Такси заказывали? Глава 2

Светофор за мостом продолжал перебирать цветами, будто забытая до майских праздников новогодняя гирлянда. Под мостом с разудалыми гудками, как глашатай конца света, пролетал поезд. А я смотрела во все глаза на мистера-не-Бонда-и-не-таксиста-но-очень-симпатичного и думала: представиться в ответ или он обидится.

Водитель вздохнул, поднёс к уху трубку и сказал:

– Мама, извини, но я не везу твою парикмахершу. Да, обещал. Да, ждёт. Вышла накладка, я вызову ей такси. Оно там должно недалеко стоять... Да, я помню. Извини ещё раз. Нет, не на работе. В пробке. Буду.

Ему что-то ответили, Мистер Элегантность погрустнел, отложил на панель телефон и снова посмотрел на меня так, словно я была виновата во всех его неурядицах. На самом деле, только в одной и совсем чуть-чуть... Мне представилась парикмахерша, бегающая вокруг салона красоты в фирменном халате и кричащая «Такси! Такси». Бедная, и в праздники работает...

– Я так похожа на парикмахершу? – спросила я.

– У них какие-то особые приметы? – наморщил он нос.

– Точно не усы, лапы и хвост. Ну, спасибо, что подбросили. Пожалуй, я пойду, – пробормотала я и потянулась к двери.

– Куда?! – воскликнул Мистер Элегантность.

И я только сейчас увидела, что с моей стороны к нашему автомобилю пристроилась фура. Синий брезент, грязные колёса, дырчание, как у дракона на переправе. Приоткрыв дверь, я поняла, что только анорексичный крепыш способен пролезть в образовавшуюся щель. Дальше или фуру таранить, или обращаться в дух и вылетать сизым дымком...

Водитель перегнулся, почти меня коснувшись и вызвав волну непредвиденного волнения, и захлопнул дверь.

– Вы с ума сошли?! – Он обжёг меня взглядом. – С крайней третьей полосы? В такую гущу машин?

– Но я... – и ничего не оставалось, как одарить его моей коронной улыбкой невинной весталки и хлопнуть ресницами. Запрещённый приём, но я блондинка, мне можно. – Извините.

Красавец рыкнул, сказал, что довезёт, и застыл каменным истуканом, уставившись на задний буфер заляпанного грязью УАЗика. Я откинулась обратно на спинку кресла.

Вылезти не получится, зато как было удобно сидеть!

Хоть и немножко неудобно... Однако и в этой ситуации имелись плюсы – хорошо, что я застряла в пробке не в той колымаге впереди. Судя по видимости за забрызганным задним стеклом, в памятнике советским внедорожникам перевозили весь дом, запихав как попало, но влезло не всё – палка торшера с повязанной красной тряпицей торчала из окна. На решётке сверху громоздился диван, точнее, его останки, тоже обвешанные красными тряпочками, как какое-нибудь дерево влюблённых в ущелье Дыркырдыр.

Светофор снова зажёгся зелёным, мой водитель взялся за руль, но мы не сдвинулись. Казалось, ни УАЗику, ни фуре ехать никуда было не надо. А нас стиснули с обеих сторон, как в домике. Со стороны водителя почти вплотную протянулось ограждение между встречными полосами. За ним – плотное скопище машин в противоположную сторону.

Выбраться, по идее, можно было через багажник, но я представила себе эту картину и тут же с удовлетворением решила, что эквилибрист из меня не очень. К тому же пакеты с реквизитом преградили путь к свободе. Вдобавок я на каблуках, на голове укладка. Зря я, что ли, смотрела два часа, как девочка в парикмахерской из моего цыплячьего пуха делает чудесные златые локоны? Нет уж.

Итак, пути к отступлению оказались перекрыты, так что можно было спокойно расслабиться и вкушать плюсы салона класса люкс. В кресле хоть зарядку делай, хоть калачиком сворачивайся!

Водитель продолжал пыхтеть и поглядывать на мобильник явно с желанием сварить его в кипятке или воспламенить взглядом. Если так будет продолжать, у него точно получится!

А я не люблю долго молчать и тем более не люблю напряжённую обстановку. И, если уж на то пошло, повода напрягаться у меня не было: пули не свистят, на спектакль я ещё не опоздала. В крайнем случае сделают прогон и без крыльев, а до семи вечера я или пешком дойду, или мы доползём...

– А усы у них всё-таки бывают, – высказала я мысль вслух.

– У кого? – воззрился на меня замученный жизнью красавец.

– У парикмахеров. И даже у некоторых парикмахерш, если в Нахичевань1 заехать.

