ГЛАВА 10

Неизведанное рождает страх. Именно он был моей первой эмоцией, когда, проснувшись тем утром, я ощутил перемены. Что-то было не так, и это что-то казалось всем вокруг.

Будто у окружающего мира кто-то выкрутил контрастность и звук на максимум.

Краски смешивались с птичьими трелями за окном. Обычно я их никогда не замечал, а сегодня вдруг они стали невыносимо громкими. Внутри зародилось странное желание накрыться одеялом или спрятаться в самую тесную щель, чтобы не выходить оттуда, пока все это не закончится.

Я почти никогда не болел, но происходящее сейчас походило на приступ тяжелой болезни, названия которой я не знал, лишь сердце колотилось так, будто готово выскочить из груди. Вдобавок я даже не мог подняться с кровати, меня словно вдавило тонной кирпича обратно в кровать.

“Наверное, так умирают инкубы”, – пронеслась первая мысль...

Пришедшей в комнату горничной-роботу приказал накормить завтраком Виолу и отправить девушку в город. Почему-то живо представилась ее реакция, если я стану трупом, а она окажется одна в огромном доме с кучей андроидов и котом.

Ей и так в жизни не повезло, а принимать мою помощь, чтобы хоть немного скрасить существование, мисс Райт не собиралась.

Впрочем, уже было неважно. Обзавестись сыном я, похоже, и так не успею.

Голова раскалывалась настолько сильно, что я позвонил единственному человеку в мире, которого был готов видеть перед смертью. Матери.

Ричарду бы тоже позвонил, но бесполезно. Не приедет. Похоже, он так и не простил меня за тот поступок…

Мать приехала спустя два часа после отъезда Виолы, наверное, не особо спешила.

Как всегда с неизменным чемоданчиком, похожим скорее на переносную лабораторию, чем на стандартную женскую сумочку. Ученая до мозга костей, почти как Ричард. Разве что брат выглядел на свой возраст, а вот мать благодаря нескольким пластическим операциям и постоянным визитам к косметологам казалась едва ли не нашей ровесницей.

Она стояла в дверях в идеально сидящем костюме, с прической без единого выбившегося волоска, цепко смотрела на меня взглядом лаборанта, изучающего мышь, а я впервые в жизни не слышал, о чем она думает.

Похоже, действительно все. Инкуб сломался.

– Как ты себя чувствуешь, Герберт? – спросила она, садясь на краешек кровати и ставя чемоданчик у ног.

Взгляд скользнул по моему лицу, почему-то захотелось, чтобы сейчас мама меня обняла и прижала к себе, но вместо этого она пощупала мне лоб и констатировала:

– Жара нет, но нужно измерить точнее.

Сколько себя помню, она всегда чувствовала ко мне исключительно научный интерес, это Ричард был для нее любимчиком, наверное, потому, что мог проявлять к ней ту самую ответную сыновнюю любовь. А я нет.

И все же нельзя было сказать, что меня она не любила. Любила, но не как сына. Скорее так любят удачное изобретение. Гордятся.

Меня этот факт никогда особо не волновал, всегда воспринимался чем-то самим собой разумеющимся, а вот сейчас кольнуло – неприятное давящее чувство.

– Все показатели в норме, – сообщила мать спустя час. – Я думаю, ты зря… – Она вдруг запнулась, на мгновение нахмурив брови и явно подбирая слово: – Запаниковал.

– Что-то явно не так. – Я был категорически не согласен. – Я больше не слышу твоих мыслей.

На лице матери отобразилось недоумение, и все же оно очень быстро сменилось спокойствием. Для меня она всегда была скорее доктором, и сейчас как специалист ничего ужасающего в здоровье не видела, а значит, и бить тревогу не стоит. Интересно, будь на моем месте Ричард, она бы так же поступила?

– Возможно, тебе стоит связаться с другими инкубами. Спросить у них, нормально ли подобное? – предложила она. – Но тебе ли не знать. Человеческий мозг так сложен, возможно, ты просто переутомился. Немного отдыха – и все само пройдет.

– На работе пациентам ты такие же рекомендации даешь? Само пройдет?

– Нет. Не сравнивай себя и их, – отрезала она. – Мои пациенты крайне редко говорят.

Вот. Опять кольнуло. В самое сердце.

Странное ощущение, которое я даже идентифицировать не могу, но очень неприятно.

Настолько, что мать захотелось прогнать.

Впрочем, она и сама засобиралась.

– Кстати, – уже в дверях задержалась она. – Что там с той девушкой? Уже назначили дату процедуры? У меня очень плотный график, скоро уезжать на конференцию, поэтому нужно заранее выкроить время.

