Глава 1.2

***

Наутро я проснулась с тяжёлой головой. Сердце колотилось, будто я всю ночь бежала через тёмный лес. Ничего не изменилось: Ян не вернулся, денег нет, работы толком тоже. Ещё и Лариса Николаевна вчера намекнула, что им нужны «надёжные сотрудники без личных драм». И я поняла: здесь я просто тяну время, а реальность уже стучится в двери.

Постояла в коридоре, глядя на бежевое пальто Яна, лежащее комком. Словно он вывернул наизнанку всё, что когда-то было нашим. Мой взгляд скользнул по старому шкафу, где у меня хранились две сменных футболки, пара брюк, тёплый свитер и немного нижнего белья. Я вздохнула. Если я в ближайшие недели не найду другой выход, меня попросят из квартиры за неуплату — хозяйка не собирается делать поблажек.

А если даже останусь, то что? Полдня в библиотеке, зарплата — гроши. Сестра не помогает, у самой детей куча.Одна я не вытяну эту Москву. Не сейчас. Не в моём состоянии.

Вдох-выдох. Я взяла сумку из-под кровати — ту самую, с которой когда-то приехала в столицу. Перекинула через плечо, пошла по комнатам. Пара свитеров, джинсы, немного белья, расчёска — вот и весь мой багаж. На кухне осталось несколько пакетиков чая, но я не стала их трогать. Даже смешно — будто оставляю «на потом».

Когда всё сложила, вдруг ощутила странную лёгкость. Словно отпустила свою гордость, своё упрямство, своё «я обязательно справлюсь сама». Я так долго стыдилась своего деревенского прошлого, а теперь бегу обратно, с поджатым хвостом. Но у меня есть ребёнок, и я не могу быть гордой до конца, рискуя остаться на улице.

Такси до вокзала. Серый город за окном. Сердце сжимается, когда проезжаем мимо лавочки, где мы когда-то ели пирожки с повидлом и смеялись, утирая друг другу крошки с губ.

На вокзале — затхлый воздух, потрёпанный автобус, пустые взгляды таких же уставших людей. Купила билет до родного посёлка. Села у окна. Дорога длинная, неровная, но я почти не чувствовала тряски. Мысли были где-то в другом месте.

Я закрыла глаза, уткнулась лбом в стекло и прошептала:

— Мам, я еду домой.

***

Автобус остановился у маленькой станции на окраине посёлка. Вышла, держа сумку двумя руками. Воздух пах влажной землёй, тополиным пухом и чем-то до боли родным. Деревья склонились над узкой дорогой, как будто ждали меня.

Мамин дом был всё там же — покосившийся забор, облупившаяся краска на крыльце. Но в окнах горел свет. Я подошла, постояла, не решаясь постучать. А потом дверь открылась сама.

— Олесь… — мама. В одном халате, босиком, с растерянным лицом. — Ты… приехала…

Я кивнула и не смогла сказать ни слова. Только прижалась к ней щекой, как в детстве, когда боялась грозы.

— Пустишь? — выдохнула я.

— Конечно, доча, ну что ты… проходи…

Дом пах свежим хлебом, сушёными травами и уютом. Мама усадила меня на кухне, поставила чайник, разрезала пирог. А потом села напротив и спросила:

— Что случилось?

И я рассказала. Всё. Как он ушёл. Как назвал. Как молчал. Как я ходила, искала работу, пыталась дышать. Как сестра посоветовала избавиться от ребёнка. Как в один момент я поняла — всё. Я больше не держусь. И только одно могу сейчас — вернуться туда, где меня ждут.

Мама слушала молча. Только в глазах было столько боли, как будто она проживала это со мной. Когда я закончила, она взяла мою руку, сжала крепко и сказала:

— Ты сильная, Олесь. Ты справишься. А здесь… здесь тебе никто не скажет, что ты клуша. Здесь ты — моя дочь. И ты не одна.

И в тот момент я, наконец, позволила себе заплакать. По-настоящему. Без стыда. Без сдержанности. Потому что впервые за эти дни рядом был кто-то, кто меня любил. Не за косички, не за смех, не за городские амбиции. А просто — потому что я есть.