– Вы ещё бородатую женщину вспомните, – буркнул водитель.

– Это которая на Евровидении? – оживилась я. – Как её забыть! А песня-то классная была!

– Не помню.

– Хотите напою? – Я радостно развернулась к нему всем корпусом.

– Не надо! – рыкнул в ответ не-Бонд, и я осеклась.

Но обидеться не успела, поэтому заметила:

– А зря. Я хорошо пою.

Он покосился на крылья и феечкины рожки из пакета, нахмурился и бросил:

– В детском саду? Воспитательница, что ли?

Я даже возмутилась: где он видел воспитательниц в таких воздушных платьях, на таких каблуках и с прической Мерилин Монро? Ну и что, что очень похудевшей? Ладно, платья под пальто не видно. Декольте тоже. Зато налицо алая губная, тени «smoky eyes» и мои ресницы! Я их так тщательно завивала прибором, который папа называет «привет от инквизиции» и весело ругается, когда я предлагаю ему что-нибудь завить. Люблю папу пугать и погоняться с щипчиками за ним по квартире.

Нет, вообще желание этого красавца присвоить мне то одну профессию, то другую мне не понравилось, что побудило меня ляпнуть:

– Почему в детском саду?! Может, в стриптиз-клубе?

Он выпрямился, резко обернулся и посмотрел на меня внимательнее. Затем покачал головой.

– Нет. Детей туда не берут.

– Почему это детей?! – возмутилась я. – Я вполне совершеннолетняя и даже с высшим образованием.

Чуть не ляпнула про «половозрелую».

– Но не с таким взглядом, – констатировал он.

А с каким? Я думала, мой взор – чарующий и полный соблазна... В инструкции к «щипцам для завивки ресниц» было написано: «Хотите магический взгляд, привораживающий мужчин?»

Я очень хотела! Но не-Бонд добавил:

– Поживёте с моё, поймёте.

– Неужели вы пенсионер? – снова вырвалось у меня.

Он взглянул на меня прискорбно и объявил, как приговор:

– Мне сорок. Почти...

– Подумаешь? – Пожала я плечами. – А мне двадцать пять.

– Взрослым врать не хорошо.

– Паспорт показать?

– Хм? – Он опять внимательно посмотрел на меня и буркнул: – Не надо.

Я вздохнула с улыбкой.

– Ну и хорошо, а то за шампанским всегда хожу с документами. Нет, мне это, конечно, льстит, но думаю, что возраст — это не то, чем хвастаются.

– Мои года - моё богатство, – невесело усмехнулся красавец и постучал пальцами по рулю. Похоронный марш.

Я заметила белый след от кольца на пальце. С ним явно что-то не так... А я категорически не могу, когда рядом кто-то грустный, и поэтому я опять развернулась к нему всем корпусом и заявила:

– Нет, я вовсе не о том. Моей прабабушке девяносто, и она повторяет одну и ту же фразу, как заезженная пластинка, еле стоит на ходунках, но может огреть кузена веником, чтобы потом улететь на пол, потому что не удержалась, и когда её спрашиваешь, растирая синяки мазью: «Бабуля, тебе девяносто уже, когда помудреешь?». Она отвечает, что чувствует себя, словно ей двенадцать, и не понимает, почему собственно должна сдерживаться, если очень хочется кому-то по попе веником. Мудреть она не собирается, ей и так хорошо. А я, несмотря на свой возраст, знаю, что агрессией делу не поможешь, конфликты нужно решать мирными переговорами, и вообще чувствую себя старше и её, и даже родителей. Так что возраст тут совершенно не при чём!

Красавец смотрел на меня неотрывно, точнее на мои губы. Потом перевёл взгляд на глаза и спросил:

– Почему вы все, женщины, так много говорите?

Я озадачилась.

– А это плохо?

– Да.

Я вздохнула и потянулась за телефоном.

– Ну ладно, тогда помолчу.

– Прекрасная мысль. Как ни странно...

– Угу, я же блондинка...

– Извините, вырвалось.

– Не извиняйтесь, я не обиделась.

– Правда?

– Правда.

– Ого, – присвистнул он.

– Не свистите, денег не будет. Придётся на самом деле таксовать.

Красавец хмыкнул. Светофор снова поиграл жёлтым-красным, фура утробно порычала, УАЗик рыгнул на нас угарным газом. Мой водитель взялся за руль и проехал полметра. И всё опять встряло. Видимо, это судьба.

