4. Самая деловая леди

— Решили вернуться? — приветствовал её хриплый смех. То было в работном доме брендамского порта. Криво сколоченные двухъярусные кровати тонули в табачном дыму. Полумрак и непрестанное движение в разных комнатах и коридорах навевали ощущение кошмарного сна, будто это было логово каких-то порождений мглы. Леди не должна была даже приближаться к такому месту; но Валь настолько осточертел поиск того самого каменщика, что она отбросила все прочие варианты. Надо сказать, она никогда не думала, что люди могут жить в подобных условиях. И не только приплывшие с большой земли проныры, но и местные.

Тем не менее, жалованье, которое хотели островитяне, начиналось от полтинника иров в неделю и совершенно не входило в её планы. А полукровки и тененсы напрочь отказывались за меньшие деньги играть в ту игру, которая требовалась, чтобы их приняло семейство Моррва.

Все, кроме этих двух.

Банди, шатен с пышной бородой как у уроженцев Харцига, и его немой друг, громила Мердок. Оба были желтоглазыми, но Банди совершенно явно происходил с континента. Мердок вполне сошёл бы за коренного жителя Змеиного Зуба, но он наотрез отказывался работать без Банди.

Вдвоём они стоили тридцать иров в неделю, притом, что Мердок мог заменить, наверное, двух грузчиков разом. А Банди казался открытым и приятным мужчиной. За тем лишь исключением, что он не выглядел как островитянин.

Валь решительно выдохнула и села рядом с ними на скрипучий табурет. В горле будто когти скребли из-за табачного дыма. И зуб начинал болеть сильнее.

— Да, господа, я вернулась. Я решила, что мы с вами поладим, — заявила она. — Но, чтобы это сложилось, я должна больше знать о вас, и вам придётся выполнить кое-какие условия.

— Чудно, — улыбнулся Банди в усы. — У нас тоже есть кое-какие требования, но и мы с мистером М. решили, что сработаемся с вами.

— Давайте ваши условия вперёд, — вздохнула Валь и сжала тряпичный ридикюль покрепче в своих руках. Будто это помешало бы кому-то его выхватить.

Мердок с интересом высунулся с верхней лежанки, а Банди сел, облокотившись на свои колени, чтобы уж совсем не ломать приличия. Хотя они были полураздеты по меркам джентльменов, и о манерах речи и так не шло. Наверное, поэтому леди не положено было общаться с рабочими без представителя.

— Во-первых, мы с мистером М. работаем под псевдонимами. Как вы догадываетесь, мы каменщики, потому что были каторжниками на континенте. И, как вы тем более догадываетесь, нам удалось оказаться здесь благодаря восстанию графа Демона.

«Беглые заключённые», — устало подумала Валь. — «Прекрасно».

— Во-вторых, нам нужно два выходных в неделю, а не один. Не ради пятничного вечера; мы, если что, не пьём, мы только курим.

«Ну, у нас тут все курят…»

— В-третьих, мы хотим работать с едой и проживанием. Ну и тогда это будет стоить тридцать иров в неделю. Нам всё равно, как нас будут называть и за кого считать, но раз уж вы решаете, то нам главное быть честными друг с другом.

Глядя в его доброжелательные лимонные глаза, Валь пыталась понять, за что он был осуждён. Про Мердока можно было сказать сразу — за убийство. Такой громадный мужчина мог наступить на кого-нибудь и уже прикончить. Хотя то, что ему отрезали язык, вроде бы означало, что он сказал что-то лишнее своему господину.

Ну а что касается Банди… человек, которому так легко поверить, наверняка был мошенником. И на каменоломне отрабатывал награбленное у честных людей. «Валь, что ты тут ещё делаешь? Пора уходить», — вяло сказал ей внутренний голос, и она махнула на него рукой.

Для кладбища Моррва вполне сойдёт.

— Чудно, — подняла она брови, и Банди сразу оживился, поняв, что её это устраивает. — Теперь мои условия. Если мы договоримся…

— …не сомневайтесь, я думаю, вы не предложите ничего такого, что заставило бы нас отказаться, — и бородач еле слышно хмыкнул.

— Во-первых, если вы затеете какие злодеяния, даже не думайте, что вам удастся втянуть в это семейство Моррва. Я работаю в следственной службе Брендама, и, если вы пойдёте не той дорожкой, я без сомнения отдам вас в руки закона. Со мной вы будете сотрудничать, только если поклянётесь, что вы действительно хотите начать на острове новую жизнь, а не продолжать старое.

— В этом можете не сомневаться, миледи. Мы клянёмся, — Банди приложил руку к груди, а Мердок, обслюнявив три пальца, стукнул ими по бортику кровати, имея в виду то же самое.

Смерив их строгим взглядом, Валь продолжила:

— Во-вторых, никто не должен знать о вашем прошлом. Вы будете немного другими людьми для того, чтобы вас наняли старики Моррва.

Со вздохом она достала крошечную колбу с басмой и вручила её Банди.

— Можете не бриться, для рабочих это не принципиально, но вы, Банди, должны быть черноволосы. В назначенный день вы придёте в мастерскую Моррва и попроситесь к старику Герману в ученики бесплатно, но с проживанием и едой. Платить вам буду я. Со временем вы сможете просить иров по десять в неделю за услуги мистера Мердока, коль он будет больше грузчиком, но это уж целиком зависит от вас. Вам надо будет доказать, что вы очень хотите учиться у старого виконта, и тогда дело в шляпе. Ну, и в-третьих — вы островитяне из Лубни. Поэтому и умеете работать с камнем.

— По рукам! — вместо того, чтобы любезничать с нею как джентльмены, оба работяги действительно ударили ей по ладони. Валь это сперва показалось оскорбительным, но затем — забавным. Она не хотела думать, что идёт поперёк маминого учения, занимаясь подобными делами. Но она аккуратно отодвигала догматы «Свода законов, коим жена подчиняться должна». Пока что никто ничего не знает. По крайней мере, она не делает ничего греховного. Она просто хочет помочь своей семье… и не работать как вол.

Так прошёл её первый обеденный перерыв на рабочем месте. Она едва успела прискакать обратно в небольшое, но мрачное здание следственной службы, что затерялось меж посольских и административных построек в центре Брендама. Узкое, серокаменное, оно предварялось на удивление симпатичным палисадником. Вероятно, кто-то из жён служащих ухаживал за клумбами. В тихом приёмном холле комендант, облачённый в чёрно-белую форму, едва поднял на неё глаза; она миновала монстеру в горшке и прошла в заметённую пылью картотеку, где заведовал аккуратный старичок, сэр Фиор Малини. Он обедал на рабочем месте и ещё не закончил бутерброды с ветчиной. От него немного пахло перегаром; Валь знала, что у себя в столе он хранит пузырь коньяка. Но при даме, конечно, он не позволял себе к нему притрагиваться.

— Приятного аппетита, — пожелала ему Валь. Тот кивнул в ответ, а она вернулась к сортировке карточек убиенных при тусклом свете витражных окон. Все считали такую работу скучной, поэтому она могла лишь Катране похвастаться своим счастьем заниматься хоть чем-то серьёзным!

В каждой карточке — своя история. Этот утонул, этого укусила гадюка, этот пьяным попал под экипаж, этого снова укусила гадюка, этот упал с крыши при строительстве, а этого укусила… плетевидка? Чтобы умереть от яда плетевидки, надо было в рану накидать ещё дорожной земли, не иначе.

Сэр Фиор Малини, ставший её начальником, велел ей расположить отдельно всех умерших от змеиных укусов, выделив особо те случаи, которые были не похожи на обычное столкновение со змеёй в стоге сена. И Валь с энтузиазмом пустилась в это занятие.

— А можно посмотреть дело мистера С. Гиозо, который скончался, как тут сказано, от плетевидки? — наконец полюбопытствовала она.

— Леди Моррва, вам не обязательно настолько углубляться в вопрос.

