Глава 6

На негнущихся от волнения ногах, я подошла к столу. Он знал, что я рядом, и, не отрывая взгляда от газеты, сделал знак рукой, присаживаться.

Минуты ожидания в полной тишине были невыносимы. Я вся превратилась в оголенный нерв, и когда вдруг раздался его голос, я вздрогнула.

— Говорят, ты совсем не ешь. Истязаешь себя назло мне?

Я ничего не ответила. Только глаза мои никак не могли перестать его ненавидеть. Встряхнув газету и сложив ее, он убрал ее в сторону, а потом вернул ко мне взгляд. Сейчас его глаза не выражали ничего кроме усталости. И этот факт немного успокоил.

— Только не говори, что тебе есть дело до моего состояния.

Он смотрит так долго, что кожу начинает покалывать иголками.

— Давно уже позади те времена, когда мне было дело до твоего настроения, - произносит задумчиво, и, смахнув с губ крошки, отбрасывает салфетку на стол.

Не могу так долго глаза в глаза с ним. Слишком много ярости во мне. Отвернувшись, замечаю Исая, стоящего у крыльца. Сердце, с тяжестью делает удар, гоня вдруг ставшую загустевшей кровь. На Гесса мне смотреть еще больней.

Лишь когда отвожу взгляд, обдумываю то, что увидела. Он был в компании Марго. Девушка что-то рассказывала ему, хихикая. Оба курили. Взгляд Гесса был прикован к нам. Я разозлилась, сама не понимая, от чего.

Давид, увлеченный экраном своего телефона, словно не заметил ничего.

— Ты знаешь, — проговорил негромко, возвращая ко мне внимание.

Астахов выглядел каким-то потерянным и странным. Сейчас в нем не было уже привычной ярости и ненависти.

– А я ведь и не надеялся, что удастся выбраться из тюрьмы. Я уже смирился с тем, что моей жизни конец... – уголки его губ опустились, придавая лицу несчастный вид.

— Я даже с твоим предательством смирился. Но, когда ко мне пришли и предложили работать на них взамен на свободу, первое, о чем я подумал – это была ты.

Он подвинулся ближе, его лицо замерло в нескольких сантиметрах от моего. Пальцы Астахова нагло запутались в моих волосах.

— Я думал о том, как я отберу тебя у него, как ты будешь смотреть на меня испуганными, полными чувства вины глазами.

Он отстраняется, но лишь для того, чтобы поменять положение и придвинуться ближе. Его хватка на моем подбородке ощущается все также неприятно. И мне приходится приложить все силы, чтобы не подать вида, насколько он мне ненавистен.

— Сейчас у меня есть все то, чего так хотел. Так почему мне ничуть не легче? — черные как ночь глаза жадно, но с тоской скользят по чертам моего лица.

— Почему такая как ты продолжает иметь для меня значение?

Он не ждет ответа на этот вопрос, а я не спешу отвечать. Но на какой-то момент мне начинает казаться, что в больной голове Астахова есть еще толика разумного.

— Как Даня? – срывается с губ то, что я так упорно держала в себе все это время.

Он вздрагивает от моего вопроса, словно от порыва холодного ветра. Глаза приобретают свойственный ему оттенок злости.

— Когда я освобожусь от важных дел, я займусь нами, Роксана. И пусть ты никогда меня не любила, все равно будешь со мной...

С губ рвется смешок.

— Как ты себе это представлял? Ты на самом деле считаешь, что вернешь меня, отобрав ребенка и сделав начальником охраны Гесса? Разве это может иметь смысл?

— С ребенком все хорошо. Считай, это временной размолвкой. А Гесс... – он посмотрел в сторону дома. – Гесс никогда не был проблемой. Его дни сочтены, и тебе лучше не строить на него планы.

— Ты убьешь его?

Он улыбнулся, в уголках глаз залегли морщинки.

— Не обязательно я, кто-нибудь определенно сделает это за меня, — Давид говорит это тихим, едва различимым голосом, словно это его главная тайна, которой он только что поделился со мной.

Я не знаю, что именно в нем изменилась, и почему он вдруг перестал сыпать ругательствами и пытаться уничтожить меня. Но Давид сейчас выглядит потерянным. Психованный маньяк и садист вдруг превратился в гонимого тоской мужчину. Если бы не все происходящее здесь, я бы даже решила, что у него есть сердце.

