Глава2

Мы с Пашей дружили с восьмого класса.

Нас поставили в пару на двадцать пятое мая танцевать вальс. Ни он, ни я не умели ничего такого. Наступали на ноги друг другу и смеялись. Его друг, Антон устал смотреть на нашу пытку и предложил помощь. Так как хореограф был занят другими аутсайдерами.

Так все и началось.

С тех пор я видела только Пашку в своих мечтах, а рядом Антона, как нашего лучшего друга. Правда потом, остались только я и Паша. Антон в одиннадцатом классе от нас откололся. И я винила себя в том, что встала между ними, и разрушила дружбу. Но поправить ничего не смогла. Он сделал выбор за всех нас, и я приняла его, как и Паша.

Сейчас я вспоминала свои мысли почти десятилетней давности, то, как верила, что мы с ним одно целое. Нечто настоящее, что ничем не разрушить. Слово «навсегда» идеально вписывалось в мои мысли.

В итоге я вхожу в нашу съемную квартирку и смотрю на все под другим углом.

Фото на стенах, оставленные вещи. Пара чашек с недопитым кофе говорили о том, что ничего не произошло. Но душа напоминала о подлости двух близких мне людей.

Вопросы «за что» и «почему» теряли актуальность. Разве измену можно объяснить настолько, чтобы в ответ прозвучали слова: «Окей, я поняла. Ты прав». Я сейчас совершенно ничего не понимала, закидывая вещи в хлипкий чемодан.

Не обращая внимания на звонивший в сотый раз телефон, я стояла и смотрела на все оставленные безделушки. Не уверена, что вернусь за ними потом, да и не жалко.

После детдома у меня было немного нажитых вещей. Не забирать же с собой купленную сковороду. А все ценное из детства, хранимое как память о маме и бабушке я уже упаковала.

Слезы лить прекратила, пусть и знаю, что они еще появятся. На данный момент этого было достаточно.

Закрыла дверь и, спустившись по лестнице, вышла на улицу. Села в такси и поехала к другой подруге. Только слово больно жгло, напоминая о том, что все люди могут быть полны предательского яда. Надеюсь, что в ней, его либо нет, либо направлен будет не в меня. Не могу же я всех под одну гребенку, пусть и подорвано это слово «дружба» навсегда.

- Люсь, - она открыла мне и посмотрела на чемодан.

- Привет. А ты чего?

- Могу я остаться у тебя ненадолго? – голос звучал жалко, уверена, что и выглядела я не менее неказисто. Ну и слово подобрала.

- Так, входи, - она фактически затолкала меня к себе и, схватив мои вещи, утащила их в комнату сына. – Умойся иди, а потом на кухню.

Ее командный тон вызвал смешок.

Мы познакомились с ней на моей первой работе после интерната. Без образования при этом с учебой наперевес я работала по выходным. И все лето после сессии в одном и том же кафе. Она была там администратором. И как-то сразу взяла меня под свое «крыло».

У нее имелась строгая внешность и громкий, командный голос. Она была справедлива и в то же время добра. Плюс все это вмещало в себя средний рост и стройную фигуру с платиновым блондом.

Повесив куртку и сняв обувь, я прошла в ванную и, разглядев свое лицо, застонала. Я забыла, что была накрашена. Сейчас меня легко могли спутать с пандой и закрыть в клетке зоопарка.

Когда я вышла на кухню, на столе лежала открытая коробка конфет и две дымящиеся чашки чая.

- Садись и рассказывай.

- Не командуй, - в шутку возмутилась, опускаясь на предложенный стул.

- Не упрямствуй, ребенок.

- Мне двадцать восемь.

- А мне… неважно, - махнула рукой. - Но мой сын младше тебя на семь лет. Так что для меня ты как дочь. Съела конфету, запила чаем и быстро рассказала. Гадать не стану и выпрашивать тоже.

- Ла-адно, - грустно протянула.

Взяла чашку в ладони и повернула голову к окну что-то высматривая, собираясь с мыслями. Проговорить увиденное вслух оказалось довольно сложной задачей. Но Люда не торопила и терпеливо ждала.

- Пашка… С Любой изменил мне.

- Пашка, который муж?

- Угу.

- С Любой, которая твоя подруга. Та блондинка?

- Угу.

- Вот скоты, - она ударила по столу и встала.

- Угу.

Моя шея автоматически втянулась, а голова опустилась еще ниже.

- Так, я сегодня выходная, Сашка на учебу уехал еще на прошлой неделе, так что в его комнате останешься. А пока давай доедай и сходишь со мной в магазин, мне надо туфли купить.

Посмотрела на нее удивленно.

- Что? Надеялась на то, что сопли помогу тебе на кулак наматывать и поддакивать? Нет уж. Сегодня поревешь еще ночью, а завтра поговорите с ним и поставите точки. А спрашивать о процессе не стану. Потом расскажешь, итак, выглядишь затравленной, чтобы еще и от моих вопросов тошно стало тебе.

- Не хочу говорить с ним, - словно каприз выказываю, отвечая ей. Рано говорить, мне бы сначала поверить во все это, да осознать.

- Значит, поговоришь тогда, когда сможешь. Уж чего в тебе всегда было много, так это мужества.

Неужели такой она меня видела? Откуда во мне мужество? Это даже звучит смешно. Я была и остаюсь обычной. Работаю бухгалтером, нарабатываю опыт под руководством Галины Никифоровны. Снимаем уже несколько лет однокомнатную квартирку, и все на что мне хватало смелости — это откровенное белье на день рождения мужа, потому что первый взнос – это очень много. Мы умели себя ограничивать ради будущего.

Благо после детдома на счету были деньги по потере кормильца. Собралось почти полмиллиона, из которых я не потратила ни копейки. У Пашки тоже были. Наверное, это самая умная вещь, которую мы сделали, оставив все на тех же счетах под процентами. Сейчас делить не придется.

Боже, о чем я думаю.

Я была из тех, кого легко приобрести. Не как товар на полке, нет. Просто, легко было войти в доверие, расположить к себе. Я дружила со многими людьми, была открыта им, но близких друзей не так много. Все же настолько глубоко в себя впускать я не могла. Раньше меня ранили, предавали в подростковом возрасте и когда стала еще немного старше, но это было давно, по-девчачьи. Свою ценность я осознала с Пашей и Антоном. Это было самой постоянной вещью моей жизни, пока и она не пошатнулась.

В некоторых местах со временем все же отросла броня, но на сердце я такую даже не надевала. Решила, что муж сбережет. Оказалось, что он и покалечил. Именно поэтому я оказалась уязвимой и потерянной сейчас. Да и кто бы устоял?

Сквозь боль и осознание предательства, я ощутила озноб. Паша был тем, кто согревал осиротевшую душу, сейчас это только мучило. Его заботливые руки, казалось, душили меня даже на расстоянии, и я больше не ощущала себя в них в безопасности.

- Я люблю его… Людунь, - вымолвила, даже не осознавая этого. Просто сказала.

- Знаю я… Знаю…

Я оказалась в ее объятиях и стало еще больней.

Она не жалела меня. Она сожалела о том, что мне пришлось испытать. Как тогда, когда умер ее муж, я сожалела о боли и потере моей подруги. Она обняла и замолчала, как три года назад попросила о том же меня сама.