— Но это невозможно, сэр Фиор! Плетевидка не опасна для человека. Её не так уж трудно отличить от обычной гадюки, чтобы это знали даже обычные работяги.

Сэр Фиор махнул рукой. Рудольф, вероятно, уведомил его, что работа в картотеке для новой сотрудницы — лишь помощь более зорких молодых глаз да, очевидно, прикрытие настоящего дела. Поэтому Валь взяла фонарь и пошла в тёмный архив, где витражи залепило грязью настолько, что дневной свет почти не поступал внутрь. Она находила досье и углублялась в них, читая и чувствуя себя как в детстве с детективным романом в руках.

У неё даже вызвало сожаление, когда адъютант Кроморов попросил её в морг. Но разочарование продлилось недолго; в прохладе подземного этажа следственной службы было интересно, как в лавке волшебника. Меж пепельно-серых стен мутнели стеллажи с литературой, заспиртованными ядовитыми змеями и жуками, а венцом был, безусловно, стол, на который укладывали трупы для изучения.

В морге Моррва вскрытий не делали; тела всех, чья смерть могла быть результатом преступления, сперва проходили это помещение, а на кладбища уже распределялись для ритуально-погребального этапа. Увидеть, как происходит эта тихая, но важная работа, для Вальпурги было честью. Она надела особые кожаные перчатки прежде чем приблизиться к телу и лорду Себастиену Оль-Одо. Себастиен был кузеном леди Эдиды, которая недавно с лордом Луазой отмечала оловянную свадьбу, и давно здесь работал. Он был уже немолод, но его острый змеиный взгляд говорил о ясном и пытливом уме.

— Посмотрите, леди Моррва. Этот несчастный стал жертвой укуса, как утверждают, кобры. У меня есть своё мнение на этот счёт, но я хочу знать ваше.

Валь положила на стол массивную Книгу Змей Видиров, что привезла с собой из Девичьей башни, вытащила вложенную в обложку линейку и раскрыла на разделе кобр. Затем подошла, чтобы взглянуть на место укуса и измерить расстояние между двумя кровяными точками, потом — всмотреться в бледное лицо зеленоглазого мертвеца.

— Сразу видно, что показания давали тененсы, — покачала она головой. — От укуса кобры это был бы паралич, смерть от остановки дыхания, и он был бы синюшный. Скорее всего, это опять гадюка. Но тененсы не считают гадюк опасными, на континенте они не смертельно ядовиты. Наши гадюки по их классификации называются «гюрзами», и их яд оказывает гемолитическое действие, которое вызывает свёртывание крови. Множество кровоизлияний в конечности вокруг укуса говорят сами за себя. И сыворотка, что была придумана от их яда, зачастую бестолкова настолько, что проще дать человеку умереть сразу. Так что… простите за долгое рассуждение, это укус гадюки. Судя по картотеке, именно гадюка убивает большую часть сельскохозяйственных и уличных рабочих.

— Это было просто, не так ли? — усмехнулся лорд Оль-Одо. Его профессию в народе называли «врач для мертвецов». Он и выглядел как врач, просто его прочные перчатки, как у Валь, отличали его от обычного доктора. Равно как и характерная циничная улыбка. — Вы даже не стали смотреть в свою книгу.

— Она пригодится, если потребуется выяснить разницу меж коброй и тайпаном, а не коброй и гадюкой. Тогда это будет сложно, но возможно; Книга Змей может дать ответ на любой такой вопрос, надо только правильно этот вопрос задать. По следу укуса можно определить размер змеи, расположение её ядовитых зубов. По количеству укусов и их глубине — её характерное поведение при нападении. И для кого-то, кто разбирался в змеях так, как мой отец, разница между коброй и тайпаном была бы очевидна. Ну а я буду учиться.

— Молодец, — Себастиен показал ей все свои жёлтые зубы, когда улыбнулся, и хлопнул её по плечу. Цепочка от его монокля заболталась, следуя за приветливым наклоном головы. — Здесь вы на своём месте, леди Видира. И ваш отец нам частенько помогал.

«Леди Видира», — с удовольствием повторила в голове Валь.

Леди Видира!

Она была так увлечена своей новой работой, что и домашние дрязги отошли для неё на второй план. Катрана стала её подругой и иногда даже подменяла её на уроках, когда Валь уезжала на весь день. Вот и теперь она читала Сепхинору и Хельге, сидящим на ковре, историю воцарения Харцев над всей Шассой. А Валь стояла у окна и украдкой косилась вниз, чтобы видеть дом и мастерскую Моррва. Тоскливый могильный простор серел повсюду, куда глаза глядят. Но нынешний пейзаж отличался от привычного; разница была в стопке массивных гранитных плит подле входа в мастерскую. Заказы начали поступать, но Герман до сих пор не притрагивался к камню.

Сквозь дымку мороси ей удалось разглядеть две комичные фигуры — маленького Банди и здоровенного Мердока. Они подошли к двери морга, постучались… и после короткой беседы леди Дала пустила их внутрь.

Всё получилось. За ужином, правда, намоченный работой под открытым небом Глен ворчал, что не нравятся ему эти ученики, заявившиеся к Герману. Но Валь, поймав его на лестнице, украдкой попросила:

— Не будь строг к ним, дорогой. Вдруг они и правда станут хорошими работниками кладбища? Они ведь окажутся в твоём подчинении и ответственности. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, — это не спускать с них глаз, и под твоим руководством они смогут стать нашими верными друзьями.

Глен потёр подбородок, а затем погладил Валь по щеке.

— Я так и сделаю, — кивнул он. — Знаешь, я всё же думаю, что они нам пригодятся. Я раскладывал карты утром, и мне выпал эльф в стеклянных башмачках. Похоже, их удачное появление принесёт успех. И я наконец заслуженно поработаю бригадиром.

У Валь отлегло от души, и она сама с удовольствием обнялась с мужем. Когда она зарылась носом в его плечо, ей показалось, что она чувствует себя так же радостно, как и впервые, когда Глен ответил на её интерес взаимностью и тем самым подтвердил, что готов на ней жениться. Конечно, с высоты прошедших лет можно было сказать, что надо было взять себя в руки и присмотреться к Рудольфу, как просила мать. Сейчас бы с ним можно было жить как за каменной стеной. Но тогда Валь чувствовала, что у неё нет сил на то, чтобы быть рациональной. Отец навсегда ушёл в Дол Иллюзий, и ей нужен был тёплый и родной человек, который дал бы спокойствие её осиротевшей душе. И этим человеком стал Глен. В семейной жизни он был ворчуном, но тогда… тогда его внимание было пределом мечтаний.

Сейчас он смотрелся будто бы как пройденный этап. Она выросла, она была готова постоять за себя сама. Но мужа же никуда не денешь! Оставалось его любить хоть как-то, раз выбрала. Тем более, он охотно прижимал её к себе в ответ, и его дыхание над ухом в какой-то мере заставило Валь пожалеть о воздержании, наложенном врачом.

— Эй! — услышали они радостный возглас Сепхинора, и тот сбежал вниз по ступеням, чтобы обнять их тоже. Глен рассмеялся и поднял его на руки, а Валь вскользь встретилась взглядом с портретом отца.

С семьёй никогда не бывает просто, но ценнее неё нет ничего на свете.

Ну а мама говорила проще — без денег нет любви. Хоть это было и не совсем нравственное изречение.

Часто и плохое, и хорошее приходят одно за другим. Сейчас это касалось исключительно хорошего. Как только Валь поняла, что её отношения с Гленом несколько наладились, а мастерская Моррва вырвалась из многолетней стагнации, она даже в пасмурный день ощущала в груди солнечный свет. Так ей было легче говорить и с теми, кого она недолюбливает, и с теми, кого полюбила. Например, с Катраной. Особенно приятно было раз или два в неделю чаёвничать с ней в башне, а то и в кафе, и болтать обо всём. Но в основном, конечно, о главном: о новостях и событиях змеиного общества.

