9

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Я, наконец, подняла глаза, и увидела того, кто принес мне чудесный букет. Передо мной стоял среднего роста и плотного телосложения, молодой мужчина в пальто и, чуть позади него, пышная дама. Резкий аромат ее парфюма ударил мне в нос.

- Ирина Григорьевна, - выдохнула я, узнавая в женщине мамину коллегу. Я не видела ее лет пять. Затем, вновь перевела взгляд на мужчину, мучительно вспоминая, кто же это. Но Ирина Григорьевна опередила меня, протискиваясь, как танкер, вперед, и заявляя с материнской гордостью:

- Камила, это – Славик, мой сын.

Я отошла в сторону, пропуская гостей. Они разулись и сняли верхнюю одежду, а затем, прошагали в зал, где уже был накрыт стол. Не успела я отойти от двери, как раздался очередной звонок – в этот раз на пороге показались Маша со своей семьей – 2 – летним сыном, одарившем меня самой теплой улыбкой в мире, и мужем. Родственники вручили мне пакет с подарком, и так же прошли в зал.

Я последовала за ними, нерешительно застыв у входа в комнату.

- Цветы надо поставить в воду, а то завянут, - назидательно-учительским тоном сообщила мамина коллега, и я, забрав букет со стола, ринулась с ним на кухню.

Где же эта ваза? Я перекопала все шкафчики, затем, наконец, отыскала большую банку, и, заполнив ее водой, аккуратно поставила в нее розы. Надо же, мой первый букет. Я нежно провела кончиками пальцев по бархатистой поверхности лепестков. Красиво.

- Это кто подарил – то? Ухажер? – заглянув на кухню за водой для сына, вопросила Маша.

- Славик, - обернувшись, ответила я, отходя от букета и подавая сестре бокал с чистой водой.

- Теть Ирин сын, что ли? – Маша округлила глаза, выказывая этим свое удивление.

- Ага, - я вяло улыбнулась, не имея никакого желания идти к гостям.

- Богатые они, - сухо констатировала сестра, - он, кстати, очень похож на крота.

Машино сравнение попало в точку. Стоило мне сесть за стол, как я действительно нашла сходство Славика с кротом из советского мультика «Дюймовочка». Идеально зализанные на бок, блестящие от геля, черные волосы, чисто выбритое лицо, отглаженный костюм и накрахмаленная рубашка. По профессии – юрист. По жизни – маменькин сынок. Как бы Ирина Григорьевна не расхвалила своего сына, мне стало очевидно – человек в свои 25 все еще был привязан пуповиной к своей маменьке. Ни собственного мнения, ни свободного мышления, ничего не было в этом правильном Славике.

Мама и тетя Ира беседовали о работе, Маша что-то пыталась доказать своему мужу, успевая при этом кормить сына, а Славик был поглощен поеданием котлет. А я, такая лишняя на собственном дне рождении, устремила взор в окно – там уже стемнело, вдали виднелись светящиеся окна соседних домов и загорающиеся фонари. Тоска в очередной раз сковала мое сердце, когда я поняла, что никто из моих подруг не поздравил меня. Мой верный спутник – одиночество, незримой рукой обнял меня за плечи, отчего мне сразу же захотелось разрыдаться.

Я, не замеченная никем, улизнула на кухню. Стоящий на столике букет уже не радовал меня. Ну невозможно подарками заполнить ту тоску, что вновь и вновь напоминала о себе. Здесь было нужно совсем другое, неповторимое. Родственная душа. Я, прижавшись лбом к окну, наслаждаясь прохладой стекла, молчаливо смотрела вдаль. Глаза обожгли слезы, и я часто-часто заморгала, сердясь на себя – это что, я скатываюсь в жертвенное состояние? Я всей душой не хотела ей быть. Смахнув слезинки с ресниц, я отошла от окна и вернулась в зал.

Там, как раз тетя Ира и ее сын уже, выйдя из-за стола, собирались домой. Мама, завидев меня, обратилась ко мне:

- Камил, а мы на завтра с тетей Ирой и Славиком договорились, что поедем все вместе в театр. Там как раз премьера. Славик теперь на машине и заедет за нами. Ты как?

Мама выразительно посмотрела на меня своим особым, учительским взглядом «не вздумай перечить мне». Боже мой, что она задумала, неужели и правда, Славик метит в мои ухажеры? Я перевела взор на тетю Иру – она, слишком сладко улыбаясь, смотрела на меня. Затем, я посмотрела на ее сына – Славик смущенно смотрел на меня.

- Я не знаю, получится ли у меня поехать с вами, - решилась сообщить я, и мамины брови выразительно поползли вверх.

- У меня были другие планы, - тут же добавила я, вызывая своим ответом гамму реакций на лицах – от почти оскорбленного выражения у тети Иры, досады у Славика, и строгости – у мамы.

