Глава 5

Учитель подозревал, что в загадочном корабле их ждут неведомые испытания и опасности, но он все же не рассчитывал, что они начнутся вот так сразу: стоило прямоугольной плите встать на свое место, как отовсюду – сверху, сбоку и даже снизу – забили тугие струи мерзко пахнущей жидкости. Дыхание сразу перехватило. В голове вспыхнуло: «Вот и все. Нас отравили!» Правда, рядом стояли и чужаки, по которым также хлестала вонючая жидкость, и это, похоже, их вовсе не беспокоило. К тому же, зачем применять столь сложный способ убийства? Достаточно было всего-навсего не трогать их с Хепсу – и они бы умерли сами, скорее всего – еще в эту бессонницу.

Потоки жидкости прекратились. Теперь отовсюду подул ветер. Вообще-то на земле из-за постоянной температуры почти не было ветра – лишь в горах, или возле больших водоемов происходило порой слабое движение воздуха. Поэтому Ачаду не сразу понял, что их обдувает воздухом – сначала ему показалось, что это вновь бьют по телу жидкие струи, только на сей раз без запаха. И лишь когда он почувствовал, что кожа и волосы стали быстро высыхать, пришел к верному выводу.

Там, где они сейчас стояли, было довольно тесно и почти темно – лишь неведомо откуда брезжил мертвенно-синий свет. Но стоило прекратиться ветру, как прямо перед Учителем образовался проем – на этот раз возникшая в гладкой стене щель быстро раздалась в стороны, и впереди блеснул яркий свет.

В спину толкнули. Ачаду едва не упал и невольно шагнул навстречу свету. Мальчик на его руках тяжело дышал, но дрожать и вырываться перестал. Похоже, от потрясения его сознание перешло из одной крайности в другую: от паники к полной апатии. Это тревожило Учителя, да и руки его сильно устали.

– Пойдешь сам? – шепнул он на ухо Хепсу.

Тот никак не отреагировал на вопрос. Но Ачаду все-таки осторожно опустил мальчика на ноги. Хепсу пошатнулся, но устоял. Однако сзади им вновь ткнули в спины, и если бы Учитель не придержал мальчика, тот непременно упал бы. Ачаду повернул голову и процедил:

– Прекратите! Он не может идти быстро.

– Замолкни, безмозглый! – раздалось в ответ. Впрочем, нового тычка не последовало.

– Куда идти? – мрачно спросил Учитель.

– Прямо. И пошевеливайтесь!

Обхватив ученика за талию, Ачаду повел его по пустой, ярко освещенной и очень длинной комнате. Откуда льется свет, он так и не понял – нигде не было видно ни одного окна. Стены вокруг отсвечивали тускло-серым и были такими же гладкими, как и все на странном корабле. Пройдя почти половину комнаты, Учитель услышал окрик:

– Стоять!

Оглянувшись, он увидел, как стену вновь разорвала быстро растущая щель.

– Сюда! – мотнул головой один из чужаков. Они оба уже сняли маски, и Ачаду сразу узнал эти лица – одутловатое, с мешками под глазами, и красивое, с тонким носом. Именно эти лица недавно смотрели на них с Хепсу из окон серебряной «лодки».

«Если их только двое, это хорошо», – подумал Учитель, хотя он бы сейчас не справился и с одним, будь тот даже вдвое слабее любого из незнакомцев.

– Быстро! – прикрикнул лысый красавчик. А волосатый не удержался и вновь дал волю рукам, втолкнув сперва Хепсу, а затем и Ачаду в открывшийся проем. Мальчик упал. Учитель бросился поднимать ученика. Сзади раздался смех:

– Бесполезные!.. Погляди, Залг, какие они ничтожества!

– У них маяк, – напомнил тот, кого назвали Залгом. Ачаду скосил взгляд – Залгом оказался лысый.

– Сейчас все узнаем! – Волосатый подскочил к Учителю и рывком поднял его с пола, на котором остался лежать мальчик.

– Погоди, Олрог, – поморщился красавчик. – Пусть очухаются. Нам надо скорей убираться отсюда. Маяк могли услышать не только мы. Затем он прошил холодным взглядом Ачаду: – Отдай маяк, маложивущий!

Рука Учителя дрогнула, начала было подниматься, чтобы забрать у Хепсу камень, но неожиданная мысль пришла вдруг ему в голову. Он опустил руку к собственной повязке и, достав из ее складок подарок старейшины, отдал его лысому мужчине. Тот покрутил в пальцах камень, передал волосатому.

– Что это, Олрог? На маяк непохоже…

– Ха! – радостно хрюкнул «одутловатый». – Похоже на визор! Таких маленьких я и не видел… – Он продолжал разглядывать камешек, а красавчик Залг нахмурился и двинул Ачаду в плечо:

– Эй, бесполезный! Кого ты хочешь надуть? Я просил отдать маяк!

– Да они же безмозглые! – совсем развеселился Олрог, продолжая разглядывать то, что он назвал «визором». – Для них это все – камешки, украшения.

– Откуда вот только у них устройства долгоживущих? – Залг насупился еще больше и занес руку для нового удара. – Отдавай маяк… другой камень! Ну, ты!..