В окно кондитерской Окроморов ломился дождь. Уютно было глядеть на бегущих под зонтами горожан через кованую решётку и петунии в горшках. И попивать при этом горячий сладкий чай с долькой айвы. Они заняли самый уютный столик, попросили самые вкусные малиновые пирожные и вели светскую беседу. Дети в это время рассматривали мозаичные узоры по обе стороны от входа, и Сепхинор звонко рассказывал, чем носатая гадюка отличается от курносой.

— Мне, помнится, на вечере с Олланами, когда они приезжали из Эдорты запастись табаком, высказали, — увлечённо рассказывала леди Катрана. — Так и заявили: и что, у вас в городе правда женщина может работать отдельно от мужа, да ещё и с другой женщиной по кафе разъезжать без сопровождения? А я сделала круглые глаза, — и она вытянула губы и подняла брови, — и ответила им: так у нас есть сопровождение!

Уже зная, что она добавит, Валь сама заулыбалась до ушей и дождалась логичного:

— Маленький лорд Сепхинор за нами присматривает! — они обе рассмеялись и синхронно отправили в рот по кусочку пирожного. Сладкое, сахарное, оно так напоминало вкусности в Эдорте. И чем-то — саму Катрану.

— На самом деле, я не сторонница того, чтобы все делали, что хотят, — призналась Валь. — Но просто некоторые вещи действительно… они правда лишь мешают. Если наше общество построено на законах чести, доверия, благородства, то не вижу ничего плохого в том, чтобы женщина работала сама. Она же делает это ради семьи. А если она начнёт с кем не надо переглядываться, так то равно порицаемо и на балах, и в конторах.

Катрана горячо закивала и ответила:

— Мне даже кажется, что, хоть ты и не выглядишь образцовой женой, истинная аристократия не говорит о тебе ничего плохого. Разве что кое-кто подхватил факт того, что вся ваша служба на попечении сэра Рудольфа…

— Кто? — тут же навострила уши Валь. Катрана смущённо усмехнулась:

— Кажется, леди Нур Риванз Одо, жена господина Венкиля. Ну и сами Риванзы, как следствие. Но все же знают леди Одо…

Валь поморщилась, принюхалась к чаю и крепче сжала фарфоровую чашку в своих руках.

— Не хочу говорить ничего о леди Одо, но иногда она пытается привлечь внимание, додумывая некие скандальные вещи.

— Трудность лишь в том, что её очень уважают, — пожала плечами Катрана. — Как и леди Хернсьюг. Правда, с ней-то ты ладишь.

— Да, но я бы тоже наверняка с нею ругалась, будь я, как ты, её невесткой. Это же классика жанра, милая.

— Ты права! Но я тоже очень боюсь впасть в немилость леди Одо. Помнишь тот скандал с красным платьем леди Эдиды Оль-Одо?

— Конечно! — бодро закивала Валь. Красный в змеином обществе вообще по праву считался очень вульгарным цветом. Невзирая на свою странную… притягательность.

— Ведь это леди Одо оказалась одной из зачинщиц, а то, между тем, её дальняя родственница. Но недавно было нечто из ряда вон выходящее: леди Фина Луаза на вечере Луазов и Одо пришла, не потрудившись сделать должной причёски. У неё были как бы распущенные волосы, которые сплетались в косу лишь ниже плеч. И ещё на платье был вырез… Вот такой! — Катрана провела рукой от горла до углубления между грудями. — Узкий, но, как сказала мне леди Тима Одо, можно было видеть край корсета!

Валь прикрыла рот ладонью и покачала головой. Интересно, как женщине не страшно, если хотя бы не стыдно, приходить в таком виде к змеиным дворянам? Она поддержала тему доверительным замечанием:

— Я слышала, леди Фина уже однажды отличилась, когда на летний бал явилась с голыми руками. Её плащ прикрывал самые плечи и продолжался до самого пола, но руки были видны постоянно, ведь она бралась за плечо кавалера и выделывала различные па!

— Да, но теперь-то вот что началось! Сэр Тристольф Окромор, который с нею помолвился год назад, после её появления с декольте выразил сомнение, что свадьба может состояться! — воскликнула Катрана, а Валь тут же замахала руками. Кондитерская как раз принадлежала их роду, и хозяин мог неприятно удивиться, узнав такие истории о господине. Если уже не знал, конечно. Катрана испуганно спряталась за веером, а Валь неслышно рассмеялась. Хотя ситуация была жуткая. Ещё бы — позорить столь древний род, как Луазы, да ещё и поставить под сомнение помолвку…

— Это ужасно; но неужели она не видела, к чему ведёт её распутство, — пробормотала Валь. — Вот я помню, что однажды было нечто подобное. Какая-то леди из Умбра, кажется, лет десять назад — или даже раньше — она что-то такое сделала, что её жених отрёкся от неё. Я маленькая была и не помню подробностей. Но помню, как меня напугал сам факт того, что такое возможно.

— Жуть!

— А ещё, если мне не изменяет память… леди Сульир, да упокоит её Схолий, когда-то решила нарисовать портрет с их смертозмеёй. На этом портрете сама змея лежала у неё на плечах, а её хвост…

— …уходил к ней в декольте?

— Да, вот тут, сбоку! — Валь показала на себе, но затем, под смех подруги, спешно смахнула с себя этот постыдный намёк. — Говорят, генерал Сульир был так взбешён, что портрет этот выкидывать не стал, но специально велел повесить его в спальне жены. А художнику пришлось вообще уехать с острова!

— Катастрофа…

Это можно было обсуждать бесконечно. Скандалы прошлого, будущего, изменения моды на рюши и планы на летний отдых. И впервые Вальпурге казалось, что она наконец обрела ту легкомысленную часть жизни, которую до этого для себя закрывала.

На следующей неделе, в начале ноября, состоялся первый выезд Вальпурги «в поле». Верхом на Голубке она рассекала море отцветшей осоки и пушицы, и тёмные тучи неслись над горизонтом гор быстро, как спасающийся бегством уж. Конь был одет в высокие кожаные ногавки: они защищали его от венчиков копыт до колен. Любая дворянская лошадь выходила в дикую местность только так. Да и сама Валь выбрала высокие ботфорты и плотный плащ не только от дождя.

Змеи кусали всех, и дворян, и простолюдинов, и местных, и чужих, и людей, и животных. Но была некоторая связь между тем, насколько верен был Змеиному Зубу человек, насколько он уважал змеиный род и насколько честно служил змеиному дворянству, и тем, как часто его кусали.

И насколько смертельно.

Высохшие к зиме стебли травы, сломанные и придавленные, образовывали круг, в котором лежал труп тарпана. Вороны уже выклевали бедолаге глаза, а его нос и уши объели вездесущие летучие змеи. Но падальщики не успели далеко зайти, потому что тарпан пролежал здесь всего одну ночь.

Голубок зафыркал при виде мертвого сородича, а кони Рудольфа и криминалиста Джоска Ти-Малини даже не подали вида, что их что-либо смущает. Оба спешились. Лишь Валь оставалась в седле, поглаживаниями успокаивая впечатлительного скакуна.

— Вот и он — конь купца, мистера Морика Диабаза, даже фамильный уж на шорах нарисован, — представил сэр Джоск. Он больше походил на сыщика, чем неповоротливый Рудольф, и его глаза цвета тюльпанового бутона бегали по месту преступления. — Мы здесь всё уже осмотрели рано утром, и ничего не изменилось.

Рудольф кивнул и тяжело посмотрел на Валь.

— Давай, мы должны понять, можно ли выяснить, кто виновник.

Баронесса аккуратно опустилась на землю и дала Рудольфу подержать поводья Голубка, а сама прошла по примятой траве. Картина гибели купца вырисовывалась жутковатая: от боли он метался туда-обратно, таская за собой коня, и в итоге упал где-то здесь. Коню досталось тоже, но ему хватило и одного укуса. Тогда как тело самого погибшего было всё истыкано мелкими зубами некоей змеи, в длину не превышающей сантиметров девяносто. Хорошо, что его удалось рассмотреть заранее.

