Глава 5

Не помню даже как так быстро штаны натянула и из кабинета вылетела. В себя пришла только тогда, когда до эскалатора добежала. Голова раскалывалась, ноги подкашивались, а сердце громыхало настолько дико, словно мне только что лошадиную дозу адреналина внутривенно вкололи.

Капец просто! Ну и денёк сегодня. Вот так вот живёшь себе и живёшь, даже не знаешь, что стерва судьба тебе приготовила.

Влипла так влипла.

Ничего не скажешь!

А всё, блин из-за этих панталонов, мать их! Которые, между прочим, из чистой синтетики изготовлены и заду в них на само деле некомфортно. Натирают… Да и с размером не угадала. Зато стоят как одна папина зарплата за месяц.

Дура.

Ещё и магнит для неприятностей в придачу.

Нет, Оскар красавчик, не спорю! Не мужик, а мечта ходячая. Вот только на головушку малость кукунутый.

Если он такой хреновый, то почему никак из головы не свалит? Интересно, а член у него такой же красивый, как и его мордашка смазливая?

Да что же я творю…

Какого чёрта воображаю?

Совсем рехнулась.

Походу это были не просто сигареты. А с наркотой.

После того, как я покинула филиал ада на земле, я не смогла дотерпеть до дома. Сама не понимаю, как так вышло, но перед выходом на улицу я забежала в уборную, чтобы избавиться от невозможного ощущения, ядовитым огнем охватившим нижнюю часть живота и, забаррикадировавшись в кабинке, поработав пальчиками, к удивлению избавилась от накопившегося дискомфорта за минуту...

Новый рекорд, блин!

Неужели, чертов кретин, папенькин сыночек олигарха, меня реально возбуждает?

Твою ж...
Всю дорогу от магазина до дома я проклинала себя, ненормальную, самым отборным матом. Но сколько ни старалась переубедить собственное сердце… не могла. И с горечью осознала, что только от одного воспоминания, или же имени богатенького ублюдка, меня в холодную дрожь бросает, в животе миллион бабочек просыпается, а в промежности пылает настоящее жерло вулкана.


— Слабачка! — крикнула в голос и тут же разбудила соседских дворняг, с головы до ног окативших непрошеную гостью писклявым лаем.

Побежала. Так быстро, как только могла, мысленно внушая собственному “Я” неоспоримую истину:

«Только Не влюбляйся... Только не влюбляйся! Иначе больно будет. Ведь вы из разных миров. А когда наиграетесь, проклятый монстр раскрошит твое сердце в мелкие щепки. После чего, ты официально вступишь в фан-клуб тех дур, которые из-за этого поганца смазливого, вены себе вскрывают, не в силах смириться с отказом.

***

Наконец, я добрела до знакомого дворика, сплошь обросшего дикой растительностью. Жили мы, к несчастью, можно сказать в деревенской глуши. Вообще, наш пригородный район давно как списали под снос. А на его месте, в скором времени, построят очередную дачку какого-нибудь богатенького крутелика. Типа Оскара… Желтоглазого, богатющего ублюдка!

Осмотревшись по сторонам, убедившись, что на улице нет ни единой души — я в кусты прыгнула, направляясь к дряхлой хрущёвке.

Посёлок находился в паре километров от города. Пришлось с пересадками тащиться. Плюс ко всему, ещё и полчаса пешком драпала. Как лошадь ломовая до потери пульса ужасно утомилась. Жрать и спать безумно хотелось.

В посёлке сгустилась тьма. Когда я, добравшись до дома, уткнулась лбом в ржавую дверь нашего раздолбанного подъезда, то с ужасом поняла, ведь адрес-то мажору назвать забыла.

Всё вынюхал, пёс смердячий!

Поэтому и не поинтересовался.

Интересно, а знает ли наш Всевышний, что я нелегал? Ну то есть нелегально проживаю в доме, который уже давно как под снос списан? Ещё полгода назад всех жильцов распустили. Только мы с батей остались.

Нам некуда податься. Новую квартиру, выделенную государством, мы продали, расплачиваясь с долгами. Папка ведь мой, алкоголик заядлый, чтоб его! В долги влез… Вот и выкручиваемся теперь. Всё пропил. Даже сервиз свадебный.

С горя… После смерти маминой.

Скрипнув расшатанной дверью подъезда, я метнулась на второй этаж дома. Вцепившись в ржавую ручку, осторожно открыла дверь «так называемой квартиры».