- Ладно, да завтра еще есть время, - примирительным тоном сказала мама.

Я промолчала – ибо не хотела давать надежды на то, что не собиралась делать. Тетя Ира и ее сын, попрощавшись, наконец, ушли, следом и за ними отправились и Маша со своей семьей – на тот момент мой маленький племянник уже почти спал, и они вызвали такси.

Я, взяв кусочек праздничного торта, забралась на кресло, что стояло у окна. Поглядывая сквозь небольшую щель меж штор на ночную улицу, я медленно, размышляя, поедала лакомство. Бисквит был хорошо пропитан сиропом, а кусочки грецкого ореха добавляли особую пикантность торту. Мне нравился его вкус.

- Ну, и как это называется? – раздался усталый голос, и я, повернув голову, застала маму, стоящей на пороге в комнату.

- Ты о чем? – я облизала ложечку и положила ее на тарелку.

- Ты сама знаешь, - мама тяжело вздохнула, - я тут, понимаешь ли, стараюсь. Славик – образованный, умный молодой мужчина. К тому же, неплохо зарабатывает для нашего города. Тебе не кажется, что это неплохая партия для тебя, Камил?

- Я думаю, этого недостаточно, чтобы он мне понравился, мама, - честно ответила я, глядя на ее вмиг погрустневшее лицо.

- Ах, Камила, - она подошла ко мне, проводя ласковой рукой по моим волосам, - ты посмотри на меня. Твой папа мне очень нравился, да что говорить, я обожала его. И посмотри, к чему это привело? Сколько лет мы мучились рядом с ним! И хорошего-то вспомнить не могу. Самое лучшее от него – это вы, и больше ничего. И вот, что я скажу тебе – не нужно, чтобы мужчина нравился тебе, главное, чтобы он был в восторге от тебя.

В словах мамы была доля правды, а еще сквозили грусть, разочарование собственным выбором и страх за меня.

- А Славик в восторге от меня? – шутливым тоном вопросила я, хотя, на самом деле, мне хотелось разрыдаться. Потому что мне стало невыносимо тяжело на душе от ее признания.

- Ну, Славику, ты, конечно, понравилась, еще бы, такая чистая, красивая девушка. А вот тетя Ира прямо под хорошим впечатлением от тебя.

Я, на миг, закрыла глаза, и тут же увидела свою возможную, ужасную жизнь в будущем: инертный Славик, властная, контролирующая его, и теперь меня, тетя Ира в лице свекрови. Я содрогнулась от страха.

- Нет, мама. Я не поеду с вами. Мне уже 18, и я хочу делать сама свой выбор, и, даже если я ошибусь – это будут мои ошибки, - произнесла я, глядя прямо ей в глаза.

Что-то вроде яркого осознания, что я – действительно не маленькая девочка, и уже тем более, не кукла, промелькнуло на мамином лице. Мягкая улыбка тронула ее губы, и она благосклонно произнесла:

- Ты права.

Я уже собиралась спать, когда телефонная трель заставила меня как можно скорее взять трубку.

- Алло?

- Камил, с днем рождения! Полдня звоню до тебя, не могу дозвониться! – раздался теплый голос Насти.

- Спасибо, - сдавленным голосом произнесла я, смежив веки.

- Ты что, какая грустная? Все в порядке? Я соскучилась так по тебе с Катькой, кстати, до нее вообще нереально дозвониться! Алло, Камила?

Я шумно сглотнула сдавливающий мое горло, горький ком. Мои пальцы задрожали от нахлынувших чувств: радости, что Настя не забыла про меня, от того, что хотела рассказать ей, что случилось с нашей дружбой, об испытаниях, выпавших на мою душу. Но, все, что я сделала, широко улыбнувшись, будто Настюша видела меня сейчас, ответила я максимально бодрым голосом:

- Все хорошо, Настя! Я тоже так соскучилась! Ну, рассказывай, как там Москва?

Мы еще минут пять разговаривали, и я была рада, что подруга повелась на мои вопросы и не стала допытывать меня расспросами. Когда я легла спать, то позволила себе окунуться в прошлое, дабы отогнать от себя демонов, обещавших мне одиночество и несчастливую жизнь, как у мамы. Я вспоминала Тимура, наше первое свидание, его голос и тепло, исходящее от его сильных рук. И, если раньше, я представляла кого-то из книг, этакого героя из моих фантазий, то теперь, все эти месяцы, в моих мечтах был живой человек. И лишь его я видела в своих самых прекрасных фантазиях.

Утром, 8 марта, я встала около семи, для выходного – праздничного дня - удивительно рано. Я приняла неспешный душ, пытаясь успокоить себя и унять воспоминания прошлого года – смерти бабушки. Вода лилась и лилась на голову, делая мокрыми мои волосы и уже влажное от слез, лицо. Она смывала мою печаль и тревогу. Я потянулась к своему любимому гелю для душа и вылив его остатки на ладонь, с сожалением понимая, что он закончился. Надо будет купить еще.