— Ну, как я и говорила, судя по рваным следам некоторых из укусов, мистер Диабаз пытался оторвать от себя змею, — протянула Валь. — С учётом того, что места укуса не опухали, а смерть наступила от паралича…

Она остановилась над трупом тарпана и несколько поморщилась, увидев объеденный нос и торчащие конские зубы.

— …теперь становится видно, что, кем бы ни был этот змей, он кусал его так, как это делают мелкие ядовитые экземпляры: вцеплялся и не отпускал. Но из-за того, что мистер Диабаз пытался бороться со змеем и отодрать от себя, он вызывал новые приступы агрессии, и змей впивался снова и снова во все доступные области. Он потерял сознание от боли, очевидно, тогда, когда змею удалось укусить его под подбородком, за самую шею.

— И тут мы переходим к самому интересному, — вздохнул Рудольф. — Купчиха, что видела лежащего без движения мистера Диабаза, побоялась приближаться, но утверждала, что видела ярко-красные цвета в мелькнувшем хвосте змеи.

Сэр Джоск и сэр Рудольф оба устремили внимательные взгляды на Валь. Она знала, что они хотят сказать: подобные породы не зимуют на поверхности, и их уже нельзя встретить на улице в ноябре. Они уползают в Дол Иллюзий, греться у подземных гейзеров. И в окрестностях Брендама их можно застать только в том случае, если это сбежавшие питомцы змеиных дворян.

Но чтобы заклинать такие виды змей, нужно мастерство признанных дрессировщиков, не уступающих Видирам. А значит, можно было буквально пересчитать по пальцам тех, кто должен был владеть убийцей.

— Коралловый или ленточный аспид, — заключила Валь. — Одному Богу известно, как он мог оказаться в седельных сумках мистера Диабаза. Ну или преступнику.

Знакомство с настоящим случаем умышленного убийства её, по правде сказать, обрадовало и даже взбудоражило. Издревле змеиные дворяне выясняли между собой отношения с помощью таких вот тихих жестов. Змеевед, зная, какой род какие виды содержит, мог доказать умысел одной семьи против другой; а могло случиться такое, что ксакала жертвы умудрялась защитить хозяина и закусать вражескую змею до смерти, и тогда труп подкинутого пресмыкающегося служил веской уликой. Так или иначе, змей было непросто заставить выполнять волю хозяев, но они будто были созданы для грязных закулисных игр, и сподвигнуть питомца именно на такое деяние было куда проще, чем упросить его, например, позировать для картины.

Осмотревшись, Валь упёрла руки в бока и разглядела поодаль холм с чёрной, как обгоревшая спичка, Девичьей башней.

— Не могу сказать про конкретные семьи, — протянула она. — Но наша старая жрица-схолитка, мисс Трудайя, которая поселилась у капища на кладбище, всегда свободно держала одного такого. Он у неё уже лет пятнадцать и едва поднимает голову, если слышит писк цыплят. Было бы трудно представить, что он уполз с кладбища на тракт, да ещё и проявил такую ярость, но в общем-то отсюда до неё недалеко.

Рудольф наконец кивнул и ответил ей:

— Именно поэтому ты была мне нужна, Валь. Лорд Оль-Одо всегда мог сказать тип отравы, что убил жертву, но выяснить конкретный вид он был не в состоянии. В последнее время погибших от нейротоксических ядов становится всё больше. Идёт какая-то очередная стычка между дворянами, но умирают обычные пешки. Так что это моя юрисдикция.

— Однако мистер Диабаз был поверенным мистера Николаса Уизмара, представителя гильдии в городском совете, не так ли? — подняла брови Валь. — Мистер Уизмар же тененс. Он не в состоянии вести такую войну, у него нет ни одной змеи.

— Ну, он вошёл в городской совет потому, что зарекомендовал себя среди коренных жителей, и у него уж точно есть покровители, — усмехнулся Рудольф, а затем помотал головой и положил баронессе руку на плечо.

— Слушай, Валь, только… я знаю, как это может быть любопытно, но я хочу, чтобы ты занимала нейтралитет. Не лезь в эти конфликты. Ты живёшь в башне, поодаль от города и настоящего змеятника внутри него. И правильно делаешь; если что-то необычное узнаешь, говори мне, ну а виновников искать будем мы. Больше знаешь — большей опасности себя подвергаешь.

Валь подумала про Сепхинора и тут же ответила невозмутимо:

— Вы же не хотите сказать, что ассистентка в картотеке должна уметь что-то большее, чем готовить кофе с коньяком? Мне столько не платят, сэр Рудольф!

Следователи рассмеялись, а Валь подняла голову к небу и сморгнула с ресниц первые капли надвигающегося дождя.

Когда она возвращалась домой, тучи так затянули небо, что ещё до ужина мир обратился в ночь. Она сама взялась рассёдлывать Голубка, чтобы не нагружать Эми; бедняжка и без того теперь готовила ещё и на Мердока с Банди. Но когда она подвела коня к деннику, то с удивлением подняла брови: изнутри на неё смотрел тяжелоупряжный мерин с широкой проточиной на гнедой морде.

— Похоже, у тебя будет сосед, — вздохнула она и сперва познакомила Голубка с незнакомцем, а затем загнала его внутрь. Она надеялась, что они не будут драться; следовало остаться и проследить за этим. Но любопытство подогревало её, она побыстрее отнесла седло в амуничник, и, перешагивая через кур, устремилась в башню с чёрного хода на кухне.

Внутри уже привычно шумная трапеза отдавалась смехом двух мужчин. Банди, на редкость дипломатичный жулик, сумел расположить к себе и Германа, и Далу, и даже Глена, который постоянно укорял его за бороду, но потом оттаял. Мердок тихонько фыркал, наедаясь за двоих, Эми задумчиво пережёвывала своё кулинарное произведение на сегодня, а Сепхинор с большим интересом слушал их новых домочадцев. Хорошо было знать, что Банди дома и сглаживает углы, если не та муха вдруг укусит барона; мошенник с большой земли едва ли знал о чести, но зато его гордость было невозможно задеть. Он казался настоящим сокровищем в мире заносчивых и высокомерных дворян.

— О, а вот и леди Моррва! — заметил Банди, и Глен тут же оживился, отложив вилку с ложкой. А затем встал, помог ей снять намоченный плащ и повесил его сушиться у огня. Глаза его заговорщически блестели.

— Знаешь, что, Валь? — спросил он задорно.

— Да-а? — подыгрывая его тону, поинтересовалась она.

— Хернсьюги, Луазы и Олуазы уже перевели деньги на наш счёт! И…

«И ты купил какую-нибудь очень хорошую лошадь вместе с очень хорошим экипажем у своих друзей, которые тебя вовсе не надули».

— …и я договорился со своим другом из Умбра, у которых та конная ферма в пригороде, помнишь? Он предложил мне потрясающего мерина и коляску с крышей к нему в придачу! Будем теперь в город ездить, как подобает дворянам!

— Вот это да! — воскликнула она и на радостях поцеловалась с ним. Впрочем, снисходительный взгляд Банди намекал на то, что ему было, что рассказать о приобретении барона.

— Кроме того, — продолжал хорохориться Глен, — Умбра же издревле славились как поставщики скакунов ко двору герцога. Ещё во времена рыцарей. И кони у них такие же — мощные, верные, долговечные. Наш экземпляр приходится роднёй самому Лазгалу! Помнишь Лазгала?

Валь задумалась и устремила взгляд прямо перед собой. И заметила на удивление яркую эмоцию на лице Мердока: что-то вроде пренебрежения и даже презрения в раздражённом оскале. Однако, не глядя на хозяйку, он нутром ощутил её внимание и тут же натянул свою привычную маску тугодума. На мгновение ей стало не по себе, но Глен перебил её попытки найти ответ:

— Это же жеребец не знавшего поражений рыцаря из Умбра! Да ты, наверное, не помнишь; маленькая была. Он лет десять назад мог одолеть любого в пешем поединке, а Лазгал, его скакун, сдвигал с места двадцать тонн груза!