Как обычно, не заперта.

Естественно!

У нас ведь проходной двор для всякой там швали подвыпившей. Собираются, периодически, дружки по несчастью на огонёк. Вот и сейчас, разум охватило знакомое предчувствие, словно тут тусовка часом ранее во всю гремела.

Только этого сейчас не хватало для полного счастья!

И так день «как по маслу» прошёл. Так ещё и эти… Барыги снова полы своими нечистотами заблюют, месяц отмывать буду.

Сделав несколько глубоких выдохов для успокоения, я проскользнула в прихожую, плотно прикрыв дверь.

Тишина.

Слышно лишь как старенький телевизор хрипит, у которого антенна отошла, от чего на экране чёрно-белые полоски танцуют.

Я прохожу в гостиную, с отвращением морщась от сильного перегара, смешанного с запахом протухшего мусора. В «гостевой комнате», развалившись на ободранном диване, в позе «беременной пузом кверху», сладко похрапывает мой отец.

Господи…

Ну как только люди могут скатится до такого парашного состояния?

— Привет, па! — пинаю пустые пивные банки и моментально от ярости закипаю.

Снова пьянку устроил.

Сколько их тут?

Десять-двадцать бутылок?

Насчитала пять от самогонки и ещё семь пивных.

Ну и дела!

Батя молчит. Видимо, конкретно нажрался!

Подхожу ближе. Не сразу замечаю омерзительную жижу желтовато-коричневого цвета, лужицей разлитую прямо напротив дивана. В которую, блин, вступаю!

Благо хоть кроссовки снять не успела.

— Твою ж! — вскрикиваю едва в обморок от отвращения не падаю. — Отец! Отец, блин! Утро доброе! Вставай! Я же просила не бухать больше! Мы ведь договорились!

Так, спокойно, Ди! Спокойно…

Ему просто время нужно.

У него всё ещё шок.

Время лечит. И скоро он поймёт, что жизнь продолжается. Что жить и двигаться дальше нужно…

Несмотря ни на что.

— М-м-м... — тупо мычит в ответ и на бок перекатывается, поворачиваясь ко мне задом.

В этой рваной, застиранной до дыр майке, в поношенных спортивках, с грязными волосами он выглядит так жалко, что я, мгновенно ему все самые ужасные ошибки прощаю. Потому что понимаю! Черт подери, я так сильно его понимаю! А именно то, что он до сих пор никак не может справиться с горечью утраты. Ведь мамы больше нет.

А сестра… Сестра в коме.

И во всём этом дерьме он виноват.

Виноват, в том, что не смог вовремя нужную сумму на операцию собрать. Как и виноват в том, что не смог с управлением автомобиля справиться.
Мать умерла от рака. Столько времени прошло, а по ощущениям, словно только вчера похоронили.


А затем… ещё одна беда случилась.

Авария.

По вине отца.

Вместе с младшей сестрой, они ехали в школу. В этот день шёл нещадный снегопад. Дорогу поглотил толстый слой льда. Автомобиль занесло. Отец не справился с управлением и машина, перевернувшись, на приличной скорости улетела в овраг.

Сестра, в настоящий момент, балансирует на грани жизни и смерти. А ему… хоть бы что!

Незначительное сотрясение и ушиб ноги. Но в душе… ненависть к самому себе и глубокая психологическая травма. На всю оставшуюся жизнь.

***

Смахнув жгучие слезы с влажных ресниц, из горьких эпизодов прошлого я вернулась в ещё более горькую реальность.

Перевожу взгляд на эту несчастную, скатившуюся на самое дно социальных классов личность, развалившуюся на прогнившем диване, и с болью ощущаю, как сердце кровью обливается. А ведь когда-то отец был перспективным спортсменом. Атлетом. Олимпийским чемпионом с бронзовой медалью по биатлону. Именно тогда, в далёкие девяностые он и встретил мою мать — чемпионку по фигурному катанию. Благодаря генам, во мне и бушевала эта дикая страсть к танцам.

И вот, после кончины мамы, отец из некогда красивого молодого спортсмена, превратился в пузатого тюленя, окончательно поставив жирную точку на своей звёздной карьере. Сейчас он волочил своё жалкое существование в разваленной избушке, которую я, насмехаясь, называла: «дом века, пещерного человека», и работал на консервном заводе, кое-как зарабатывая нашей скатившейся семье на кусок сухаря.