Когда я вышла из ванной комнаты, то обнаружила, что мама уже куда-то собирается. Поцеловав ее в щеку, я, разливая по чашкам чай, задала маме вопрос:

- Мам, ты куда? Для театра слишком рано.

- Надо родственниц навестить, отвезти садака (милостыня), ты же помнишь – сегодня год, как нет бабушки.

Она отвела взор в сторону, но я уже успела заметить, как заблестели глаза мамы от слез.

- Помню, - я обняла ее за плечи, - хочешь, поеду с тобой?

- Нет, не нужно, я оттуда потом поеду к тете Ире, - мама улыбнулась мне, погладив по моей руке, - а ты чем заниматься будешь?

- Не знаю, - я пожала плечами, - почитаю, посмотрю кино. Может, погуляю.

- Вот погулять – поддерживаю, - мама отодвинула штору, и на кухню ворвался яркий, солнечный свет, - ух, какой сегодня день!

Вскоре, мама ушла, а я, вымыв посуду, наконец, переоделась – скинув с себя фланелевый халатик, натянула майку сине-голубого цвета и надела домашние штаны с растянутыми коленками. Это была удобная одежда, но никак не элегантная. Элегантность сейчас волновала меня меньше всего. Чтобы развеяться, я включила радио, и, о, чудо, на нашей местной радиостанции заиграла одна из моих любимых песен – я запела, повторяя слова Земфиры, выливая со своим пением все чувства, что копились в моей груди и терзали меня. Это был мой способ избавляться от боли.

Песня еще не успела закончиться, а я – напеться всласть, как в дверь позвонили. Это было так неожиданно, что я даже подпрыгнула на месте. Кто это мог быть? Я ведь никого не ждала и не особого хотела видеть. Я замерла, размышляя, как поступить и тут же, следом раздался телефонный звонок. Я поднесла трубку к уху и взволнованным голосом произнесла:

- Алло?

- Открывай, - послышался бархатистый, глубокий, мужской голос.

Я, пронзенная услышанным, потрясенная, взволнованная и словно в бреду, поспешила к входной двери. Мои пальцы дрожали, когда я неумело, словно разучившись это делать, открывала замок. Мое сердце отбивало безумный, бешеный ритм, оглушая, опьяняя, разливая горячую кровь по моему телу, когда я слабой рукой потянула дверь на себя. Мое дыхание прервалось, когда я увидела на пороге Тимура.

- Привет, - дрогнули его полные губы, а в глазах вспыхнуло пламя.

- Привет, - будто из глубины колодца, ответила я, не сводя глаз, как зачарованная, с мужчины. Он был в кожаной куртке, джинсах и туфлях. Вся его поза выражала расслабленное состояние, но я знала – передо мной стоит самый опасный хищник. На лице, с привычной щетиной, особо выделялись глаза – магнетические, властные.

- Пригласишь зайти или тут пообщаемся? – насмешливым тоном вопросил Тимур.

Я, будто проснувшись, отошла в сторону, пропуская его со словами:

- Да, да, конечно.

Его не нужно было приглашать дважды. Мужчина шагнул в квартиру, сам закрывая дверь. Я, прижавшись спиной к стене, молча, наблюдала за ним, с восторгом втягивая в себя знакомый аромат, который он принес с собой – мускуса, горько-сладкого, опасного. Эксклюзивный аромат Тимура. Он, меж тем, разулся, аккуратно ставя свои элегантные туфли в сторону. А вот куртку снимать не стал. Интересно, это потому, что он прячет под ней ствол? Или просто зашел ненадолго?

Тимур обернулся, выразительно глядя на меня – его взор прошелся по моему лицу, на котором не было и грамма косметики, затем лениво спустился по моей обнаженной шее, отчего кожа на ней стала покалывать, после – задержался на моей груди, спрятанной за простой майкой, и я с ужасом поняла, что на мне нет бюстгальтера. Я резко подняла руки, неосознанно, в защитной позе, скрещивая их на груди. Но было поздно – потому, что глаза Тимура вмиг потемнели, а лицо приобрело какое-то странное, непонятное мне выражение.

- Проходи, - произнесла я, спешно обходя его и направляясь на кухню. Я, сама того не понимая, бежала от его откровенного взгляда. Не оборачиваясь, я как бы невзначай спросила:

- Чайник поставлю?

И хотя я говорила вроде бы спокойно, внутри меня бились тысячи птиц – волнение, радость, воодушевление, надежда и страх. Но не успела я, и сделать более трех шагов, как сильнее руки настигли меня, обхватив за талию стальным кольцом. Тимур развернул меня к себе лицом, а затем, раздался его властный голос:

- Мы с тобой еще не поздоровались, Камила.

И его губы – горячие, напористые – накрыли мои губы, одаривая меня голодным поцелуем.