— С ума сойти, — пробормотала Валь и прошла к столу, косясь на работников. Банди как ни в чём не бывало улыбался во все зубы, равно как и Мердок продолжал есть, будто легендарный конь. «Ладно, у кого из нас нет на острове старых счётов», — успокоила себя Валь и присоединилась к ужину.

Наверное, это был самый счастливый ноябрь Вальпурги со времён, когда герцог Вальтер был ещё жив. У неё появилась подруга, которая то и дело приезжала даже дольше, чем на первую половину дня; её муж наконец был хоть чем-то доволен и полностью отдавался своей работе; а работа, благодаря Мердоку и Банди, из жалких потуг превратилась в настоящее производство, которое не стыдно было назвать мануфактурой Моррва — не одни надгробия, а также бюсты, статуи и даже подоконники с каминами. Глен без подсказок догадался ещё раз вложиться в оптовую покупку гранита. И сама Валь теперь чувствовала себя нужной и деловой. Только Сепхинор, кажется, скучал по ней больше, чем она хотела бы.

Поэтому она решила в те дни, когда ей надо работать, а Катрана не приезжает, брать Сепхинора с собой и оставлять его в Летнем замке под присмотром старого мажордома Теоба. Тот с большой охотой взялся за обучение мальчика придворным манерам, а также показывал ему богатый террариум Беласка. Сепхинор был несказанно рад смене обстановки и новым местам для исследования.

Ну а триумфом на первой неделе декабря стал городской совет. Как всегда, Валь явилась туда исполнять роль секретаря, записывающего все поднятые вопросы и вердикты собрания — за это она получала жалованье в размере тридцати иров ежемесячно. Она пришла в еловом платье от мамы, в шляпке, богато украшенной блестящими шишками. Глен дефилировал с нею под руку в бархатном камзоле и плаще цвета гнилой вишни. Барон весь светился от самодовольства: почтенные дворяне теперь жали ему руки и куда охотнее вели с ним беседы. Он, можно сказать, наконец-то влился в их общество.

В зале заседаний он разместился среди избирателей, а она — поближе к виконту Луаза, чтобы лучше его слышать. Дело происходило в небольшой городской ратуше, облагороженной изнутри панелями и кафедрами из палисандра. Старинная люстра бросала тень на длинный стол, за которым располагались младшие чины, тогда как старшие взирали на зал чуть сверху, с мест судий. Суды обыкновенно проводились тоже здесь, но во время собраний кресло самого судьи занимал лорд Луаза; кресло по правую руку от него пустовало (там должен был быть Беласк), а по левую неизменно сидел мрачный капитан морской стражи, генерал Оди Сульир.

Генерал Сульир носил шлем в виде змеиной морды даже в помещении, и его ксакала, смертельная змея бледно-палевого окраса, располагалась на его плечах. Она была такой же медлительной и неподвижной, как и он сам. Присмотревшись к его глазам в прорезях шлема, Валь разглядела напряжённые красноватые сосуды и поняла, что капитан стражи тоже пьёт. Его депрессия началась ещё в июне, тогда, когда умерла его жена, и её как раз хоронили у Моррва. Теперь единственной отрадой генерала стал его сын Фабиан, озорной малый, едва достигший совершеннолетия; Глен как раз отлично с ним поладил, пока собравшиеся болтали перед заседанием.

— Уважаемые члены собрания, — ровно в пять часов по полудни обратился к присутствующим лорд Натан Луаза. Почтенный и крупный дворянин, он упирался своим животом в бюро, за которым сидел. — Ноябрь принёс нам много неспокойных новостей. Буквально на прошлой неделе Харциг прекратил торговое сообщение с нашим портом, и теперь из-за морской блокады мы рискуем встретить дефицит некоторых товаров. В связи с этим предлагаю ввести ограничение на покупку этих товаров в одни руки, чтобы предотвратить преждевременное запустение торговых складов. К списку таких номенклатур относятся вина, шелка, табачные изделия, косметические средства…

«…и басма», — подумала Валь сердито. С самого лета, пока длилась вся эта канитель с восстанием, она не могла пополнить свои запасы, потому что басму возили с юга, из Цсолтиги. А потом ещё поделилась с Банди. Однако она знала, что лорд Себастиен Оль-Одо имеет выход на стратегические каналы распределения реагентов для госпиталей и исследовательских центров, а значит, он мог ей помочь разжиться хотя б горсточкой красителя. Подводить брови углём ей порядком надоело, тем более что дождь каждый раз грозился смыть её усилия.

— Тринадцать за, два против. Принято! Теперь, господа, давайте рассмотрим выдвинутое мистером Николасом Уизмаром, нашим представителем торговых гильдий, предложение о снижении ввозных пошлин для купцов из Астегара и Берана.

— Спасибо, лорд Луаза, — поклонился собранию Николас. Характерный тененс, он был темноглаз и веснушчат, и его пышные кудрявые волосы отсвечивали золотом. — Я действительно пришёл к выводу, что блокада мятежников не застрагивает северную область Дикого моря, и при желании мы можем восполнять дефицит с помощью подданых Праведного города.

— Но астегарцы всегда задирали нос, не желая с нами иметь никаких дел! — возмутился одноглазый граф Барнабас Хернсьюг, старший сын леди Люне — тот самый, что, по её словам, засматривался на тененску. — Дружить с ними теперь — признавать свою слабость!

— Именно, — кивнул Николас. — Но сейчас астегарцы в таком же положении: граф «Демон» Эльсинг взял контроль над основными торговыми путями, и им неоткуда брать привычные им импортные товары. Тем более, известный алкоголь Змеиного Зуба — виски, бренди, ром, коньяк — они и так закупали у нас, просто через посредников в Харциге. Ежегодно на этом мы теряли тысячи иров поступлений в казну. А таким образом мы сможем выиграть от конфликта континентальных дворян, а не участвовать в нём своей экономикой.

Мысль показалась дельной всем присутствующим. Хоть Николас был и тененсом, нельзя было отрицать, что он действует на благо острова. Решение было принято с небольшим перевесом, и Валь педантично записывала каждый пункт в хронику собраний. По своему обыкновению она не вникала в происходящее и из всего процесса вынесла для себя только два главных вывода: ей наконец-то удалось, что бы ни говорил Рудольф, упрочить положение семьи Моррва среди аристократов. А второй — что надо как можно скорее достать себе ещё басмы, а то так, не ровен час, остров останется в торговой блокаде до лета. Ненужный захватчикам уже сколько веков, Змеиный Зуб при любом конфликте страдал из-за отсечения от мирового сообщения, как и теперь. Так что в ближайшие дни после собрания она поспешила заняться этим.

Лорд Себастиен твёрдо сказал ей, что ни усьмы, ни басмы он обеспечить не сумеет, и тогда Валь пожаловалась об этом Банди. Бородатый полукровка задумчиво потёр свою крашеную шевелюру и лучезарно улыбнулся ей, предложив:

— Ну, если вы желаете, я достану, леди Моррва!

— Конечно, я желаю! Это нужно в первую очередь тебе, — убедительно заявила Валь, а затем округлила глаза и огляделась. Хорошо, что в гостиной никого больше не было. Даже отец с портрета смотрел, кажется, куда-то в сторону.

— Ты что, Банди, хочешь это сделать как-то… не совсем легально?

— Помяните моё слово, хозяйка, сейчас самое время закупиться, чтобы потом не кусать локти.

Валь выпрямилась, сидя на краю дивана, и покрепче сжала в руках своё шитьё.

— Я не могу тебя ни о чём таком просить, — пробормотала она.

— Нет-нет, никаких просьб. Просто несколько иров могут остаться на комоде, а ваш покорный слуга при случае — вдруг где ещё не раскупили! — прихватит для вас парочку красителей.