Поразительно, как в любой момент может лихо твоя судьба измениться.

Я нервно вздыхаю и вплотную к дивану приближаюсь. Стягиваю с покоцанной спинки плед и бережно укрываю единственного родного человека, оставшегося вместо со мной в этом холодном и жестоком мире. Как вдруг невольно замечаю свежие синяки на его бледном лице.

Снова подрался.

Судя по пустынной комнате, признаков какой-либо бойни, в данный момент, не наблюдалось. Обычно-привычный бардак, разбавленный хаосом. Прям как на свалке.

Мебель мы давно уже распродали, а из посуды у нас только одноразовые тарелки остались.

Я грустно вздыхаю, заботливо укрываю немощную тушку отца шерстяным одеялом, и с отчаянием на душе, снова проклинаю отца упрёками.

Одно и тоже. Одно и тоже. Каждый день. И сотый раз. Как мантру… повторяю слова поддержки:

— Папочка! Мы справимся! Слышишь! Справимся! Ведь у тебя есть я! Ради меня… И ради сестры ты должен избавиться от своей зависимости.

— М-м-м… — только и может вымолвить.

Наверно, не понимает просто.

Я злюсь.

Но сдерживаюсь.

Ругать его сейчас, всё равно что споткнувшегося старика до полусмерти запинать.

— Я верю! Верю, что наша малышка поправиться… и мы наскребём нужную сумму для лечения. Обещаю.

В ответ, сквозь беззаботный сон, отец снова прошипел нечто невнятное. Почти себя до белой горячки себя.

— А мне работу предложили. Хорошо оплачиваемую. Связанную с танцами. Как я и хотела. Как и вы хотели… Почти.

— Гм-ы-ы-ы, — снова мычит, бык умирающий.

— Папа! — я на крик срываюсь. Просто не могу! Просто достало уже всё! Почему я вечно должна за нас двоих отдуваться?! Твоя дочь на панель собралась! В стриптиз-клуб! И для этого великого дела развратное бельё из магазина стащила!

Молчит.

Пытается смысл слов переварить, наверно. А может дрыхнет просто. Тогда, я ещё раз настойчиво выкрикиваю, намереваясь докричаться:

— Старый осёл! Не слышишь, что ли? Твоя дочь себе карьеру проститутки собралась строить и будет абсолютно перед любыми уродами ноги раздвигать!

Кажется, докричалась.

Но вместо возмущения, слышу невнятное бормотание.

Пытаюсь разобрать слова… И в шоке столбенею.

— Я н-не против. Если д-душа горит… не буду единственной д-дочурке крылья о-обрывать. Если х-хочется, в-валяй! Главное шоб п-платили.

Я не узнаю собственного отца.

Это не он.

Это просто дьявол какой-то бездушный, овладевший телом моего отца. Говорит его прокуренным голосом и, плюс ко всему, маску немолодого, вечно уставшего работяги на себя напялил.

Отец прочищает горло и своими словами, будто острым кинжалом, в самое сердце лупит:

— А я и не с-сомневаюсь, что ты м-многого стоишь! Гены, все т-таки! Моя породка!


Со всей силы пинаю недопитую пивную бутылку, разбивая склянку о ближайшую стену и, убеждая себя жалкую, что это он просто во сне разговаривает не осмысленно, решаю поскорее в другую комнату убраться. А лучше, в другую квартиру.

Так и сделаю.

С завтрашнего дня.

Ведь моё терпение… не железное.

Я всего лишь маленький, брошенный котёнок, вопреки всему, возомнивший себя большим тигром.

Надолго ли?

До того момента, пока жизнь смыслом наполнена.

До того момента, пока существует тот, ради которого стоит жить.

Вопреки всему.

И несмотря ни на что.

Моя тяжело больная сестра...

Уставшая и голодная, перепрыгивая через осколки битого стекла, я направилась на кухню. Открыв холодильник, печально застонала, глядя на засохшие трупики тараканов. Неудивительно, тараканы и те даже, при таких-то жизненных условиях, повесились в этом проклятом холодильнике.

Перекусив просроченными сухарями, я завалилась спать. Чего ждать от завтрашнего дня я понятия не имела. Ведь в голове до сих пор вертелась последняя, словно брошенная точно в спину граната, фраза директора торгового центра «Алмаз»:

«Вечером завтрашнего дня к тебе автомобиль явиться. Не забудь хорошенько подмыться и побриться...»