– Еще не назначили, но я работаю над этим, – отозвался, и смутная догадка забрезжила в голове, а взгляд нашарил вчерашнюю запонку, которую неосознанно вертел в руках весь вечер, а после положил на прикроватный столик.

Едва мать ушла, я схватил камешек в серебряной оправе, долго вглядывался в грани алмаза и вспоминал дословно, что пожелала мне Виола, отдавая запонку:

“Все же жаль, что вы не умеете любить”.

Судя по тем чувствам, которые меня начинали накрывать одно за другим, пожелание начинало сбываться, правда, не совсем так. Любить я вряд ли научился, зато весь спектр отрицательных эмоций накрыл меня с головой.

Ох же и талантливая девочка! Спасибо, черт тебя побери!

Обычная застежка из манжеты стала хитрым артефактом фактически по одному слову Виолы, а то, что это именно она виновата, я даже не сомневался.

Иначе как еще можно было отключить все мои способности? А вернуть эмоции? Это ведь они сейчас кипели и разрывали мне голову похлеще чужих мыслей, будь я в толпе из тысячи человек.

Я отбросил запонку в дальний угол комнаты так, словно она была ядовитой змеей. Нашел в себе силы встать с кровати и уйти из комнаты туда, где должен закончиться радиус действия этой штуки.

Чем дальше от спальни, тем легче.

Уже на улице с первым вдохом полной грудью вернулось и привычное спокойствие. Мысли стали четкими, выверенными, больше никаких уколов в сердце, стука в ушах и прочих вносящих в жизнь смятение вещей.

Нужно приказать горничной выбросить запонку куда подальше, а лучше отправить под пресс. Вещица казалась мне опасной, а от подобного необходимо либо избавляться, либо изолироваться.

В свете открывшегося пришлось переосмысливать и саму Виолу. Не просто артефактор, а очень сильный артефактор. Так сходу было сложно определить уровень, но та хаотичная легкость, с которой она творила то, что раньше называли магией, – поражала.

Без осознания и умения пользоваться такими способностями девчонка могла натворить немало бед, сама не разумея последствий. Это еще хорошо, что мисс Райт была правильно воспитана, не вращалась в криминальных кругах, не скатилась по наклонной, иначе кто знал, куда могли быть пущены подобные возможности.

У артефактов прошлого был один негласный принцип – не делать оружия массового поражения. Современное общество же благородством особо не страдало.

Инкубы могут сколько угодно строить идеальную утопию, но всегда будут низы и верхи. Первые будут мечтать прорваться вверх, а вторые – не допустить подобного прорыва. Это определенный столп стабильности, убрав который, можно сломать отлаженную систему. Человеческая натура так устроена, что ей требуется борьба, хоть какая-то, хоть за что-то. Инкубы просто пытались не допустить кровопролития в этой борьбе, сделать жизнь низов более комфортной, чтобы их стремление наверх не несло разрушительного характера.

А вот Виола, сама того не осознавая, если о ней узнают не те люди, может стать сама по себе оружием. Мне она пожелала чувствовать, а если в сердцах пожелает город снести, что тогда? Или космодром, который ей так не нравился?

Моя компания занималась освоением ближайших космических просторов, готовились первые колониальные экспедиции на Марс. Я ведь не шутил, говоря, что очень скоро нашей планеты человечеству станет мало, а Виола обвиняла в загрязнении окружающей среды, но это лишь сопутствующий ущерб ради великой цели. Первые очистные заводы уже были запущены одним из кузенов – Марком, и его дело обязательно продолжит сын, которого ему не так давно родила одна из девушек. Везунчик.

Мысли прервал визофонный звонок. С удивлением прочитал на экране имя брата. Сам он мне не звонил уже очень давно. Обычно первый шаг всегда делал я.

– К тебе приезжала мать, – не здороваясь, констатировал он, стоило только поднять трубку. Произнес обвинительно, будто забывал, что она и моя мать тоже, и права на нее у меня точно такие же.

– Да, – коротко ответил я. Вряд ли Ричард звонил поинтересоваться моим здоровьем. – А есть какие-то проблемы?

– Да, ты выдернул ее от Вероники. Она наконец-то смогла выкроить время пообщаться с внучкой, но ты снова все испортил.

Поморщившись, я потер висок, пытаясь вспомнить, кто такая Вероника и почему мать ездила к какой-то одной из сотен внучек вообще. Как правило, за ней подобного не водилось.

Впрочем, разгадка лежала на поверхности.

– Это которая дочь Клары?

С той стороны раздался скрежет зубов брата. Значит, угадал. Клары.