Глядя в его кристально честные глаза, Валь гадала, каков был истинный масштаб его экономических преступлений в прошлом. Но чуть склонила голову, давая понять, что её устраивает.

— Да, иногда я забываю ненужную мелочь в прихожей, — промолвила она и продолжила вышивку морских волн по краям плаща для своей мамы. Необходимость присутствовать в свободное время у Моррва она плавно предала забвению и теперь отчаянно старалась успеть закончить подарок, чтобы отослать его в Эдорту ко дню рождения леди Сепхинорис в январе.

Наконец выпал снег, и вечера перестали быть кромешно тёмным полотном. После очередного рабочего дня Валь с удовольствием шагала по скрипящему насту и специально не садилась в седло, так что Голубок топал за ней следом.

— Миледи, читайте новости! — воскликнул парнишка с газетами. — Последний оплот Синих гор пал! Удержит ли король северный рубеж, или мятежники доберутся прямо до Харцига?

— Своих дел нам что ли мало, ещё про континентальные слушать, — проворчала Валь и покачала головой, так что юноша посторонился с дороги.

Они явились в Летний замок забирать Сепхинора. Обычно он с удовольствием выбегал навстречу, зная, что ему предстоит прокатиться на холке у коня и даже порулить поводьями. Но случалось также, что он упирался и даже не хотел возвращаться, увлечённый библиотекой или богатым змеятником Видиров.

Вот и теперь Валь нашла его среди террариумов. Серпентарий в замке был очень большой и помпезный, со стеклянной крышей, в нём уже с порога ощущался нужный уровень тепла и влаги. Но во всём этом разнообразии змеи оставались пусты и заброшены: Беласк ими не интересовался, последний змеевед, Роберт, умер, и теперь редкие виды оказались предоставлены сами себе с кормёжкой раз в несколько дней.

Сепхинор сидел на полу, скрестив ноги, и читал Книгу Змей с таким интересом, с каким до этого читал детективы. Тусклый свет лампы отсвечивал от витрин, изредка вызывая любопытство живущих внутри экземпляров.

— Какой же у вас чудесный мальчик, настоящий вундеркинд, — прошептал Теоб на ухо Вальпурге, когда она уже собиралась позвать сына. — Так похож на вашего отца. Тот тоже пропадал вот так с томом в змеятнике, и ничто не могло его отвлечь.

Валь благодарно улыбнулась старому слуге. Она отлично знала, что Сепхинор — чудесный мальчик. Но не могла сказать, есть ли в этом её заслуга, ведь он всегда был таким. Ей лишь оставалось не мешать ему и направлять его.

— Сепхинор, — позвала она и приблизилась. Маленький барон поднял на неё глаза и заулыбался, но затем тут же вернулся в текст.

— Прости, ма, просто дай мне ещё минуту. Я совсем забыл свериться с часами.

— Нет, конечно, дочитай, — благодушно ответила Валь и принялась осматриваться. Она не была здесь довольно давно, наверное, пару лет точно. Монстеры и папоротники с тех пор разрослись ещё больше и едва помещались в своих горшках. А пестрота змеиных шкур и глаз заметно приуменьшилась. Слишком сложных в содержании Беласк велел распродать, а какая-то часть уже успела умереть. Змеи без связи, змеи ненужные никогда не живут долго.

Огонёк колебался, и на некотором расстоянии от него тени вздрагивали нервно и порывисто. За пределами света под стёклами оживали ночные виды. Их кольца рябили по веткам и стеблям, их языки, дразня, пробовали воздух. Валь прошла глубже меж рядов террариумов, пока не остановилась напротив одного из них.

Пугливый обитатель тут же скользнул обратно в смесь земли и влажных опилок, но его красные браслеты не дали соврать. Это был коралловый аспид. Судя по толщине, как раз не самый большой представитель своего рода. Его чешуйки показались Вальпурге очень потёртыми, будто это был очень немолодой экземпляр.

Но Беласк даже не взял бы такого в руки! Он уже давно прекратил близкое общение с сильно ядовитыми видами. Однако он так мало интересовался змеятником, что сюда, возможно, могли зайти любые слуги…

— Ма, мы идём?

— Идём, идём, — закивала она и напомнила себе о словах Рудольфа. Ради Сепхинора она должна как можно меньше думать о делах следствия.

Но, получается, она обязана ему рассказать о своей находке… и подставить собственного дядю? Такой конфликт ей тем более не по силам. «Рудольф следователь и сам догадается узнать у слуг, есть ли такая змея у Видиров», — решила она.

Однако ей суждено было вскоре вспомнить о серьёзной половине своих рабочих обязанностей. Произошло это восьмого декабря, в день рождения Глена. С самого утра холмы засыпало пышным снегом, и Валь, крутясь у себя в будуаре, никак не могла решить, какие серьги больше подходят к серебристому платью с малиновыми вставками.

К ней постучали, и она решила, что это Эми принесла наконец гербовый плащ Моррва. Но это оказался Банди.

— Что ты творишь! — зашипела Валь. Она так и застыла, уже одетая, но всё ещё не готовая спуститься вниз, с серёжками в руках. — Ты знаешь хоть что-нибудь о том, что к женщине нельзя вот так приходить?

— Знаю, но я подумал, что вам к сегодняшнему торжеству будет просто необходимо как можно скорее получить вот эту посылку! — воровато ответил каменщик и поставил ей на трюмо ещё холодную, принесённую с улицы шкатулку. Банди уже успел стать больше, чем просто работником, он сделался фактически домочадцем семьи Моррва, и поэтому Валь к нему достаточно привыкла. Но к его манерам — не до конца.

— Спасибо, но, умоляю тебя, немедленно уйди! — прошептала она, и Банди послушно скрылся, неплотно закрыв за собой дверь.

Убедившись, что его шаги стихли внизу, Валь открыла шкатулку и воспряла духом. Добрую половину занимали бумажные пакетики с басмой, ещё четверть — усьма и зачем-то хна, а в оставшемся пространстве ютилась палитра цветных пудр, от белых до таких тёмных, что ими можно было глаза подводить.

«Вот чудак», — подумала Валь не без радости. — «Неужто он и впрямь думает, что я буду краситься, как тененска!»

Но такой подарок заставил её воспрять духом. Так что к празднованию она была морально готова ещё за пару часов до того, как появились первые гости. Стараниями её и Эми стол ломился от пирогов, шарлоток, телячьих рёбрышек в меду, жаренной на огне камина дичи и покупных сладостей. Раньше всех приехали леди Катрана с Хельгой, потом пришли родители Глена, а затем — его друзья. Сепхинор один выглядел каким-то заспанным, будто опять всю ночь читал.

Барон был горд и счастлив таким большим обществом на своём дне. Он откупорил по этому поводу старый коньяк, ещё давно врученный ему отцом, и как раз на этом торжественном моменте в дверь постучали.

Мердок, который отходил в уборную, задержался у входной двери, а затем без задней мысли открыл: в конце концов, он не мог знать всех, кого господа ожидали на свой маленький пир.

Но это оказался адъютант Кроморов. Засыпанный снегом, он даже заходить внутрь не стал.

— Леди Моррва! — позвал он. — Вас срочно зовут в городской госпиталь! Чтобы спасти жизнь человека, нужно определить змею!

Валь почувствовала, что её слова об отгуле на сегодня не помогут и будут неуместны. Но краснота медленно залила её от шеи до лба, потому что все присутствующие посмотрели на неё с недоумением.

— Как нехорошо будет пропустить такой день, — сварливо заметила леди Дала.

— Ты разве правда такое умеешь? — округлила глаза леди Катрана.

— Это парень от Кроморов, — сухо оборонил Глен. — Что у тебя с ними за дела?

Валь поднялась на ноги и попросила мужа на пару слов. Несомненно, она уже видела себя виновницей испорченного дня рождения, но она бы не простила себе, если бы отказалась сейчас. Коль Рудольф прислал именно за ней, значит, дело очень серьёзное.

