая, что можно начинать есть.
И сразу же ощущает приятный запах одеколона, идущий от Макса. Свежий, с нотками ментола и лимона.
Вилка плохо держится в руке, почти выскальзывает из пальцев, да и тянуться далеко: сковородка ближе к гостю. Какое-то время Алекс борется с собой, но всё же сдвигается к углу. А потом почти что пересаживается на половину Макса – но тот вдруг пододвигает сковородку в его сторону. При этом продолжая скромно клевать разломившуюся котлету с самого края.
И Алекс неожиданно обнаруживает удобную возможность рассмотреть этого парня. Ведь пока гость занят едой, и взгляд его направлен на стол, хозяина вряд ли поймают с поличным.
У Макса тёмные волосы, не слишком короткие – и потому видно, что они немного вьются. На гладко выбритой коже не слишком резких скул можно заметить несколько мелких шрамов, но только если хорошенько присмотреться. А ещё у гостя карие, немного раскосые глаза и полные губы. Конечно, не то чтобы накачанные силиконом, и «варениками» такие губы тоже не назовёшь, но даже на вид они выглядят мягкими. Алекс почему-то сразу вспоминает, что в описании Маркуса (персонажа Макса) особо подчёркивалось наличие узких бледных губ.
«Похоже, у него комплекс», – эта мысль вызывает улыбку. Особенно на фоне того, что сам Алекс передал своему персонажу практически все свои характерные черты, а субтильность, быть может, даже и преувеличил, сделав Джефа больше похожим на себя из школьных лет.
А вот у Макса с Маркусом, даже если не брать в расчёт аватарку, а одно лишь словесное описание в анкете, общего мало. И хотя Алекс всё ещё чувствует себя не в своей тарелке, у него нет ощущения, что в гости заглянул тот жёсткий и властный доминант, с которым он обычно имеет дело в игре. И который норовит трахнуть его при любом удобном случае, каким бы ни был сюжет: технологический апокалипсис, нашествие демонов или а-ля повседневные будни блудливой школоты…
«Хм, гей…»
«Нет, я сам – не мальчик-одуванчик… Но блин, Жизнь, тебе не кажется, что твои намёки могли бы быть и потоньше?»
Алекс не раз слышал от знакомых о «судьбе». Мол, когда всё складывается само и ведёт куда-то, лучше расслабиться и поплыть по течению, а барахтанье и сопротивление, типа, ничем хорошим не кончатся. И вроде бы он даже сам сталкивался с подобным – например, когда, несмотря на огромное желание и кучу времени, убитую на подготовку, так и не смог поступить на информационный факультет, хотя знал, что математические науки ему не даются… или когда после первого года посещения спортзала обнаружил, что объём бицепсов увеличился всего лишь на полсантиметра – хотя тренер с самого начала объяснил, что комплекция у него не самая подходящая для наращивания мышц, и посоветовал подсесть на протеины. И Алекс бы подсел, если бы не траванулся первой же купленной в специализированном магазине спортивной добавкой…
Взгляд невольно соскальзывает с гладко выбритого подбородка Макса на его плечо. Когда парень тянется к сковородке, а потом подносит вилку ко рту, водолазка на его руке натягивается, и становятся чётче видны проступившие на плече мышцы… если сравнить их с бицепсом Алекса… это всё равно, что поставить рядом ствол дуба и какой-нибудь не самой хилой рябины.
«Завтра же куплю себе абонемент с личным тренером и на двадцать занятий… нет, со следующей зарплаты. Хрен с ней, с новой видеокартой!»
– Ты в порядке?
Вопрос заставляет вздрогнуть. И вдруг обнаружить на себе взгляд внимательных, почти чёрных глаз.
– Кхм… да, а что?
– Ты не ешь. Я испортил тебе аппетит? Или, может, тебе противно сидеть со мной за одним столом?
– Нет, с чего ты… – запнувшись, не зная, куда деть глаза, Алекс начинает собирать на вилку один кусочек жареной картошки за другой. – Если бы я был из таких, я бы, наверное, не стал бы играть… ну, в подобное…
– Из таких?
– Из гомофобов.
– Понятно.
Заметив краем глаза, как Макс берётся за красную чашку, Алекс выдыхает с облегчением. И запихивает картошку в рот.
– Спасибо, что впустил, – неожиданно продолжает Макс. – Но если есть какой-то напряг, просто скажи.
– И что тогда?
– Тогда я уйду.
– Куда?
– Сниму номер в гостинице.
– А, ну да… ты же в командировке? Да не, нет никакого напряга, оставайся.
