Глава 2
Блудсворд попытался провести рукой по моей щеке, но я отшатнулась, и граф укоризненно покачал головой:
– Элисон! Вы как испуганный зайчонок. Почему вы так меня боитесь? Разве я когда–нибудь обижал вас или давал повод думать обо мне плохо?
Я попробовала сглотнуть, но в горле совсем пересохло:
– Тогда… в малиннике. Патер Вимано…
Граф изумленно приподнял брови:
– Малинник? Патер Вимано… припоминаю, так звали священника, который заведовал приходом в Сэнтшиме лет пять назад. Но при чем здесь он? И малинник?
В его темных глазах заплясали насмешливые искорки, а я снова ощутила жуткую раздвоенность, когда непонятно, где настоящее, а где видения или бред. Была ли та встреча в малиннике правдой или она только приснилась мне? Помню, как прислуга судачила о смерти патера Вимано, а в день похорон у меня был приступ, поэтому не запомнилось почти ничего.
Я не могу себе доверять до конца. Слишком часто забываю важное и помню то, чего никогда не было.
– Все просто, моя недоверчивая Элисон, – благодушно продолжал его сиятельство. – Мне давно пришло время обзавестись наследником, а вы хороши собой, милы и равны мне по происхождению. Кроме того, вы не вертихвостка и не проводите ежедневно по пять часов у модистки, как ваша младшая сестра. Короче говоря, вы мне подходите. Да, у вас нет состояния, но я достаточно богат, чтобы не нуждаться в дополнительных средствах. Зато вы и ваши родственники никогда не станете пытаться диктовать мне, что мне делать.
Я недоверчиво посмотрела на графа. Сейчас он казался почти милым, а его слова пусть неромантичными, но разумными. Я и не надеялась выйти замуж по любви. Я вообще выйти замуж не надеялась.
Кто он? Мой детский страх, личное чудовище из липких кошмаров? Или обычный мужчина, которому не повезло родиться с горбом?
Он ведь наш сосед уже много лет и никто кроме меня его не боится и не чувствует запаха крови.
Не сделаю ли я величайшую глупость в своей жизни, отказав ему?
Я уже открыла рот, чтобы сказать, что согласна, когда он оскалился, и сразу стал похож на волка, который долго и успешно притворялся собакой.
– И если ты откажишься стать моей женой, я все равно найду способ, – его рука впилась в плечо, оставляя синяки. – Ты будешь принадлежать мне.
– Больно!
– Разве это “больно”? Ты даже не представляешь, что такое настоящая боль. Тебя ведь никогда не били, Элисон?
В снисходительном тоне мне почудилось обещание. Даже живот заболел от страха, и я решилась.
– Я скажу маме, что вы грозились меня мучить!
Он засмеялся мне в лицо, словно этого и ждал:
– Давай! Беги к матери и расскажи, как твой жених обещал замучить тебя до смерти. Батлемская лечебница для умалишенных ждет! Знаешь, что там делают с пациентами?
Граф прикрыл глаза и его голос изменился, зазвучал глухо, чуть надтреснуто.
– Их держат взаперти, как животных. В грязи, за решетками, вдалеке от солнечного света. В рубище. Они постоянно кричат, стонут и воют, – он содрогнулся, словно от воспоминания. – А уж какая там вонища…
Еще немного, и у меня бы точно начался припадок. Я прикрыла глаза, силясь побороть дурноту, как от морской болезни.
– Держат всех вместе – мужчин и женщин. Догадываешься, чем это заканчивается? Ублюдков, которые рождаются от подобных союзов, сразу забирают от матери на воспитание в дом призрения. И можно рожать следующего. Особо буйных заковывают в цепи или привязывают к кроватям ремнями. А если будешь слишком беспокойным пациентом, тебе пробьют голову зубилом, чтобы выпустить демонов. Вот здесь, – он ткнул узловатым пальцем мне в висок. – И после этого тебе уже будет все равно, где ты находишься сейчас и кем была когда–то.
Я не хотела слушать его рассказ, но не слушать его было невозможно. Слова повисли в воздухе – тяжелые, правдивые и оттого особенно жуткие.
– Вы там были? – спросила я, еле шевеля губами.
Ни одна сплетня о Блудсворде не упоминала Батлемскую лечебницу для умалишенных, но так рассказывать можно только если сам прошел через ад и вернулся.
Граф помедлил и кивнул. Мне показалось, что в его темных глазах мелькнул страх.
И я вдруг поняла, что сочувствую его сиятельству.
Батлем. Незримый меч над моей головой, причина, по которой я, как умею, скрываю свои странности.
Дверь за спиной Блудсворда раскрылась:
– О, я вижу, вы поладили. Ах, девочка моя, как я тебе завидую! Любовь – такое прекрасное, светлое чувство. Помнится, мы с твоим отцом…
Блудсворд моргнул. Оскаленный монстр исчез, уступив место вполне привлекательному мужчине.
– Миледи, я рад сообщить, что мисс Майтлтон сделала меня счастливейшим из смертных, сказав “да”. Осталось назначить день свадьбы.
– Мама, он лжет! Я не выйду за него!
Маменька посмотрела с укором, как всегда, когда я ляпаю что–то, по ее мнению, неуместное.
– Дорогая, не говори глупостей. Твои шутки совсем не смешны. Сэр Блудсворд, надеюсь, вы не станете воспринимать всерьез это девичье кокетство.
– О нет, миледи. Я все понимаю…
“Но это правда”, – шепнула я одними губами.
Бесполезно. Мать всегда слышит только то, что хочет слышать.