— Ты всё же общаешься с ним, я знаю, — пугающе прогудел Глен. Его глаза превратились в узкие щёлки, будто у плетевидки.

— Я с ним вообще не пересекаюсь, — упрямо врала Валь. Хоть они и отошли в сторонку, но за столом разговоры притихли, и все явно наблюдали за ними. — Этот человек работает помощником в следственной службе. Он всегда отвечает за срочные сообщения.

— И откуда у них уверенность в том, что секретарша должна быть компетентной в этом вопросе?

— Потому что я Видира! И если у них нет больше никого, к кому можно обратиться, значит, мой долг ответить на эту просьбу!

— Молю вас, леди Моррва, поспешите! — крикнул адъютант.

Валь потянулась за шалью и тёплым плащом, но Глен перехватил её руку и прорычал:

— Я знал, что так будет. Что что-нибудь обязательно пойдёт так, чтобы я остался идиотом дома на собственном празднике, пока моя жена, ничего мне не объясняя, скачет по якобы критически важным вопросам со своим бывшим женихом!

— Отпусти меня, прошу! — прошептала Валь, но барон уже вцепился в её вторую руку. Никто не двигался с места, лишь Сепхинор вылез из-за стола, будто думал куда-то устраниться от домашних ссор на виду у гостей из Луазов, Одо и прочих дворянских семей. Однако на деле он подошёл ближе.

— Ты совсем потеряла страх и совесть, — хватка Глена становилась всё больнее. — Ты издеваешься надо мной. И лжёшь. И пользуешься моим доверием.

— Кто бы говорил, па, — вдруг заявил маленький лорд. Он возник прямо рядом с ними, и его мрачное лицо выражало суровую решимость. Глен, кажется, впал в ступор, он разжал пальцы, и Валь вырвалась из его рук, одеваясь для выхода в снежную зиму.

— Ты, мой собственный сын, на меня наговариваешь? — глухо спросил Глен и повернулся к мальчику. Валь, уже готовая выбежать на улицу, остановилась и обернулась. Ей было жутко, и она уже не знала, можно ли оставить их теперь вдвоём.

— Я ничего не говорил и не наговаривал, — открыто ответил Сепхинор. Он не отрывал взгляд от отца, уверенный в своей правоте. — Все в чём-то врут. И ты тоже. И поэтому не обижай маму.

Наконец на ноги поднялась и леди Катрана, она остановилась между ними двумя, вознамерившись их примирить. И ободряюще посмотрела на Валь. Её взгляд говорил: «Поспеши, сейчас самое время!»

«Спасибо Богам за такую подругу», — подумала Валь и бросилась в снегопад вслед за адъютантом.

Пока они мчались в Брендам, каждый на своём коне, баронесса не раз хотела обвинить гонца в том, что тот не придумал ничего лучше, как сказать правду. Она-то была уверена, что он сможет хоть чем-то обернуть подобное известие.

Хотя что заставило бы её бросить торжество в честь мужа и рвануть в город? Наверное, больше ничто. Так что, когда они доскакали до госпиталя, Валь пришла к выводу, что адъютант выбрал самый неудобный, но действенный предлог. В конце концов, лишнего он тоже не выдал, и ещё можно было отгородиться стенами лжи про репутацию Видиров в деле змей в эти неспокойные времена, когда змееведов почти не осталось. При том, что существовало всего две сыворотки — против яда гадюк и против яда аспидов — и действовали они с переменным успехом, Валь догадывалась, что её роль в спасении будет мизерна. Скорее, Рудольфу срочно нужно понять, кто стоит за случившимся.

Днём в госпитале было полно народу, посещающих и болеющих. Кто-то, вроде тененсов, мог явиться ко врачам даже с простой простудой. Но адъютант расталкивал их быстро и безжалостно, делая то, что сделала бы и сама Валь, будь она мужчиной. Они поднялись по лестнице и этажом выше почти бегом пронеслись к отделению спасения. Ещё в начале коридора Валь казалось, что она слышит мучительные выкрики, но, когда её привели в нужную палату, они уже превратились в слабые стоны.

Укушенного терзала одышка, он часто и резко пытался вздохнуть, его глаза были выпучены так сильно, будто вот-вот выскочат наружу. Его распахнутый рот практически посинел, равно как и кромки век. На кончиках пальцев и кромках ушей уже растекался пурпурный цианоз. Ещё и кровь из разбитого носа то и дело выливалась вновь и вновь, не способная сворачиваться, и стекала по его губам вместе с потом.

Валь лишь краем глаза заметила Рудольфа. Она миновала доктора и склонилась над змеиной жертвой. На его обнажённом плече след от укуса был лишён и покраснений, и припухлости, вот только расстановка зубов сразу показалась Валь нетипично широкой.

— Госпожа Видира, мы дали ему единственную сыворотку, что есть от аспидов, но она не помогла… — негромко заговорил над ухом один из врачей, но Валь жестом попросила её не прерывать, только линейку взяла. Внешне могло показаться, что она сосредоточилась на рассматривании раны, но на самом деле она пыталась вспомнить, какие из змей, снабжённых нейротоксическим ядом, могут иметь такого размера голову.

Или просто пасть очень широкая?

— Сколько времени прошло с момента укуса? — наконец спросила она.

— Точно не известно, — быстро вмешался Рудольф. — Он отсутствовал на смене целые сутки, пока заменявший его слуга не отыскал его в дальней части сада без сознания. Но травма головы стала результатом падения и последующего обморока, а ноги уже отморожены.

Валь резко подняла голову. Слуга был Теобом, сад — замковым парком, а этот человек — молодым дворецким Беласка. Теперь она наконец узнала его. И буераки в дальней части парка тоже вспомнила: маленькой она любила там лазить, и если ей хотелось спрятаться, то именно там её найти было невозможно. И оттого холод разлился по её жилам. Но она попыталась не дать Рудольфу понять, что догадалась. Просто замерла, слушая стук крови в своих ушах.

— Человек упал на змею… — вслух протянула она и сделала глубокий вдох. Закрыла глаза. Выдохнула. И уже разомкнула губы, чтобы вынести вердикт, когда Рудольф предложил:

— Твоя книга нужна? Я прихватил её из конторы.

— Нет, — оборонила она. — Это засушливая смертельная змея или колючая змея. Их яд проявляется поздно, но сейчас налицо все признаки того, что он завершает своё дело.

— Тогда найдите хоть что-нибудь, чтобы он пришёл в сознание! — рявкнул Рудольф врачам и адъютанту, без того взмыленному. Те ринулись из палаты врассыпную, но Валь посмотрела на баронета печально и покачала головой.

— Это даже не даст вам никакой информации, сэр Рудольф. Из-за удушья он не сможет ответить на ваши вопросы.

— Но он должен был видеть того, кто вмазал ему по лицу, — прошипел Рудольф и утёр потный лоб платком. — Того, кто, вместо того чтобы свернуть ему шею, оставил его медленно умирать от холода и яда!

Пальцы Валь тоже невольно похолодели, но она видела, что Рудольф куда сильнее вложился в это расследование, и сейчас он в исступлении. Она сжала плечо сыщика и ответила тихо:

— Вы сами знаете, что просто убийство — это не по-нашему. Когда хотят что-то сказать, убивают змеиным ядом. Оставляя вот так, чтобы нашли уже тогда, когда станет поздно. И это очень ясное послание.

«Моему дяде, если я не ошибаюсь», — мрачно подумала Валь. Убийство домашнего слуги — это, можно сказать, последнее предупреждение перед переходом на саму семью.

Но она сейчас Моррва. Все знают, что она не ладит с Беласком!

А этот купец…

И этот коралловый аспид…

— Он успел сказать хоть что-то? — спросила Валь, не отрывая глаз от дворецкого. Тот уже не пытался бороться и паниковать, просто вздрагивал и сипел, отдавая последние силы на попытки дышать.

