Глава 4

Богучар смотрел на улицу с хмурым выражением лица. Дождь буквально стеной стоял, но ехать нужно. Дома ждут. Он выругался и смачно плюнул на крыльцо темницы. Его не радовало то, каким образом пришлось добыть себе свободу.

Проклятый поработитель, король вампиров Горан, приказал всем, кто хочет уйти к семьям с миром, принести клятву верности. Кто не согласен — тех казнят.

Оборотни вереницей потянулись в замок покойного княжича Брани. Богучар не смел их винить. Жить хотелось всем, да и детки малые дома у многих. Сам вот сходил и поклонился новому правителю их страны, хоть и было противно.

Удивительно, но тем, кто не жил в Брани, разрешали забрать скакунов. Было понятно, с чего такая милость. Это две особых породы лошадей давно прирученные оборотнями. Они привыкли к запаху оборотней и к облику в иной ипостаси. Признавали чаще всего только хозяина, который с рождения холил и лелеял. На пятилетие волчонка принято дарить жеребëнка, чтобы он сам вырастил себе друга.

У северных народов особая порода лошадей. В своё время они вывели её сами. Шерсть достигала пятнадцати сантиметров, а густой подшёрсток не давал замëрзнуть зимой.

Богучар не раз слышал, как их скакуны зовут своих хозяев диким ржанием.

— Что будем делать, Богучар? Такой ливень идёт уже второй день и ветер поднялся.

К нему подошёл односельчанин, тридцатилетний Пересвет.

— Думаю, нужно торопиться. Предчувствие у меня такое. Заберём наших скакунов — и в путь. Как твоя рука, Пересвет? Выдержишь дорогу?

Пересвет посмотрел на руку, покоящуюся на перевязи и вздохнул.

— Выдержу, куда деваться. Если сердце чувствует, надо идти. Не зря ты сын Веданы.

Богучар хмыкнул невесело. Потер ладонью густую бороду. Посмотрел на друга. Белые длинные волосы у того спутались и висели плетьми. Лицо было грязное, как и одежда. Только глаза сверкали синевой неба.

— Нет во мне силы, Пересвет. Разве что крошки. Всё Боянке досталось. Мама говорит, колдовство у них по женской линии передаëтся. Тяжело, Пересвет. Как сказать селянам, что почти все погибли? Десять волков остались из всех тех, кто ушёл землю родную спасать.

— Они пали смертью храбрых, Богучар. Родные поскорбят, а потом дальше жить будут. Такова доля. Кто-то умирает, кто-то рождается. Пойду скажу нашим, что выезжаем домой.

Богучар завязал плащ и надел капюшон. Одежда северная, непромокаемая и непродуваемая, ей такая стихия нипочëм. Подтянулся народ. Несмотря ни на что мужики улыбались. Предвкушали, что уже сегодня встретятся со своими семьями. Если поспешить, то к вечеру будут дома. Даже Милад показал белоснежные зубы, несмотря на ранение в ноге.

— Братья, чует сердце, спешить надо. Поможете Миладу и Пересвету в седло сесть. Выдержишь, Милад? — сказал обеспокоенно Богучар, глядя на соплеменников.

— Спрашиваешь. Домой же еду. Противно всё это. Клятву кровопийце дал, но ради семьи же, — скривился Милад.

— Не кори себя, все дали. Даже я, предводитель северного войска. Пошли в конюшню, братья. Наших скакунов, кроме нас, никто не оседлает. У вампиров кишка тонка, — на последнем слове Богучар расхохотался.

Зашли в конюшню. Молодые вампиры разбежались по углам. Эти воинами не были. Рабочий люд, чаще всего трусоватый. Когда Богучар увидел их в первый раз, даже удивился, что такие бывают. Оборотни ничего не боялись, именно поэтому стояли до последнего, даже когда стало понятно, что война проиграна. Княжич Брани не склонил колено, за что его и убили. А потом уже все, кто остался, сложил оружие.

Горан приказал все мечи, луки и стрелы забрать. Рабам не положено. Вот только он не знал, что обыкновенный топор или нож в руках оборотня не хуже меча.

Оседлали коней и двинулись в путь. Повезло, ветер сменил направление и теперь дул в спину. Кони резво мчались по дороге, соскучившись по воле. Поэтому к вечеру были у подножия деревни.

— Что такое? Света в окнах нет? Перебили всех? — заволновался Милад.

— Они воинов отпустили. Зачем детей и стариков убивать? Поехали. На месте разберёмся, — нахмурился Богучар.

Всадники въехали в деревню. Пересвет принюхался и выдал:

— Живьём не пахнет, братья.

— У-у-у-у, — завыл Богучар, но никто ему не ответил. — Ушли куда-то, спасаясь от ворога. Мама должна была чувствовать, что я жив. Она просто так не могла уйти. Едем на поляну совета. Но сначала переоденемся в чистое и вещи соберëм в дорогу.