Учитель понял, что отпираться бесполезно, сопротивляться тем более, поэтому молча нагнулся к Хепсу, вынул из его повязки диск и так же молча протянул Залгу. Тот выхватил маяк из рук Учителя, и шагнул в проем, куда уже вышел одутловатый Олрог. Напоследок лысый красавчик обернулся и бросил:

– Мы скоро вернемся. Надеюсь, вы умеете хоть иногда мыслить? Тогда начинайте! Когда мы придем снова, будете отвечать на все наши вопросы.

На месте проема вновь серела стена. Ачаду наконец-то посмотрел вокруг. Они находились в квадратной, маленькой – по четыре шага вдоль стен – комнате. Свет в ней был не столь ярок, как там, где они шли перед этим, но его оказалось вполне достаточно, чтобы внимательно оглядеться. И вновь Учитель не сумел определить источник этого света. Казалось, светился сам воздух, чего, разумеется, не могло быть.

Вдоль двух противоположных стен тянулись лежанки. Ачаду заглянул под одну из них и не увидел ни ножек, ни подпорок – толстая широкая доска выпирала прямо из стены. Лежанки были такими же серыми, как и пол, и стены, – то есть как все, что успел увидеть на корабле Учитель. Он провел рукой по лежанке, затем по стене. Не дерево и не металл. Но твердое, как металл, и теплое, как дерево.

Ачаду вновь склонился к мальчику. Приподнял его, помог сесть на лежанку. Хепсу сразу попытался лечь, но Учитель остановил его:

– Друг мой, сейчас не время спать! Нам надо многое обдумать. Твои измышления очень нужны мне сейчас.

Мальчик, опустив голову, молчал.

– Ну же, ну, Хепсу! – принялся тормошить его Ачаду. – Приди в себя! Возьми себя в руки!

Ученик вяло помотал головой. Говорить он не мог. Или не хотел. И это более всего тревожило сейчас Учителя. Лучше бы Хепсу кричал, плакал – это нормальная реакция в подобной ситуации для детской психики. А такое вот молчание, апатия, уход в себя… Этому надо было как-то помешать. Но как?

Ачаду вскочил, зашарил глазами по сторонам, хотя и так знал, что ничего в крохотной серой комнате, кроме них самих, нет. Зато… что-то мягко хлопнуло ему по спине. Мешок! Учитель совсем забыл про него; он и забросил его за плечи – там, в надувной лодке, перед тем, как подхватить на руки мальчики – совсем бессознательно, по привычке. Но чем он может помочь? Хотя… Нечто твердое упиралось сквозь грубую ткань в спину. Учитель снял мешок, развязал. Ах, вот оно что! Это же игрушка Хепсу! Маленький дусос. Какой с него прок?

И все же Ачаду поднес игрушку к губам, как делал это мальчик, дунул. Дусос издал неприятный жалобный свист. Хепсу вздрогнул и приоткрыл глаза. Учитель дунул сильней. Игрушка засвистела громче, но все так же неприятно. Ачаду непроизвольно поморщился. Зато мальчик наконец-то заговорил:

– Дай мне. Ты не умеешь… – И протянул руку.

Ачаду воспрял духом и отдал Хепсу игрушку. Тот принял ее бережно, провел рукой по трубочкам, будто погладил, а потом медленно поднял ко рту. Он дунул совсем не сильно, но дусос отозвался красивым и очень печальным звуком, пробравшим Ачаду до самого сердца. Трубочки забегали вдоль губ Хепсу, и Учитель невольно заслушался – столь проникновенные звуки полились из невзрачной игрушки. Казалось, что сделанный из сухого дерева дусос ожил, превратился в разумное существо, и рассказывал сейчас о своем горе, о страхе, охватившем его, о невозможности вернуться домой…

Что-то пробежало по щеке Ачаду и упало в бороду. Он провел ладонью – вода… Невольно глянул вверх и только тогда понял, что глаза его полны слез. Что за ерунда! Учитель не верил своим ушам и глазам – сушеная деревяшка не могла сделать такого! Или дело тут вовсе не в ней, а в мальчике? Но тогда это совсем необычный мальчик!

Ачаду и раньше выделял Хепсу среди остальных учеников по уму и сообразительности. Но лишь сейчас он понял, что дело тут было не в уме – точнее, не только и не столько в уме, как в чем-то еще, не подвластном сознанию, в чем-то неосязаемом, исходившим из темных, бездонных, как твердое «озеро», глаз мальчика… Хепсу был другим, не таким, как все остальные, не таким даже, как сам Ачаду. Поэтому и понять его до конца вряд ли было возможно.

Мальчик словно подслушал мысли Учителя. Он перестал дуть, убрал дусос от губ и медленно, ритмично покачивая головой, произнес:

– Мы от неба закрыты,

Нас от дома уносит,

Наши губы разбиты,

Если кто-нибудь спросит:

«Что искали за краем?»,

Мы, и сами не зная,

Промолчим, умирая,

Губы не разлепляя…

– Тут ты не во всем прав, мальчик, – обнял ученика Ачаду. – Умирать мы еще погодим. А вот губы разлеплять и впрямь не всегда стоит… Даже если они не разбиты пока.