— Успел, но уже в бреду, — пробормотал Рудольф. — Он кричал, что не предавал клятв, и что… Так, Валь, — и он поднял на неё глаза, а затем снял её руку со своего плеча. — Не пытайся заставить меня рассказать тебе. Я обещаю, ты такое больше видеть не будешь. И буду платить, как и раньше, за работу в морге. Просто сейчас… сейчас я был близок к тому, чтобы понять, чьих это рук дело.

Один из врачей мелькнул в коридоре, но стало ясно, что он просто изображает деятельность. Он тоже понимал, что данное ему поручение было озвучено на эмоциях.

— Рудольф, — совсем тихо сказала Валь и взглянула ему в лихорадочно блестящие глаза. — На капище у госпожи Трудайи есть аспид?

— Есть. Только он живее всех живых, и явно не на пенсии, — так же, вполголоса, промолвил Рудольф. — Наверное, она умудрилась их развести.

— Она так сказала?

— Нет, она же не в себе. Она ничего толкового не ответила. Однако её змей совсем не похож на возрастного, как ты говорила. Я всё же могу отличить молодого аспида от едва ползающего старика.

Валь не имела понятия, правильно ли поступает, но была уверена, что Рудольф должен знать.

— В Летнем замке есть один старый. Как раз коралловый, с красными браслетами.

Глаза Рудольфа расширились. Они словно говорили то, что думала Валь: достать кораллового аспида в Брендаме не так-то просто. Что если старый «боец» был заменён на нового?

Но может ли жрица-схолитка быть причастной к умышленным убийствам, и может ли Беласк?

Или их обоих подставили?

Какая вообще может быть между ними связь, если Беласк и церковь всегда были далеки друг от друга, как уж от гадюки?

Умирающий захрипел, его глаза закатились. Бродивший снаружи врач ворвался внутрь, а Рудольф аккуратно подтолкнул Вальпургу в спину, давая понять, что она должна уходить. И Валь подчинилась. Ноги её едва двигались, как ватные, а тяжёлые думы стиснули голову мигренью. Она шла по коридору, держась за стену, и ей и самой стало труднее дышать.

«Надо вернуться домой», — только и думала она. Ничего, что там Глен со своим дурацким праздником и гонором. Сейчас он ей не страшен.

— Валь? — услышала она изумленный возглас. — Ты из палаты? Он умер, да?

Она подняла глаза и увидела дядю. Наспех облаченный в сюртук и плащ, он сидел на подоконнике большого торцевого окна коридора. И курил. И снег непрерывно валил за его спиной, заставляя тени струиться по его плечам и рукам.

Баронесса очнулась от забытья и настороженно приблизилась. Судя по удивлению на лице Беласка, он тоже не ожидал, что она будет к нему так недоверчива, что даже не подойдёт обняться.

Но ей почему-то казалось опасным даже говорить с ним. Будто невидимый убийца сразу поймёт, кто должен быть следующей целью.

— Он почти умер, — сдавленно произнесла она и уставилась в окно. Улица скрипела колёсами, звенела голосами уличных продавцов газет и булок. Сюда эти звуки долетали глухо, будто из-под толщи воды.

— А ты всерьёз восприняла мой совет сменить профессию, — протянул Беласк. Он ничуть не улыбнулся, но она понимала, что это была попытка пошутить.

Конечно, ему смешно. Он хоть что-то понимает в том, что происходит. И, возможно, играет в эту игру наравне с врагом, а не наблюдает сбоку беспомощным зрителем.

— Вас пытаются проучить, дядя. И они заходят далеко, — сказала она.

— Не стой такая бледная, дорогуша. Со мной так уже заигрывали самые разные дворяне из тех, кому ты делаешь реверансы на городских собраниях, — и равнодушно, и хмуро отозвался Беласк. В полумраке тление его сигары казалось огнём маяка. — И никто из них не добился своего.

— Но вы ведёте борьбу с людьми, которые многое понимают в змеях, а у вас даже нет ксакалы.

— Она как раз пала, защищая меня от одного из таких поползновений три года назад, — снисходительно улыбнулся герцог. — Я больше не вступаю в партии на их условиях. И разберусь с ними цивилизованно, без змей. Этим кредо я пользуюсь уже давно.

— Без… змей? — недоуменно переспросила Валь. «А как же тот аспид? Ты хочешь сказать, что твой змеятник совсем тебе не служит? Но кому он служит тогда?!»

Она отвела взгляд и уставилась в пыльный угол, заставив себя сказать твёрдое внутреннее «Пускай с этим разбираются следователи. И другие мужчины. Я не должна ничего об этом знать, чтобы оно не коснулось моей семьи».

— Да, деточка. Я не святой, как твой отец, и поэтому много кто видит себя на Чешуйчатом троне вместо меня. Но я и не беззубый уж, и только лишь потому, что мне сейчас это всё так невовремя, я не берусь за этих гнид в полную силу. Теперь, видимо, придётся… а что поделать.

Он протяжно вздохнул под осуждающим взглядом племянницы. Она не хотела думать, что Беласк действительно такой чёрствый. С другой стороны, когда он был другим?

— А вообще, раз ты всё ж не такая воображала, как я думал, я тебе передам одно приглашение, которое не хотел озвучивать, — и он поманил её пальцем. Валь склонилась, и тихий певучий голос Беласка произнёс ей на ухо.

— Послезавтра «Рогатый уж» открывается. В нём, за столиком под лимонным деревом, тебя будет ждать твой старый знакомый. Приходи обязательно. Часам к трём.

Валь посмотрела на него выразительным взглядом, и Беласк покивал:

— Не утруждай меня своими сомнениями, ладно? Да, это ужасно неприличное место, но ты придёшь. Пообещай.

Она с трудом могла догадаться, о ком речь, но уже чувствовала, что готова сказать лишь:

— Обещаю.

Когда она вернулась домой, праздник был уже окончен, Глен закрылся у себя, а Сепхинор флегматично листал похождения Легарна, сидя в гостиной. Впрочем, когда он понял, что мать дома, то выказал желание пойти раньше спать. Озадаченная и одновременно подавленная Валь последовала его примеру. Правда, в двенадцатом часу ночи у неё пересохло горло, и она решила пройтись до кухни, в чём была. И увидела, что дверь в хозяйскую спальню приоткрыта, и из щели в коридор льётся свет свеч.

Её расшатанные нервы заставили её решить, что это может быть неспроста. Поэтому она подкралась, но с облегчением увидела супруга в добром здравии. Он задумчиво сидел на краю постели, а рядом с ним лежала раскрытая в самом начале книга. Которая ему явно не пришлась по вкусу.

Впрочем, движение в коридоре он уловил моментально и встал навстречу. Валь сама приоткрыла дверь, когда поняла, что замечена.

— Тебе тоже не спится? — тихо спросил Глен и подошёл, шаркая тапочками. Валь подалась ему навстречу, позволяя взять себя за плечи, и они обнялись.

— Послушай, я не хотел, — зашептал он ей на ухо. Его пальцы взялись гладить её по спине и по заплетённым на ночь косам. — Я сорвался. Я наговорил чуши. Я тебе на самом деле верю, как никому. И ты же мне тоже доверяешь? Да?

«Мне сейчас не до того, чтобы тебе не доверять», — подумала было Валь, но вслух ответила:

— Конечно, милый.

Глен прижал её к себе крепче и продолжил:

— Мне просто иногда становится так ясно видно, что ты лучше меня. Во всём. И я боюсь, что дунет ветер, и ты улетишь из моей руки, как воздушный змей.

Сердце Валь смягчилось, и она потёрлась щекой о его плечо.

— Я уже твоя жена. И никуда не улечу, — хмыкнула она.

Барон любовно посмотрел на неё, однако снова с виноватым видом спросил:

— Ты скажи только, когда… когда придёт конец целибату?

— Сразу после Долгой Ночи, — пообещала Валь, и Глен воспрял духом. Оно и понятно; теперь ждать оставалось меньше двух недель.

— Ура, — проурчал Глен и обнял её ещё сильнее.