— Меня интересует только мой сын, — при мысли о Дани, на глаза набегают слезы. Астахов хмурится недовольно и тянется рукой, стирая влажную дорожку с лица. Мои губы начинают дрожать, но не от слез, а от того, что мне противны его касания.

— Ты обязательно увидишься с ним, но для начала мне нужно решить один вопрос. Когда будет безопасно, я верну тебе Даню.

Это впервые когда я смотрю в его глаза открыто, не стараясь отвести их или спрятать. Я хочу поверить ему, ведь так мне будет проще. Его ладонь касается моего запястья, он водит по нему так, словно я все еще имею значение. А потом... он тянется ближе к лицу, и я понимаю, что пойду даже на это, только бы он отдал сына.

— Давид! – раздается за спиной голос Смирновой. Астахов хмурится, неспешно отстраняясь от меня.

— Доброе утро, а я и не знала, что ты здесь.

Ее ладони опускаются на мужские плечи, она наклоняется и целует его в скулу. А он все также не сводит с меня глаз.

— У меня сегодня много дел. Тебе будет лучше остаться у себя. Я вернусь завтра, скажу парням, они заберут тебя.

Не удержав любопытства, я оборачиваюсь, в сторону крыльца, где стоял Гесс. Но его нигде нет.

Давид поднимается из-за стола и, бросив на стул салфетку, уходит в сторону гаража. Я остаюсь сидеть неподвижно, сверля внимательным взглядом тарелку еды. В желудке жалобно урчит, и я думаю, что последний мой прием пищи был вчерашним утром. И сейчас от резкого приступа голода мой желудок стягивает жутким спазмом.

Я думаю о том, чтобы взять с тарелки аппетитный кусок омлета, но мое запястье перехватывает любовница Давида.

— После всего, что ты сделала, он продолжает тебя любить, — ее ногти впиваются в кожу. Я пытаюсь освободиться из ее хватки, вырываю руку, отсаживаясь немного в сторону.

Глаза Смирновой полыхают яростью. Ее лицо перекошено.

— Сколько б я для него ни делала, сколько бы ни старалась, он никогда не посмотрит на меня так, как смотрит на тебя...

Теперь она вся как на ладони. Неуверенная в себе, завистливая и ненавистная. Улыбнувшись, я выдерживаю ее взгляд.

— Может, просто не стоило лезть в чужую семью?

Ответ следует незамедлительно. Схватив нож со стола, она резко подается вперед, утыкая им мне в грудь. И без того грубые черты лица искажает гримаса злости.

— А может, я просто убью тебя? А? Тогда решаться все мои проблемы...

— Убить человека не так просто, как ты думаешь. И точно не десертным ножом, — я опустила взгляд на столовый прибор, который сжимали ее пальцы. Она толкнула в меня его сильней, грудную клетку обожгла острая боль.

Я хотела вывести ее из себя, заставить сделать что-то недопустимое по отношению ко мне. Сегодня я поняла, что могу манипулировать Астаховым. Он чокнутый психопат, и его настроение меняется как день и ночь, но сегодня он не расположен к Смирновой, и я могла воспользоваться этим моментом. Могла бы... Но мне не дали.

Смуглая рука с татуировками на фалангах пальцев сомкнулась на том самом ноже, отталкивая вместе с ним Смирнову. Спустя мгновение нож упал на землю. Женя перевела на Исая растерянный взгляд. Глаза Гесса были также прикованы к ней.

— Что ты себе позволяешь?! Я .. я расскажу Давиду! – она была в ярости. Все ее тело превратилось в наряженный комок нервов.

— Тогда расскажи, что я не дал ее зарезать.

Смирнова бросила на меня яростный взгляд. Она понимала, что пока не обладает достаточными возможностями, чтобы справиться со мной. Теперь ее внимание привлек Исай.

— Ты знаком с ней, ведь так?

Исай молчал, сохраняя абсолютно спокойный вид. Тогда Смирнова повторила вопрос, сопроводив его новой порцией угроз.

— Когда-то был. Но это не имеет значения. Давид просил отвезти вас на работу. Я буду ждать в машине, — даже не обернувшись, он направился в сторону гаража.

Я смотрела ему в след и понимала, что даже ненавидеть его больно. Само присутствие Гесса поблизости заставляло сердце сжиматься. То, что он сделал сейчас, было похоже на жалкое подаяние. Исай выбрал брата, дав Давиду уничтожить меня. И сейчас, в его попытке защитить меня от Смирновой не было никакого смысла.