Я устроилась на кресле поудобнее и включила 4G в телефоне. Мы же не разговариваем? Нет. Жалко, конечно. У него мимика интересная. И глаза. И нос, как у римского патриция. Или у итальянца. Да какая разница? Не говорим и не говорим... Может, человеку жизненно важно сейчас помолчать? А лучший способ не разговаривать – поболтать с кем-нибудь в соцсети. Я написала Валюхе:

«Звезда моя, я в пробке, еду, точнее больше стою. Но, пожалуйста, не звони».

«Почему?»

«Неудобно.»

«Сколько тебе ещё ехать?»

Я глянула на часы, на столпотворение на проспекте и подумала, что вечность. Но набрать в ответ не успела, потому что теперь красавец развернулся ко мне всем торсом, опёрся о руль и спросил самым возмущённым тоном:

– Что вам, вообще, женщинам, надо?!

Я моргнула.

– Лично мне? Ничего.

– Вот только не надо этого...

– Хорошо, – кивнула я. – Вы как-то определитесь: надо или не надо. Но если прямо сейчас, а имеет всегда смысл только то, что прямо сейчас, мне надо, чтобы вы выдохнули, расслабились и улыбнулись. Всё остальное и так прекрасно!

– Зачем?!

– Не люблю, когда люди нервничают. Я за позитив.

– Жизнь в розовых очках?

– В розовом цвете. Я б вам спела про это песню, но вы не хотите...

– Не люблю самодеятельность.

– А если я оперная певица?

– Нет.

– Почему нет?

– Вы не толстая. Сопрано неоткуда выдавливать.

– А контр-альт?

Красавец воззрился на меня поражённо и даже массивные часы на запястье поправил:

– Вы поёте басом?

У него очень красивые часы! А руки ещё лучше. Вот разве можно быть таким идеальным на вид и таким букой? Поэтому тянуло потроллить.

– Всё возможно. Может, у меня, несмотря на комплекцию, самый низкий женский певческий голос с большим диапазоном грудного регистра: от фа малой октавы до соль второй октавы. И я исполняю роли мальчиков в опере. Ну, как вариант... А, может, конечно, пою в джаз-бэнде. Или в церкви. За батюшку. Или в душе, когда моюсь, на радость соседям. В общем, вы же ничего обо мне не знаете...

– Не знаю. А должен?

– Не должен. Но было бы неплохо понимать, что вы оказались запертыми в одной машине не с маньяком.

– Скорее это должно тревожить вас.

– Неа, не тревожит.

– Почему?

– Вы добрый: маму любите, чужих детей и неизвестно кому покупали много шуб, которые пока несмотря ни на что не отдали бомжам...

– Э-э... – моргнул красавец. – Интересно, как вы сделали все эти выводы?

– У меня большие уши.

– Скорее глаза... – В его взгляде что-то изменилось. – Любопытно, что ещё я не знаю о себе?

– Что вам ужасно повезло сегодня?

– В чём же? – усмехнулся он. – В том, что я с утра ругаюсь с бывшей женой? Что она шантажирует и выносит мне мозги, словно три дня назад мы не развелись? Что меня залила соседка? Что пробил колесо? Что я ещё не завтракал? Что не привёз на восьмое марта матери стилиста, как обещал? И вообще встрял в пробку?

– Но ведь могло случиться худшее и не случилось? – сказала я, зарываясь почти по голову в пакет у ног.

– Что, например? Инопланетный корабль не упал мне на темечко? – фыркнул красавец.

– Нет, вам повезло в том, что вы сегодня проснулись. И не умерли.

– А должен был? – озадачился он.

– Нам никто не гарантирует, что мы проснёмся, – подмигнула я. – Знаете, почему я оптимист и всем довольна?

Не-Бонд мотнул головой, разглядывая меня ещё внимательней, словно Гарри Поттер царевну-лягушку в зоопарке под стеклом, которая у него на глазах принялась во что-то превращаться. Не факт, что в красавицу, несмотря на смоки айс, однако ж...

Я протянула ему упакованный в полиэтиленовую пленку сэндвич.

– У меня принцип такой: «Умри с утра».

– Как оптимистично!

– Если подумаешь, что сегодня утром ты мог умереть, то все проблемы становятся как-то не очень серьёзными.

– «Умри с утра»? Хм... Отравленный? – спросил красавец и сэндвич взял.

– Только если пестицидами в огурчике... Шампанского не предлагаю, вы за рулём. «Умри с утра» не предполагает лишиться водительских прав.

– А есть? Шампанское? – облизнулся красавец.

– Есть, – я приподняла бутылку, и на руку прицепились белые крылья.

– Здорово. Вы точно или маньяк, или ангел.

– Вы уж как-нибудь решите для себя.

– Проверю экспериментальным путём, – заявил мистер-фаталист и откусил сэндвич.