Только произнеся это, Алекс вдруг понимает, что напряг вообще-то есть. И не какой-то там пустячный. Дело в том, что в его звеняще-пустой голове неожиданно вспыхивает мысль: «Эй, а вдруг это мой шанс расстаться с девственностью? Конечно, обычно для парней это означает несколько иное, но хоть какой-то секс всё равно лучше его отсутствия, верно?»
Но Алекс тут же встряхивает головой.
«И вообще, кто сказал, что он меня захочет? Да и при его размерах… у него ведь наверняка всё большого размера…»
Постепенно раздумья возвращаются обратно к теории о судьбе, против которой не надо бороться. Однако в эту самую теорию вписываются одни только неудачи Алекса. Он не помнит ни одного случая, когда бездействие привело бы к какому-то счастливому событию. К тому же, взять хотя бы историю с ролевой… кто сказал, что это и есть «течение», которому стоит отдаться? Быть может, всё наоборот? Быть может, его увлечение – это тот самый бунт? Типа: «с девушками не везёт, дайте-ка я хоть с парнями виртуально покувыркаюсь»?
Честно говоря, больше похоже на бред. Алекс понимает, что он сам себя накручивает, и будет лучше выкинуть эти глупости из головы и просто отнестись к Максу, как к другу, зашедшему в гости.
А чем обычно занимаются друзья в гостях?
«Болтают о девках или играх, пьют, смотрят спортивный канал… вроде ничего не забыл?»
– Извини… – врывается в мысли голос Макса, – эм-м…
– Что? – Алекс замечает поставленную на стол пустую кружку. – Ещё чая?
«Блин, я веду себя как мама… или бабушка».
– Нет, спасибо… просто… тут такое дело – я до сих пор не знаю твоего имени.
– А!
Осознание приходит внезапно. А ведь он тоже не знает… «Макс» – это же всего лишь ник в чате, совершенно не означающий, что у владельца аккаунта такое же имя.
– Александр… то есть, Саша… Санёк. А ты? Максим ведь? Или?..
– Максим, – кивает гость и протягивает руку над почти опустевшей сковородой. – Очень приятно.
Алекс пожимает её. Сильно пожимает. Просто потому, что банально рад: его ладонь оказалась не намного меньше! Макс же будто специально лишь слегка напрягает пальцы. И Алекс вспоминает, что в фильмах, когда хотят показать гея, акцентируют внимание на слабости его пожатия. И потому даже не знает, то ли обидеться, что с ним только что обошлись, словно с хрупкой вазой, которую страшно раздавить, то ли попытаться представить Макса в розовом костюме фламинго, манерно закусившим губу и на каждом шагу вихляющим задом… или это больше относится к трансвеститам?
– Кстати, – Алекс подбирает последний кусок котлеты и отпивает давно остывший чай. – На форуме ещё есть парни? Я думал, там одни девушки играют.
– Не знаю, – Макс складывает руки перед собой, как учили когда-то в школе, и сразу становится похож на прилежного ученика-переростка. – А что?
В вопросе вроде бы нет ничего такого, и всё же кажется, что прозвучал он настороженно.
– Просто интересно… – встав, Алекс рассеянно доливает в чайник воды из-под крана, возвращает на подставку, включает и оборачивается. – А можно личный вопрос?
– Валяй.
Макс продолжает сидеть в позе прилежного ученика, только теперь он выглядит напряжённым. Если подумать, он с самого начала ведёт себя немного зажато, но сейчас его скулы резче выделяются на лице, и эти сложенные руки… Алекс где-то читал, что подобная поза считается закрытой. И что люди принимают её, пытаясь защититься или скрыть что-то, какие-то свои мысли. Или когда хотят отгородиться от собеседника. Что до самого Алекса, сейчас он упирается руками в край раковины за спиной. Значит ли это, что он открыт? Не нервничает и не боится?
«Бред».
– Как ты понял, что ты гей?
Несколько секунд не происходит ничего. Взгляд Макса не меняется ни на йоту. Но вот он опускает голову и теперь смотрит на свою пустую чашку так, словно ищет в ней ответ.
– Прости. Можешь не отвечать, – Алекс облизывает губы и косится на зашумевший, но пока не отключившийся чайник. – Кстати, не хочешь чего-то покрепче? У меня нет в запасе, но внизу круглосуточный маг-
– Нет, спасибо, – глухо отзывается Макс, даже не дав ему договорить, – чая достаточно. Ты не против, если я приму душ?
Алекс кивает. Потом спрашивает:
– Устал? Вообще, поздно уже… я могу постелить постель. Ты на чём хочешь спать? На диване или кровати?
– А ты? – реагирует Макс только на последний вопрос.