В деревне стояла тишина. Только птицы кое-где вели перекличку. Это казалось жутким зрелищем. Богучар даже плечами передернул, проезжая мимо тëмных окон домов. Он наконец-то оказался на поляне. Сзади слышался топот копыт. Друзья справили дела и мчатся к нему.

С первого взгляда не было никакого послания, всё как и раньше. Трава у камня вожака примята. Барабан стоит на своëм месте. Богучар подъехал к нему и увидел сверху нацарапанную надпись.

— «Да прибудет с вами Великий Добран». Это явно мама написала. Она намекает на место силы. Ждите здесь. Красибор, поехали со мной.

На краю поляны стоял деревянный идол бога Добрана. За ним — тайник. Прямо в земле вырыли большое углубление, вымостили стенки досками, а сверху прикрыли дерновиной. Если не знаешь о схроне, то и не найдешь.

Богучар спешился, открыл тайник. Внутри лежали котомки, в них хлеб и вяленое мясо, завëрнутые в рушники.Также несколько бурдюков с молоком.

Богучар приторочил всё к луке седла, своего и друга. Потом достал несколько топоров и мечей. На тонко выделанной шкуре было послание. Он не стал читать. Положил в карман плаща. Дыру в земле пришлось снова прикрыть и ехать назад.

Оборотни с нетерпением ждали его возвращения. Глаза сверкнули при виде котомок. Ведана позаботилась о них.

— «Богучар, чует душа моя, не погиб ты. Если нашёл тайник, следуй за нами. Веди всех, кто остался. Мы решили уйти далеко. Куда не скажу. Вдруг вороги тайник найдут. Твоё сердце подскажет путь. Песня наша приведёт. Так я заповедала.» Вот что мама пишет. Разбирайте оружие и припасы. Можно хлебом перекусить и в путь. Медлить нельзя. Тут внизу дата стоит. Вчера днём уехали, когда мы в плен сдались. У них лошадей мало. Пешим ходом идут. Поспешим и догоним, — произнёс Богучар.

— Ты прав. Догонять надо. Отдохнули уже в темнице сидючи, — поддакнул Милад.

Поели немного мяса с хлебом. Запили молоком. Потом Богучар приказал всем выдвигаться в путь. Даже если наступит темнота, оборотни прекрасно видели, а для лошадей Ведана оставила палки с магическим светом. Они пристегивались к седлу, помогая всадникам передвигаться ночью.

— Споём песню нашу, братья. Пусть к родным нас приведёт да поскорее.

Богучар затянул протяжную мелодию, друзья подхватили. Стало как-то тоскливо на душе. Сердце потянулось к ней, к маме, будто ниточку золотую увидело.

— Туда, — махнул рукой Богучар и продолжил петь.

Несмотря на дождь и ветер, старались ехать быстро. Даже ночью не останавливались. К утру стихия прошла. Спешились в лесу и дали себе возможность отдохнуть. Недалеко послышалось журчание ручейка. Богучар пошёл умываться, остальные потянулись за ним.

— Сейчас бы искупаться, — вздохнул Пересвет.

— В Белой искупаешься. Скоро прибудем туда. Хотя куда тебе с твоей рукой. Да и Милад еле ходит. Боянку бы сейчас сюда. Она врачевать умеет, — сказал Красибор.

— Можете меня резать, но я в холодную воду не полезу, — хохотнул Дамир. — В Белой и летом вода прохладная, а тут и вовсе. Осень на дворе. Зима скоро. Мне интересно, где наши жить собрались? Куда Ведана их повела?

— Догоним и узнаем. Я надеюсь, что все они живы и здоровы.

Богучар вернулся к лошадям, сел на камень и стал трапезничать. Он вспомнил о маме, брате и Боянке. Жаль, Негослав погиб в бою. Не уберёг он брата, но у того уже дети подростки. А Боянка только недавно родила. У них разница в двадцать лет. Никто уже и не ждал, что Ведана снова забеременеет, но случилось чудо.

Отец ушёл к предкам в прошлом году. Теперь Негослав. Лишь бы с теми, кто остался жив, всё было хорошо.

Посидели немного и снова вскочили в сëдла. Наверняка селяне отдыхают подолгу. Спят ночами. Там же дети малые, старики, женщины. Как долго ещё мчаться по полям и лесам? Как скоро он увидит свою семью: сыновей, жену и маму с сестрой?

Кроны деревьев шелестели над головой, плакали жëлтыми слезами — пожухлыми листьями. Величественные кедры взмывали свои макушки ввысь, будто пытаясь достать до облаков. Где-то вдали прокричал прощальную песню клин журавлей. Улетают на юг, родимые. Вот и они сейчас покидают любимые сердцу края и, похоже, навсегда.