Вот только брат мог злиться сколько угодно, а я все тогда сделал, чтобы открыть ему истинное лицо той девушки. Ему, может быть, не было видно, а я слышал каждую мысль маминой лаборантки, с которой проходил научную практику Ричард. А ведь он ее даже замуж позвал…

– Это которая и твоя дочь тоже, – выплюнул брат. – Мог бы иметь совесть и не лишать девочку хотя бы бабушки, раз отцом стать нормальным не смог. Хотя о какой совести вообще речь…

– Ты не понимаешь, – начал я в попытке оправдаться, но прозвучало по-идиотски. – Со мной было что-то непонятное…

Договорить Ричард не дал.

– Да-да, мать рассказала о твоем якобы предсмертном одре. Не знал, что ты еще и ипохондрик. Впрочем, неважно. Судя по голосу, умирать ты не собираешься.

– А ты, похоже, расстроился. – Ехидство само сорвалось с губ, и краем глаз я увидел, как тупая жестянка-горничная вместо того, чтобы держать запонку от меня подальше, притащила ее на террасу и положила рядом со мной на столик. Нужно проверить процессор, я приказывал ее унести из спальни, а не приволочь на террасу. – Ты был бы, наверное, рад, если б я сдох.

На мгновение с обратной стороны повисло молчание.

– Нет. Я был бы рад, если бы ты не был таким бессердечным ублюдком, – все же ответил Ричард. – Веронике почти десять лет, и она постоянно спрашивает, где ее отец. Ты мог бы хоть ради приличия навестить дочь.

В его голосе звучала странная боль. Обычно я ее не замечал, а сейчас слышал, даже не видя лица брата, словно было что-то еще, о чем я не знал.

– Почему именно ее, а не сотню других? Только потому, что она дочь Клары?

– Клара умерла три года назад от рака, – выдавил брат. – Веронику воспитывают ее родители. Хотя кому я это рассказываю. Тебе все равно плевать.

Ричард бросил трубку так же неожиданно, как и позвонил.

Короткие гудки еще долго отдавались в ушах эхом, сливаясь с моим учащающимся сердцебиением.

Проклятая запонка – это все она.

Я поднялся с кресла, на котором сидел, хотел снова сбежать, но что-то остановило. Мысль о Кларе, которую в последний раз видел незадолго до рождения дочери, и о ее смерти. А еще о Ричарде, который мне никогда не простит того, что эта девушка не выбрала его.

В этой сложной истории все было просто как дважды два.

Клара была карьеристкой до мозга костей, желала построить карьеру в научных кругах и своим ориентиром выбрала мою мать. Брак с Ричардом открывал ей феноменальные перспективы, начиная от денег моего брата, заканчивая связями. Но было еще кое-что. Пока этот идиот умирал от любви к ней, она мечтала изучить феномен его рождения без инкубского таланта.

До сих пор помню выдержку из ее докторской:

“Ричард Роберт Стоун – пол мужской, 22 года, человек обыкновенный, без способностей…”

Ему, разумеется, она ничего не говорила, а меня он и слушать не хотел.

Все сломалось, когда Клара в очередном исследовании обнаружила полное бесплодие Ричарда. Это несколько шло вразрез с ее честолюбивыми планами. Родить наследника ему она не могла, а тут еще я вмешался в идиотском желании раскрыть брату глаза.

Предложил ей родить ребенка мне. Я ведь мог дать ей все то же самое, что и Ричард, и даже больше, если бы получился мальчик. Взвесив все за и против, она согласилась. Мы даже не спали с ней, она сама провела оплодотворение под микроскопом, вот только где-то ошиблась в подборе материала – и в итоге родила девочку.

Расставание Клары и Ричарда вышло гадким, а мне он так и не смог простить – того, какой ценой я избавил его от этой женщины.

Вот только теперь выяснилось, что связь с Кларой и он, и моя мать продолжали поддерживать втайне от меня, и даже дочь навещали. Веронику.

При этом имени сердце скрутило в тугой узел, и тут же вспомнилась вторая часть фразы Виолы – про моих детей, лишенных отца. Вот же пожелала на мою голову.

Нужно точно избавиться от этой запонки!

Я посмотрел на ее серебрящийся в свете солнца металл и испытал сильнейшее желание – размахнуться и выбросить артефакт куда-нибудь подальше, чтобы потерялся в идеальном газоне из травы, так, чтобы даже робот-садовник не нашел. Но вместо этого я осторожно поднял его со стола и отправился в кабинет.

Там некоторое время изучал финансовые документы по содержанию Клары и ее дочери за последние годы. Деньги поступали к ним регулярно, суммы большие, даже очень большие. Таких наверняка хватало бы на великолепную жизнь на широкую ногу. По моим меркам ничего особенного. Ровно такие же суммы перечислялись и остальным. Мне не жалко же.

Вот только съездить и посмотреть на Веронику отчего-то захотелось.

Интуитивное любопытство, все же она была одной из первых детей.