И при этом создаётся странное ощущение, что что бы Алекс сейчас ни ответил, услышит: «Тогда я тоже». Почему оно возникло? Разве не бред? Нет, он слишком сильно зациклился – вот и всё.
– Я обычно сплю на кровати, но для тебя она может оказаться… немного тесной.
– Хочешь, чтобы я лёг на диван? Где обычно спит твоя мама? Мне кажется, это плохая идея.
Алекс впервые видит улыбку Макса. Лёгкую, ироничную и такую заразительную, что просто невозможно не хмыкнуть в ответ.
– О'кей, только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Не буду.
Чайник отключается, но Макс уже встаёт из-за стола и идёт следом за Алексом, едва не врезавшись в открытую им дверь.
– Как видишь, санузел у нас совмещённый, шампунь вон на полке, а краны перепутаны, так что тот, что с синей меткой – это горячая вода… а полотенце… полотенце… – взгляд оббегает два ряда крючков на противоположенных стенах, но не находит ничего достаточно большого для вытирания тела. – Полотенце я принесу.
При попытке выйти и пропустить гостя в ванную, Алекс случайно оказывается прижат к косяку двери. Прижат чужим телом. Мужским. Твёрдым. И пахнущим свежим ментолом. С нотками лимона. Но только на пару мгновений, после чего выскальзывает из западни и поспешно скрывается в комнате, захлопнув за собой дверь и привалившись к ней спиной. Сердце колотится так, что кажется, слышно даже в коридоре. И ладони вспотели. Вытерев их об джинсы, Алекс распахивает шкаф и зарывается в полки.
«Наволочки, простынки… скатерть… о, полотенца! Боже, как стрёмно… Так, это маленькое… а это вроде побольше… может дать ему два? А это что, плед?»
Наконец он находит махровое банное полотенце, в которое любил кутаться в детстве – старое, но всё ещё довольно пушистое, и пахнет приятно: лимонным ополаскивателем. И запах этот даже немного схож с ароматом одеколона Макса.
– Смотри, если это не подойдёт, могу принести ещё дв-
Окончание фразы повисает в воздухе. Дело в том, что распахнув дверь, Алекс видит перед собой обнажённую спину, которая могла бы принадлежать какому-нибудь спортсмену – не бодибилдеру, а легкоатлету. Мышцы не выступают, но мягко перекатываются под кожей, когда Макс оборачивается. Кажется, Алекс застал его за расстёгиванием ширинки. Дорожка тёмных волос сбегает от пупка вниз и прячется под резинкой синих трусов. И её вид вызывает у Алекса приступ новой острой зависти: вот у него волосатость сильно понижена, не то что на теле, но даже на лице пока ещё толком ничего растёт – хоть он и исправно бреется почти каждый день. Но вопреки легенде: «чем больше бреешь, тем быстрее и жёстче растёт волос» – ему это пока не помогло от слова «совсем». А ведь волосатость – признак мужественности, так ведь?
– Вот.
Сунув Максу, едва успевшему подставить руку, полотенце, Алекс скрывается за дверью.
«Спокойно. Спокойно. Да, мне понравилось его тело. Но оно бы любому понравилось. А если я и правда гей – то уж тем более нечему удивляться и так волноваться… Блин, ну почему кому-то всё, а мне на роду написано быть дрыщом?!»
Почему-то особенно стыдно именно перед Максом. Перед любым другим красавчиком Алекс бы просто проклял природу с её разнообразием, но тут обидно прямо до слёз.
Из ванной доносится шум воды. Алекс расправляет постель, стелет чистые простыни на свою кровать у компа, стаскивает тяжёлое покрывало с маминого дивана… и останавливается перед зеркалом, встроенным в дверь шкафа. Смотрит на своё отражение: волосы светлые, но не особо густые, длиннее, чем у Макса, но всё не настолько запущено, чтобы уже завтра бежать к парикмахеру, иначе запишут в хиппи. Светлые глаза – крупные, сильно выделяются на лице, но так как Алекс избавился от болезненной худобы, прозвище «богомол» можно оставить в прошлом. И всё же рубашка висит на плечах. Если её расстегнуть, видно впалый живот. Разве что если напрячь мышцы… да, так даже появляются кубики пресса. Правда, издалека их не разглядеть, а только если подойти к зеркалу ближе. С грудными мышцами – та же история. Одно радует – шея больше не похожа на цыплячью. И от неё к ключицам спускаются две довольно заметные мышцы… или это жилы?
Отвернув подбородок в сторону и косясь в зеркало, Алекс пытается рассмотреть насколько чётко уходит линия за ухо… как вдруг ловит в отражение взгляд чёрных глаз.
А в следующее мгновение его обнимают, и шею обжигают горячие губы.